Цитаты из книги «Рождение советской женщины. Работница, крестьянка, летчица, бывшая и другие в искусстве 1917–1939 годов»

Главная роль в картине вновь принадлежит вождю. Теперь он осеняет своим присутствием собрание женских типажей, демонстрируя их взаимоотношения в общественной иерархии.

К концу 1930-х в советском искусстве окончательно утвердился порядок главных женских типажей, расставленных по «уровню сознательности»

Теперь ситуация перевернулась — привлекая «жен» иллюзией общественно-политической активности, партия возвращала их к рукоделию.

она отсылает к суфражистским и революционным сюжетам о женщинах, вышивающих знамя, а также к ранним «красным кружкам», где крестьянок учили политграмоте, привлекая уроками рукоделия.

Снижение роли женщин в политике выразилось и в новой трансформации праздника 8 Марта — теперь это праздник рождаемости. «Прекрасный подарок к 8 Марта

политическую сознательность тем, что, прочитав в газетах о подвиге папанинцев, «организуют в яслях арктическую комнату».

Инфантильны и сами жены, чьи действия продолжают называться активизмом, но не отличаются от традиционных женских занятий: они «рассматривают игрушки», устраивают качели, детские утренники, музыкальные и хореографические кружки для девочек при заводах; «организуют внешкольный досуг ребят»

портретом Орджоникидзе, его цитатами и специальной вкладкой с избранными местами из выступлений, книга стала надгробным памятником наркома

Главным визуальным документом, отразившим движение жен-общественниц, стал не столько журнал, сколько роскошная экспортная книга «Жены инженеров»

Показать советскую героиню в страдании, уловить усталость в напряжении труда, описать ее горе и страх означало подвергнуться цензуре и проработкам. По словам А. Морозова, «само свойство психологизма, столь культивированной традиции русского реалистического искусства второй половины прошлого века, в тридцатые годы считалось не иначе, как атрибутом чужой, враждебной среды. Им наделялись по преимуществу сугубо отрицательные персонажи»172. Помимо прямых государственных запретов тех или иных характеров или стилистик (какие, например, публиковала в виде директивных статей газета «Правда» середины тридцатых) в ход шли манипулятивные дискуссионные приемы, которые со временем все больше политизировались. Частые в конце 1920-х упреки художников в «неуважении» к советским людям или в создании «злобных карикатур» к 1930-м переросли в обвинения в «диверсии», «терроризме» и «вредительстве».