Глава 2

Солнце только показалось за неплотно задернутыми шторами, а я уже не спала, наблюдая, как блеклые лучи играют на смуглой Диминой коже. Он мирно спал, одну руку засунув под подушку, а другой крепко прижав меня к себе. Вряд ли от нахлынувших чувств – скорее, чтобы я не грохнулась с его узкой кровати.

Я осторожно погладила его по щеке. Дима чуть поморщился, но не проснулся.

События предыдущего вечера одно за другим всплывали в памяти и действовали как холодный душ. Я вспомнила, что на сегодня назначен последний экзамен, и стала спешно выбираться из постели. Меньшее, что можно было сделать, раз уж я не удосужилась вчера открыть учебники – не опоздать на него. А ехать от Димы до моей школы было больше получаса.

– Ммм? – не просыпаясь, Дима попробовал покрепче обнять меня.

– Мне пора.

– Куда?..

– Домой.

– Рано.

– У меня сегодня экзамен.

– Какой ужас, – он уткнулся носом в подушку и засопел, так и не ослабив хватку.

– Мне надо домой за вещами.

– Ммм.

– Ну пусти.

– Угу…

– Дима! – я больно ущипнула его за плечо. Он молча приподнял руку, позволяя мне выбраться.

– Что тебе дома понадобилось?

– Ну что может понадобиться на экзамене. Ручка. Паспорт. Лифчик, если я его здесь не найду, – я поочередно заглядывала под все горизонтальные поверхности в комнате. Что за дурацкая привычка у парней – отшвыривать одежду, едва она попадется под руку.

– А сколько времени? – спросил Дима в подушку.

– Шесть часов.

– Жесть.

– Вот-вот! Экзамен в восемь.

Я вытащила из-под кровати свои трусы и джинсы. Если с первой попытки найду футболку, день определенно задался.

– В последний день учебы важных экзаменов не бывает. Поверь бывалому школяру… – Дима без особой надежды похлопал по кровати рядом с собой. – Оставайся.

Я продолжала одеваться. Он решил зайти с другой стороны.

– Знаешь, как ты красива в лучах восходящего солнца? – по его губам скользнула загадочная улыбка.

– Не знаю. Зато знаю, как в лучах восходящего солнца тяжело искать раскиданную одежду.

Отыскав лифчик среди книг и блокнотов на письменном столе, я внимательно оглядела комнату в поисках телефона. Кажется, вчера он выпал из кармана джинсов. Но где именно?

За стулом обнаружились Димины потертые штаны. Недолго думая, я вытряхнула содержимое его карманов в свои. Теперь у меня были проездной, мелочь, чтобы купить по дороге кофе, и его заряженный телефон.

Под раздевающим взглядом Димы я покрепче затянула пояс и кое-как расчесала волосы пальцами.

– Правда. Не уходи, – повторил он и сел в кровати.

Я молча заплела волосы в косу.

– Вера.

– Можно взять твою толстовку?

Несмотря на то, что лето почти наступило, по утрам все еще было прохладно.

– Можно все, если останешься.

– Спасибо.

Выудив из горы вещей под стулом более-менее чистую толстовку размера на два больше моего, я натянула ее.

– В ванной есть зубная щетка.

– Помню. В твоей коробочке для гостей.

Я наклонилась, чтобы поцеловать его на прощанье.

– Нет никакой коробочки.

– Есть. Там лежат щетки всех твоих девочек.

– Нет никаких девочек, – сообщил Дима мне прямо в губы.

– Мне все равно. Пока.

В ванной в отдельном стаканчике стояли две зубные щетки, обе розовые. Я не глядя взяла одну из них, наспех почистила зубы и умылась. В дверях столкнулась с мамой Димы, вежливо поздоровалась с ней и тут же попрощалась, чувствуя странную неловкость, хотя он даже как-то представил меня своей девушкой.

Извинившись и наскоро сунув ноги в босоножки, я сбежала. Со стороны это, должно быть, выглядело ужасно глупо.

Домой я приехала в семь тридцать. Своим ключом открыла входную дверь. Тишина в квартире царила полнейшая – никакой утренней суеты и запаха крепкого кофе, который папа обычно выпивал перед работой. Кажется, никого и дома уже не было. Только у двери в коридоре одиноко стоял мой школьный рюкзак. Мне хватило короткого взгляда, чтобы понять: кто-то собрал его, доверху набив всем, что лежало на моем письменном столе – последними несданными учебниками, исписанными ручками и тетрадями. Из бокового кармана торчал паспорт.

Я с полминуты стояла в темном коридоре, тупо уставившись на этот рюкзак. Потом закинула его на плечо и вышла, неплотно притворив за собой дверь.

Я её не заперла.

В школе все было как обычно. Шестнадцать лет мне исполнилось вчера, а сегодня все стало по-прежнему. Никто не заметил ни моей мятой одежды, ни удрученного вида. Школа бурлила обычной школьной жизнью – спешила, гудела, сплетничала, дралась и орала. Я воткнула в уши наушники и осторожно пробиралась к классу, здороваясь по дороге со всеми, кого видеть совсем не хотела: одноклассниками, учителями и мелочью из начальных классов, которая вечно принимала меня за училку.

У входа в класс стоял высокий мужчина. На фоне школьного коридора он выглядел странно. Странным было все: длинные белые волосы, неестественно светлые глаза и тонкие руки с длинными, по-птичьи скрюченными пальцами, торчащими из-под манжет льняного пиджака. Мужчина заметил меня издалека и довольно улыбнулся. Какое-то мгновение мы молча смотрели друг на друга, потом прозвенел звонок, и я поспешила в класс, прижимая паспорт к груди. В школу пригласили особую комиссию, и зарегистрироваться на экзамен было сложнее, чем на рейс самолета.

На следующий час с лишним я напрочь выпала из реальности, полностью погрузившись в задания. Очнулась только, когда объявили короткий перерыв. Я вышла в коридор и снова наткнулась на странного мужчину. Он стоял на том же месте и также странно и мечтательно улыбался.

Я молча прошмыгнула мимо него в женский туалет.

– Ты знаешь, кто это? – спросила я одноклассницу, когда мы вместе вышли.

Она уставилась прямо туда, где стоял незнакомец.

– Где? Ты что, Петренко не узнала? – она хлопнула меня по плечу. – Умойся, что ли. Протри глазки. Тебе ими еще час на буковки смотреть. У тебя, кстати, что в четвертом номере?

Я хотела показать ей мужчину, но на прежнем месте его уже не было. Его вообще нигде не было, хотя меня не покидало ощущение, будто он по-прежнему за нами наблюдает.

«Ну да, – сказала я себе. – Наблюдает, а сам превратился в невидимку. Или парит где-нибудь на крыльях ночи».

Прозвенел звонок, и вместе с другими я вернулась на экзамен. Но не просидела за партой и десяти минут: в класс вошел тот самый незнакомец. Просто открыл дверь и вальяжно переступил порог. Потом чуть склонил голову в сторону учительницы, приветствуя ее, точно аристократ из девятнадцатого века, и спросил:

– Могу я использовать ваше время?

Голос у него был приятный. О таких обычно пишут «бархатный» или даже «проникающий под кожу». Я не дыша уставилась на учительницу – хоть она-то его видит?

Она приветливо улыбнулась ему, как старому знакомому, и ответила:

– Разумеется. Класс в вашем распоряжении.

Вот так прямо посреди экзамена? Серьезно? Прав был Дима, в последний учебный день серьезных экзаменов не бывает.

Мужчина неспешно, чуть шаркая ногами в светлых туфлях, двинулся к доске. Взгляд его поочередно останавливался на лицах всех, кто был в классе. Свое я постаралась сделать максимально бесстрастным.

– Вы, может быть, спрашиваете себя, дорогие дети, – начал он также неторопливо, как шел, – зачем я здесь. Хотя какие дети? Иные из вас способны на такое, что взрослым не снилось, – он замер у доски.

С последней парты мне было отлично видно, как сильно он похож на рисованную картинку, стоя вот так на темно-зеленом фоне. С длинными белыми волосами, в светлом льняном костюме – вылитый Гендальф ¹в юности. Мужчина взглянул на меня и снова улыбнулся своей мечтательной улыбкой.

– Я пришел, чтобы лично сообщить вам одну неприятную… да, очень неприятную новость, – он выдержал театральную паузу. – Сегодня утром были убиты госпожа Дымова с детьми. Зарезаны обычным кухонным ножом. Каждый получил удар в сердце. Произошло это примерно в начале девятого. В квартире девяносто один дома номер шесть на Марьинской улице.

Я почувствовала, как внутри замерзает айсберг размером с дом. Этот человек назвал мой адрес. Но моя фамилия – Царёва.

– Госпожа Дымова приехала в эту квартиру только вчера, – словно в ответ на мои мысли продолжал мужчина. – Она была родной сестрой владельца. Если бы не взяла фамилию мужа, то звалась бы сейчас Ульяной Царевой…

Его голос доносился до меня словно издалека. Ульяна мертва? Женщина, которую я видела всего пару раз в жизни, которая заставила меня уйти из дома, а сегодня утром наверняка собирала мой рюкзак.

Не может быть.

Воцарившаяся в классе тишина нависла липким облаком. Все обернулись ко мне.

– Семья Царевых, проживающая в этой квартире, нисколько не пострадала, – продолжал мужчина. – Мы также можем с уверенностью утверждать, что убийца, – слово больно резануло слух, – был знаком с жертвой. Иначе как объяснить, что она сама открыла ему дверь? И когда убийца несколько раз ударил Дымову ножом, она, судя по всему, не сопротивлялась. Дети – девочка восьми лет, мальчик семи и младенец – убиты также.

Я поняла, что прижимаю ладонь к губам. Первым желанием было бежать домой. Или хотя бы прочь из класса, дальше от десятков устремленных на меня глаз. Но стоило мне взглянуть на дверь, как до ушей донесся тихий щелчок – словно повернули ключ в замочной скважине. Кто-то запер нас снаружи? Что, черт бы все это побрал, происходит?

Я начала задыхаться, хотя окна были распахнуты настежь.

– …говорить о том, что мы знаем подозреваемых, не имеет смысла. Я могу прямо здесь и сейчас назвать виновных.

Я подняла глаза – мужчина стоял прямо передо мной. Когда он успел подойти?

– Вера Царева, если не ошибаюсь?

– Да.

– Ты виновна в смерти своей тети и племянников.

Я глубоко вздохнула. Это неправда. Не может быть правдой. Собрав все свое хладнокровие в кулак, я спросила так спокойно, как только могла:

– Почему вы так считаете?

Мужчина изящно пожал плечами.

– Потому что это так и есть?

– Это вопрос?

– А что, похоже?

Он улыбнулся, показав ровные белые зубы. Можно было подумать, я маньяк, за которым он гонялся лет двадцать и вот наконец настиг. Хотя из нас двоих на маньяка все больше походил он.

– Я никого не убивала.

– Хочешь обсудить это?

Класс вокруг меня словно замер – я даже не слышала ничьего дыханья. Все смотрели на нас немигающими мертвыми глазами. Чем бы это ни было, оно с каждой секундой все больше напоминало плохой ужастик.

– Где?

Он снова радостно пожал плечами.

– Да хоть в коридоре.

– Окей.

Я встала из-за парты и, с трудом переставляя ватные ноги, в гробовой тишине последовала за незнакомцем. Стоило ему остановиться перед дверью, как снова раздался щелчок, и дверь мягко отворилась. Сама.

Я шла за ним в каком-то оцепенении. Школьный коридор был пуст, двери в классы закрыты. Я подумала, может, пора прощаться с родными стенами? Что, если всех вывели, а меня прямо сейчас куда-то увезут? Тогда где группа захвата или хотя бы его напарник с наручниками и пистолетом?

Пока я размышляла, что из произошедшего вчера стоит рассказывать, а что нет, мужчина остановился в конце коридора и знаком пригласил меня в пустой класс. Я молча повиновалась.

Снова щелкнул замок, хотя я точно помнила, что дверь в этом классе неисправна. Ее даже не закрыть толком – не то, что запереть. Я прислонилась к стене.

– Вы не можете обвинить меня в убийстве.

Он чуть заметно склонил голову набок.

– Именно это я и собираюсь сделать.

– То, что я заходила домой сегодня утром, не значит, что я убила тетку.

Брови его насмешливо взметнулись. Он развел руками с изяществом, которому позавидовали бы многие женщины.

– Позволю себе заметить, я этого не говорил. Я сказал, что ты виновна в ее смерти.

– Тем, что оставила дверь открытой?

– Тем, что ненавидела Ульяну.

Мужчина повернулся ко мне. Нас разделяло полкласса, но от холода, которым от него веяло, кожа от шеи до кистей рук покрылась мурашками.

– Если это все, что вы можете мне предъявить, мы теряем время.

– Ну почему же. Мы знакомимся.

– И как вас зовут?

– Лестер. Для тебя, Вера, просто Лестер.

Его мечтательно-маниакальная улыбка начинала действовать мне на нервы. Хотелось обхватить себя за плечи, но я даже не скрестила рук.

– Если я сейчас с силой дерну дверь, она не откроется?

– Ты чрезвычайно догадлива.

Он плавно двинулся ко мне. Мне ничего не оставалось, кроме как рассматривать его, прямо и нагло, пока он с нескрываемым любопытством рассматривал меня. Почему у него белые волосы? Седые? И почему глаза с цепким взглядом такие странные, почти бесцветные?

Почему я виновна в смерти Ульяны?

– Почему я виновна в смерти Ульяны? – вслух произнесла я.

– Потому что это правда.

– Это не ответ.

Он сделал еще шаг. Я почувствовала, как леденеют ладони и кровь медленно отливает от лица.

– В тебе скрыто больше, чем ты думаешь.

Я выдохнула.

– И это все?

– А этого мало?

– Этого недостаточно, чтобы обвинить меня перед всем классом и притащить сюда.

– А по-моему…

– Откройте дверь.

– Разве она заперта?

– Откройте. Дверь, – тихо повторила я.

Он поднял руки, словно сдавался.

– Хорошо. Я объясню тебе так, чтобы было понятно. Начну… с чего бы начать? Вот возьмем вчерашний вечер – с него же все началось? Ты встретила Зою, передала ей часть своей энергии. Да-да, это возможно, ты и сама прекрасно знаешь. Ты поделилась энергией, а заодно неистовым желанием уничтожить тетку вместе с детишками. Зоя впитала твое настроение, она, знаешь ли, очень восприимчивая девочка. Промаялась до утра, бедняжка, но так и не смогла совладать с собой и отправилась к тебе, даже толком не зная, зачем. И подумать только! Дверь в квартиру оказалась не заперта. Даже толком не закрыта. И, как назло, Ульяна с детьми были дома, но ничего не услышали – крепко спали после того, как проводили твоих маму и папу на работу. Представь, – он махнул рукой куда-то в сторону, точно на стене показывали фильм, – Зоя вошла и увидела спящую Ульяну. И вчерашнее желание причинить боль этой женщине – твое желание, между прочим, – овладело ей. Думаю, Ульяна так и не проснулась. Разве что дети… но что могут дети, когда перед ними человек с ножом и четкой целью их прикончить. Младенчик, наверное, орал… Мда. У вас вся гостиная в крови, – закончил он будничным тоном.

Я медленно сползла по стене вниз. Откинула голову и стала смеяться. Я хохотала в голос. О Господи Боже мой. Не меня надо забрать, а этого сумасшедшего – причем прямиком в психушку.

Лестер молчал. В лице его не отражалось ничего – он терпеливо ждал, пока мой истеричный смех утихнет.

– Ты связана с Зоей.

– С чего бы?

– Ты имела несчастье испортить свою душу до такой степени, что не способна жить в гармонии с миром.

– И поэтому можно считать меня сумасшедшей? – я все-таки обхватила себя руками. Может, он все это выдумал, а Ульяна как ни в чем не бывало прямо сейчас хозяйничает у нас дома?

– Я не считаю тебя сумасшедшей.

– Вы считаете, что я могла бы поверить в эту чушь?

– А ты не веришь?

– А вам не надоело отвечать вопросом на вопрос?

Он проигнорировал мой язвительный тон.

– Так было с начала времен. Чтобы худшие из людей не смогли принести слишком много боли другим. Стоит тебе обратить свою злость против кого-то, этот человек будет страдать.

Я медленно поднялась. Страх постепенно улетучивался. Хотелось двух вещей: избавиться от его общества и как можно скорее попасть домой.

– Это несерьезно. Это просто смешно.

Он с невозмутимым видом кивнул в сторону двери.

– Сейчас прямо за дверью стоит Зоя. Она борется с невыносимым желанием убить меня: я тебе, мягко говоря, не нравлюсь. Но она не сделает этого. Знаешь, почему?

Дистанция между нами резко сократилась. Я не заметила, как он оказался на расстоянии короткого выдоха. Успела только подумать: этот человек намного опаснее Зои с ножом в руках.

– Потому что я здесь, чтобы защищать ее, – сказал Лестер. – Но подчиняется она тебе. Ты разрываешь её.

– И мне стоит поверить в эту сказку?

– Ты уже в нее веришь.

Мы стояли там, уставившись друг на друга. Я разглядывала крошечные льдинки в его глазах. Он тоже во мне что-то очень внимательно разглядывал, точно искал подтверждения своей теории.

– Хорошо. Я верю.

– Правда? – Лестер выглядел удивленным.

– Вы бы не привели меня сюда, если бы думали, что я не поверю.

– Можешь обращаться ко мне на «ты».

Я спросила, не отрывая взгляда от его глаз:

– А кто ты?

Лестер улыбнулся так обаятельно, что у меня на секунду перехватило дыхание.

– Кто захочешь. Если только ты мне веришь.

– Я же сказала, что верю. В то, что дверь закрывается сама, хотя в ней даже нет замка. Или что есть тот, кто за меня прикончит любого, кто мне не нравится. Окей. Пусть так.

Я ждала, что он растеряется от моих слов, но он только удовлетворенно кивнул. Лестер отступил на шаг, но и этого хватило, чтобы воздух едва заметно потеплел. Я почувствовала, что крепче стою на ногах и даже почти уверилась, что меня не арестуют.

– Значит, я не ошибся…

– Даже если так. Чего ты хочешь?

– Исцелить твою душу.

Я успокоилась настолько, что смогла снисходительно улыбнуться.

– Я совсем не жестока.

– Это не так.

– Ну, я бы точно не стала никого убивать. И злости во мне никакой нет. Я обычная.

Настал его черед скрещивать руки.

– А что ты делаешь в свободное время?

– Ничего особенного. Рассказы пишу.

– И о чем эти рассказы?

– Ты что, их читал?

Он кивнул.

– А если скажу, что я их выбросила?

– Это неважно.

Я действительно раньше много писала и точно знала, что никто не читал моих опусов. В последнее время я в красках описывала одни кровавые убийства.

– И зачем ты здесь?

– Увидим. Пока я собираюсь следить за безопасностью Зои. И за тобой.

Я помолчала. Потом спросила:

– Если я такая ужасная, кто же спасет меня от монстра, что живет во мне самой?

– Милосердие.

Я чуть снова не рассмеялась.

– Милосердие? Ты это серьезно?

Кажется, в его глазах мелькнуло сомнение. Я решила воспользоваться моментом и прошмыгнула мимо него к двери. Снова щелчок – передо мной с потерянным видом стояла Зоя. Тонкие худые руки ее сжимались в кулаки.

Прежде чем пройти мимо нее обратно в класс, я тихо и четко произнесла, не оборачиваясь:

– Ничего у тебя, Лестер, не выйдет. Я такая, какая есть. И если ненавижу, то до самой гробовой доски.