Лёша согласился с ним и пошёл в свою крошечную каморку, что располагалась рядом с галереей. Уснуть в такую необычную ночь не получится. Ведь впервые на Лёшиной памяти в церкви остаётся переночевать турист. Точнее туристка. И какая! Он мельком разглядел её. Чёрные, как у цыганки, локоны обрамляли бледный овал лица и подчёркивали изумрудно-зелёные глаза, блестевшие под широкими бровями. Чувственные губы, что-то шептали в бреду.
– Никому не расскажу, – успел расслышать он, прежде чем настоятель попросил его покинуть комнату.
Ведьма не иначе! И что за секрет она боится выдать? Любопытство беспокоило алтарника до самого восхода солнца. Даже за чашкой утреннего кофе он продолжал строить предположения. Быть может, это призрак. Однако подросток усмехнулся при этой мысли. Уж больно материальна была незнакомка.
– Телефон не работает. Нам бы сотовым обзавестись, – предложил алтарник, заметив на пороге трапезной сонного отца Владимира.
Настоятель покачал головой. В век, когда батюшки ведут популярные блоги, церковь не запрещала священнослужителям иметь смартфоны, однако иерей считал их излишеством. Он полагал, что обычного стационарного телефона достаточно, чтобы поддерживать связь с миром.
– Нужно как-то сообщить о ней спасателям, – проговорил Лёша и отпил из чашки.
***
Перед рассветом у незнакомки усилился жар, кашель разрывал лёгкие, её сотрясала крупная дрожь. Ломило каждый сустав, было трудно дышать, саднило горло. Холодная ладонь настоятеля принесла некоторое облегчение, но всего лишь на краткий миг. Одиллия ненадолго пришла в себя, обвела беспокойным взглядом сумрачную незнакомую комнату.
– Где я? – сипло спросила она, растерянно поглядев на облачённого в тёмный шерстяной подрясник мужчину с окладистой бородой, склонившегося над ней.
Он был взволнован состоянием незнакомки.
– Вы в церкви Святого Николая Чудотворца, – ответил он. – Как вас зовут?
– Одиллия Шумилина, – тихо отозвалась она и закашлялась. – А кто вы?
– Я помощь, в которой вы так нуждаетесь, – сказал он и улыбнулся. – Что произошло?
– На пике Делоне случилась лавина, – едва слышно произнесла она.
Священник напоил её горячим молоком с мёдом, которое любезно принёс алтарник. Потом дал жаропонижающие таблетки. Тишину в комнате нарушали хрипы и надсадный кашель Одиллии. Отец Владимир меланхолично размышлял о том, что же привело её в этот оторванный ото всего мирского уголок.
– Наверное, ваши родители любили "Лебединое озеро", – произнёс он.
Глаза гостьи стали влажными от затаённых слёз, губы дрожали. Её захлестнуло отчаяние.
– Мне кажется, я умираю, – прошептала Одиллия и вдруг встрепенулась. – Нужно помочь ему, нужно спасти его.
– Кого спасти? С вами был кто-то ещё? – встревожился Владимир.
– Да, мой друг – Станислав Белов. Вы поможете отыскать его? – она схватила священника за руку и крепко сжала.
– У вас температура. Вызвать спасателей пока не получается – телефон не работает, дорогу замело, машина не проедет. Как только утихнет буря, мы сделаем всё возможное, чтобы помочь вашему другу.
– Не оставляйте меня, – молила она. – Мне страшно.
– Чего вы боитесь?
– Это сложно объяснить, – отвечала она слабым голосом. – Но я чувствую, что нужно рассказать обо всём.
– Вам необходим отдых, у вас, вероятно, воспаление лёгких. Сон поможет вам восстановить силы, и завтра вы всё расскажете.
– Я должна сделать это сейчас… Завтра может быть поздно, – с трудом вымолвила Одиллия.
Настоятель замер в ожидании рассказа. Ему часто исповедовались и не только прихожане. Он обладал удивительным даром располагать людей к откровенности. Владимир умел слушать, для этого требовалось понимание и терпение. Он открыл в себе этот талант задолго до того, как решил стать священником. Люди ощущали в нём благожелательность и многие сами, не зная причины, доверяли ему тайны своего прошлого.
Мысли путались, слова никак не хотели складываться в предложения. Одиллия не могла сосредоточиться, сделав над собой усилие, она приподнялась на подушке.
– Только обещайте, что не придадите огласке мою историю, – попросила она, и облизнув пересохшие губы, добавила: – Боюсь, не доживу до завтра.
За долгий срок службы в церкви настоятель ни разу не нарушил таинства покаяния. Это сокровенный момент, когда можно говорить с душой человека. Открывается множество секретов, множество грехов маленьких и больших, невольных и намеренных. Тернистый путь к спасению, который не каждый сможет осилить. Но какие грехи тяготят сердце молодой женщины?
– Что ж вы можете быть спокойны относительно меня. Я сохраню ваш ужасный секрет. К тому же, я полагаю, вы выживете.
Одиллия устало закрыла глаза. Несколько долгих минут она собиралась с силами, чтобы начать грустную повесть.
– Я давно не была в церкви. И никогда не исповедовалась, – хрипло пробормотала она.
– Начните с того, что вас больше всего волнует, – посоветовал священник.
– Я стала свидетелем убийства моей сестры, – выпалила она.
Настоятель опешил от услышанного. Он не предполагал, что за неприглядный секрет таится в глубине души Одиллии.
– Это её кровь на вашей одежде? – осторожно спросил он.
По обветренным щекам женщины текли слёзы раскаяния, но они не приносили облегчения, только горечь и печаль.
Одиллия на мгновение замерла растерявшись. Она всегда стеснялась собственной слабости. Настоятель молчал, смиренно ожидая, когда слёзы иссякнут, как летний дождь.
– Нет, что вы, – отрицала она и её щёки окрасил румянец.
– Чья же кровь на куртке?
– Не знаю, – прошептала она. – Извините, не могу вспомнить. Последние дни окутал туман.
Оди беспомощно озиралась, будто потеряла что-то и никак не могла найти. Настоятель Владимир терпеливо вздохнул.
– Длительное время я хранила молчание и ничуть себя не оправдываю. Моему поступку нет прощения, – всхлипнув, произнесла Одиллия.
– Как это случилось?
– Моя сестра погибла шестнадцать лет назад.
Её голос печальным эхом разнёсся по полупустой комнате, где тотчас воцарилось напряжённое, полное ожидания, безмолвие. Его нарушало тиканье настенных часов, напоминавших о скоротечности человеческого существования, и хриплое дыхание гостьи.
– Если вам тяжело вспоминать о тех страшных событиях…
– Нет, мне нужно облегчить душу, – поспешила с ответом Одиллия. – Это произошло давно, но я помню всё. Помню каждую секунду того далёкого дня. Дня нашего рождения.
Моя сестра… Одетта… Выглядела такой хрупкой, как статуэтка из хрусталя или фарфора. Её кожа, очень бледная и тонкая, сквозь неё виднелись синеватые вены, подобные рекам на земле. У её души был столь же тонкий покров. Одетта обладала восприимчивой натурой. Любая мелочь глубоко трогала её. Сестрёнка часто плакала, порой по пустякам. Она всегда была на виду, не умела ничего скрывать.
Я считала её своей противоположностью. Мы как Инь и Ян, чёрное и белое. Нам трудно существовать вместе, слишком разные у нас характеры… Были…
Даже по прошествии стольких лет Одиллия не оправилась от утраты. Слёзы застыли в уголках глаз, руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Она не смирилась. И ей стоило больших усилий вновь продолжить, ведь о том, что имеет значение рассказывать сложно.
– Говорят умереть в день рождения хорошая примета. Древние верили, что душа умершего достигла истинного просветления. Мне кажется, что это всего лишь злая ирония, – она с грустью посмотрела на часы, отмерявшие мгновения. – Я не сказала вам – мы с Одеттой были близнецами. И день появления на свет у нас – общий. Один на двоих. Одетта родилась на пять минут раньше, чем я, – облизнув губы, пробормотала Одиллия.
– Весомое преимущество, – насмешливо заключил настоятель.
– Время имеет над нами огромную власть. Лавина за секунду смела наши со Стасом жизни. Один день может изменить судьбу навсегда. Особенно символично, если это твой день рождения…
…Одиллия вспомнила, что семья Шумилиных предпочитала проводить именины в необычных местах. На шестилетие папа взял их на рыбалку, и они всё утро провели у живописного озера в надежде поймать золотую рыбку, которая была обещана в качестве подарка.
Устроившись на краю деревянного пирса, близнецы закинули удочки и замерли в предвкушении чуда. Но, как известно, ждать иногда приходится долго. Терпение не было сильной чертой Оди, поэтому она зачерпнула пригоршню холодной воды и плеснула в лицо Одетты. Она завизжала и сделала то же.
Дети веселились, брызгались водой и за два часа не поймали ни одной рыбки. Папа строго предупредил:
– Рыба любит тишину!
Девочки переглянулись, как заговорщики и смолкли.
– Смотрите! – тихо произнёс папа и наклонился, они последовали его примеру и увидели маленьких золотых рыбок.
– Пап, это же настоящее чудо, теперь можно загадывать желания каждый день, – прокричала довольная Оди и запрыгала от радости.
– С осторожностью относитесь к своим желаниям, – назидательно проговорил отец, проворно извлёк рыбок сачком и залил вместе с водой в пакет.
Одетта назвала свою рыбку Адмиралом, Одиллия – Аквой. Шесть лет рыбки жили в одном аквариуме, взрослели вместе с сестрами и даже в чём-то походили на них. Оди пренебрегла советом отца и часто загадывала желания Акве, но исполнять их она не торопилась…
…Настоятель усмехнулся, вспомнив, как сам нередко загадывал желания, и они не исполнялись. Он успокаивал себя так – Бог даёт человеку только то, что действительно нужно…
…Родители души не чаяли в Одетте. Угадывали любую её прихоть. Но надо отдать ей должное – желания девочки были незатейливы. Она хотела немногого. Ода мечтала о титуле "Снежный барс", которым награждаются альпинисты, покорившие высочайшие горы.
– Мама, можешь дать мне денег на новые карабины? – в канун рокового дня рождения спросила Одетта.
Родители всегда осуществляли желания своей старшей дочери. Оди, подслушавшая этот разговор, была уверена – сестра получит то, что просит.
– Конечно, ласточка моя, – сказала мама и поцеловала Одетту.
Одиллия тоже решила попробовать. Как и всякий подросток, она любила манипулировать родителями.
– Мам, нужны бабки, – пережёвывая зелёное яблоко, проговорила девочка.
Мама готовила ужин. Она так и замерла с ножом в руке. Людмила Александровна воспитывала дочерей в строгости, и это было неудивительно. Дети не обладали усидчивым характером и много шалили. Близнецы выглядели одинаковыми, и мама иногда одевала их в похожую одежду. Девочек часто путали учителя, и это было Оди на руку. Она озорничала, но ответственность за её проступки сёстры несли сообща.
– Одиллия, кто научил тебя таким словам? – возмутилась мама и оглянулась через плечо.
Девочка не ответила, но вопросительно посмотрела на мать и на мгновение залюбовалась её точёным греческим профилем. Под изогнутыми чёрными бровями блестели льдисто-голубые глаза. Гладкие волосы она собрала в тугой пучок. Несмотря на любовь к вкусной еде и несомненный кулинарный талант, мама сохранила стройную фигуру.
– Я давала тебе деньги на расходы в понедельник. Уже потратила?
– Да, мои карабины сломались, – солгала Оди.
– Мы же покупали их совсем недавно.
– Для тренировок требуются надёжные.
– Хорошо, мы вместе пойдём в спортивный магазин и подберём карабины, – сказала она и продолжила резать морковь.
– Хочу, сама купить, – упрямо произнесла Одиллия.
– Вот придём в магазин, и ты сама их выберешь, – пообещала мама, поставив тарелку с салатом на стол.
В выходные, как и было обещано, они отправились в магазин спортивного инвентаря, и целый час Одиллия бродила между рядов со снаряжением для скалолазания. Карабины были ей не нужны. Она хотела купить мини-юбку, но стеснялась рассказать об этом матери.
– Оди, нашла то, что искала? – поинтересовалась мама.
– Конечно, – прорычала Одиллия, схватив первые попавшиеся карабины.
Голоса прошлого эхом раздавались в памяти Оди, доставляя горечь и радость одновременно…
– Мне казалось, что родители всегда потакали капризам Одетты, а меня держали в строгости. Теперь я понимаю, что они пытались усмирить мой характер, старались не испортить меня. Но некоторые люди рождаются с червоточиной…
…Однажды Одетта принесла очередную медаль с городских соревнований. Родители хвалили её, а Одиллия отсиживалась в стороне. Девочка чувствовала, как они гордятся сестрой. Одетта светилась от счастья, словно бы она только что выиграла олимпиаду.
– Когда-нибудь ты станешь чемпионкой, – мечтал отец и мама захлопала в ладоши, как ребёнок…
– Думаю, ваши родители возлагали на вас большие надежды, – произнёс настоятель и внимательно посмотрел Одиллии в глаза. Она стыдливо отвела взгляд и всхлипнула.
– На неё. Они возлагали надежды на Одетту, я была дополнением, – в голосе гостьи звучала ревность.
– Завидовать, хуже, чем враждовать! А кто поражён завистью и соперничеством, тот жалок, потому что он соучастник злобы. Вы много сравнивали себя с сестрой. Сравнение – источник зависти, а зависть – источник зла!
Именно в зависти настоятель видел корень всех её проблем.
– Не в силах наблюдать, как они превозносят её, я убежала в свою комнату и заперла дверь на ключ, чтобы никто не вошёл. Упала на кровать и уткнулась в подушки, а когда повернула голову, то увидела аквариум, где безмятежно плавали рыбки. Их золотистая чешуя привлекла внимание.
"Пусть Одетта исчезнет" – попросила я у Аквы. Это произошло накануне тринадцатого дня рождения.
Замолчав, Одиллия следила за необычными тенями, танцевавшими на деревянном потолке. Настоятель прислушался к завыванию ветра. Буря только усилилась в последние часы. В этих краях давно не было такого шторма.
– И Аква… Исполнила моё желание, – прерывисто призналась она после долгой паузы и вновь воцарилось безмолвие.
Казалось, с момента начала исповеди прошла целая жизнь, но минул всего лишь час. Усталость не давала собраться с мыслями и продолжить повествование. Одиллия то проваливалась в сон, то снова испуганно открывала глаза. Стремление жить ещё никогда не было так сильно в ней.
Настоятель отлучался от гостьи несколько раз. Он знал, что она нуждается в помощи, поэтому не оставлял надолго. Созерцал, как её глаза хаотично бегают под тонкими веками, опушенными чёрными ресницами. Что же ей снится? Он и не подозревал, что она перенеслась во сне в тот день, который навсегда изменил её судьбу.
Священник решил подождать, сел на стул, открыл книгу, и щурясь, продолжил читать. При тусклом свете он едва различал буквы, что расплывались на старых страницах.
Почти полночь. Часы мерно тикали, отсчитывая мгновения до светлого праздника – Рождества Христова. Эта волшебная ночь дарит надежду на искупление.
***
К утру гостья скинула болезненные оковы сна. Настоятель накормил её куриным бульоном, напоил отваром из целебных трав и она продолжила свой рассказ:
– Тогда мы жили в Кировске. Отец работал инженером на Апатито-Нефелиновой обогатительной фабрике, а мама преподавала в гимназии. В ту роковую весну, мне исполнилось тринадцать лет. Родственники позаботились о том, чтобы день рождения запомнился надолго. Гостей собралось много, родители хлопотали вокруг них, а мы были предоставлены сами себе. Мама приготовила столько разных блюд. Я почти ничего не ела, у меня всегда был плохой аппетит…
…Пристально наблюдая за Людмилой Александровной, Одиллия отдала куриную ножку коту Феликсу. Сестра с неодобрением проследила за ней, она считалась примерной девочкой, поэтому оставила свою тарелку чистой.
– Здесь скучно, – шепнула Оди и подмигнула ей.
Ода неуверенно улыбнулась, поняв, что задумала девушка.
– Пойдём, – сказала Одиллия и схватила Одетту за руку.
Никем не замеченные, они сбежали с праздника. В душе у обеих царило озорное настроение. Одиллии нравилось нарушать правила, идти наперекор миру. Одетта безропотно плелась за ней, хотя сама не понимала, хочет этого или нет. Нередко она слепо подчинялась влиянию своенравной сестры-близнеца.
– Куда мы? – насторожилась Одетта.
– Скоро узнаешь, – ответила Одиллия и ускорила шаг.
Минуя главную улицу, ведущую к сердцу города, они быстро добрались до кромки, отделявшей лес от города, окружённого со всех сторон горными кряжами. Там в глубине лесной чащи скрывалась кварцевая штольня, которая уже много лет была заброшена. Кварцевый песок и кристаллы, что добывали здесь до Великой Отечественной войны, использовались для производства стекла. Теперь тут редко появлялись люди. В округе властвовала пустота и необъяснимое умиротворение. Мягко шумели кроны берёз, на ветвях затянули весенние песни соловьи. Рядом слышалось неспокойное течение реки с широкими порогами. Озеро Большой Вудъявр служило истоком речки Белой. Она славилась бурным нравом. Вода в ней кипела и пенилась. Родители запрещали девочкам играть на побережье. Однако пологие берега со временем превратились в любимое место отдыха подростков.
Чем ближе сёстры подходили к скале, где когда-то велась разработка, тем больше Одетта волновалась и суетилась, должно быть, предчувствуя что-то. Догадавшись, куда ведёт таинственный путь, она взяла Одиллию за руку.
– Может, не пойдём? – предложила сестра.
– Что испугалась? Это не страшнее, чем покорить горы, – бравировала Оди. – К тому же там нас ждёт Стасик!
Одетта зарделась. Кажется, она была влюблена в их друга, однако неумело скрывала это. Одиллия торопливо потянула её за собой. Сестра-близнец смиренно вздохнула. Она не любила споров, старалась сглаживать острые углы, но в то же время ей было не чуждо упорство.
– Не нравится мне эта затея, – пробормотала Одетта. – Давай вернёмся, пока родители нас не потеряли.
– Ты так предсказуема. Любишь быть послушной? – дразнила Одиллия. – Я не позволю тебе испортить наш праздник.
– Ты просто вредина, – поморщилась Ода и сдалась.
Снег в этом году растаял необычно рано. Они пошли вглубь леса, туда, откуда дул холодный ветер. Напряженное предвкушение скорых изменений не покидало их. Одиллия любила неизведанное, она стремилась к открытиям, Одетта шла позади неё, осторожно оглядываясь. Они не представляли, что спешат навстречу неумолимой судьбе.
У входа в кварцевую штольню их поджидал Стас Белов. С ним девочки познакомились в спортивной секции по скалолазанию, в которую записались, когда переехали в Кировск, расположенный у подножия Хибин. Стасу недавно исполнилось шестнадцать лет, он считал себя взрослым и всячески демонстрировал своё превосходство. Слыл заводилой в самых сумасбродных предприятиях.
Его каштановые волосы достигали плеч, а синие глаза он прятал за тёмными очками. В кожаной куртке и потёртых джинсах он выглядел, как герой американских фильмов. Многие ребята подражали ему, пытались стать его друзьями, однако Стас был избирателен. Его отец занимал пост директора на Апатито-Нефелиновой обогатительной фабрике, а мать служила там бухгалтером. Родители баловали единственного сына, угадывали всякое желание. Он любил путешествовать по Европе, изредка бывал в Шамони, где увлёкся альпинизмом.
Подростки часто виделись в спортивной школе. Стас несколько лет занимался скалолазанием, и ему не было равных, но до тех пор, пока в секции не появилась Одетта. Белову претило находиться в тени девчонки.
– Что вы так долго? – недовольно спросил юноша.
Стас злился – сестрички заставили его ждать. Он не любил ожидания, предпочитал действовать.
– Мы не могли так просто сбежать. Папа бы обиделся, – оправдывалась Одетта.
– Папа бы обиделся, – передразнила её Одиллия, а после обратилась к Стасу. – Где обещанный подарок?
– Он внутри, – подмигнув, произнёс Стас.
О проекте
О подписке