Въ горахъ между рр. Фортангой и Аргуномъ

«Известия Кавказского отдела Императорского русского Географического Общества» Томъ 17. 1904. Тифлисъ.

Конец июля и начало августа 1902-го года были очень дождливы: дождь не переставал иногда сплошь по целым суткам. Дороги везде страшно испортились, а уровень воды в реках стоял очень высокий. При таких неблагоприятных условиях я мог двинуться в горы только 10-го августа, и то еще не будучи вполне уверенным в благоприятном для намеченной цели исходе поездки. Для выполнения служебного поручения мне надлежало подняться почти до самых истоков р. Фортанги, перевалить затем в ущелье р. Кий-хи и по этому последнему выйти на р. Аргун (Чанты-Аргун) к укреплению Евдокимовскому. Дорога от станицы Ассинской, откуда я выехал, пролегает вначале по равнине, окаймленной с юга и юго-запада первыми уступами лесистых Черных гор, на севере р. Ассой, а на востоке р. Фортангой. Местность эта несколько приподнята к югу и очень богата кустарниковой и травянистой растительностью. Особенно обильно кустарниками пространство, заключенное между дорогой и р. Фортангой; громадная площадь почти сплошь занята держи – деревом и низкорослым, невзрачным дубом. Небольшие клочки свободной от кустарника земли служат исключительно для сенокосов, и расчисткой никому не охота заниматься. Причина тому кроется, как мне не раз приходилось слышать от казаков, в существующих порядках пользования юртовыми наделами: доставшийся хозяину под распашку пай остается в его пользовании лишь два года, а потом ему дают новый. В силу этих обстоятельств, несмотря на то, что земля, полученная из под держи – дерева, дает чудесные урожаи, не находится желающих взяться за тяжелый труд – расчистку, и площадь в несколько сотен десятин пропадает совершенно непроизводительно.

Верстах в десяти от станицы, у выхода ущелья р. Фортанги, находится милиционерский пост, а немного выше него хутор НижнийБамут, населенный горцами, арендующими у ассинцев земли под покосы и пашни. Пост и хутор расположены на высокой речной террасе. Миновав прозрачный ручей Аршты, дорога спускается с террасы на дно ущелья Фортанги и здесь пересекается ее левый приток – р. Футон, несущую всегда ужасно грязную, насыщенную глиной воду. Дно ущелья обильно поросло мелкой ольхой, карагачем, изредка ясенем и дубом вперемежку с раскидистыми группами лещины, бузины и проч.; встречающиеся здесь маленькие прогалины зарастают высокими бурьянами, или же сплошь покрыты травянистой бузиной и потому малопригодны даже для пастьбы. Широкое русло Фортанги усеяно булыжником, галькой; по отмелям и около берегов намыты толстые пласты иловатого песка, и целые кучи корчаг, иногда целых деревьев, и всевозможного лесного хлама выложены прибоем в высокие ярусы. Перебравшись по перекатам на правый берег реки, дорога вступает под густую сень буков и, следуя вверх по течению, приводит к казенной лесной караулке. Караулка стоит на поляне Хамышка-босс, вытянувшейся длинной полосой у подножия склонов, обрамляющих ущелье р. Фортанги с востока. Непосредственно за усадьбой проходит глубокая впадина лесного ручья Сала-али, который тут же и вливается в Фортангу.

Лет 30—40 тому назад поляны Хамышка-босс и Сала-ирзау, лежащая в лесистом ущелье названного ручья, служили надежным убежищем для карабулаков, заселявших их своими хуторами. В настоящее время эти места пустынны, а некогда огромная поляна Сала-ирзау успела зарасти молодым преимущественно ясеневым лесоми сократилась более чем на две трети своей площади.

За караулкой колесная дорога прекращается и заменяется тропами. Чтобы сократить несколько расстояние, было решено вначале проследовать по руслу реки, но проехав не более версты, мы должны были отказаться: масса камней, карчей и разного хлама настолько загромождала путь, что двигаться стало совершенно невозможно; в довершение же всех неудобств, наши лошади поминутно взяли в илистых наносах, и такие случаи бывали иногда настолько неожиданны, что можно было очень легко вылететь кувырком из седла, как это и проделал один из моих спутников. Волей-неволей пришлось возвратиться назад и перебраться на левую террасу, где и проходит вьючная тропа. Интересное явление представляет р. Фортанга немного выше впадения в нее ручья Сала-али: едущему вниз по реке кажется, что она вдруг исчезает – уходит в землю; только подвинувшись ближе, можно видеть, как, оставив влево свое широкое русло, вода падает в узкий канал, вырытый ею в толщах глинистых сланцев во время небывалых повсеместных наводнений в Терской области в мае 1900-го года.

На протяжении верст 3—4 тропа идет по полянам, на которых разбросаны кукурузные поля и сенокосы бамутских хуторян. Сенокосы и кукурузники как-бы соперничали между собою в буйном росте; впрочем, лесные поляны и прогалины здесь дают хотя и обильное, но плохое по качеству сено: высокие бурьяны забивают остальную травянистую растительность. Но вот поляны остались позади, и мы нырнули в прохладу лесных насаждений. Насколько приятен в знойный полдень зеленый шатер, настолько же и ужасна грязная тропа, по которой теперь приходится ехать: пошла обычная в таких случаях лестница, происшедшая от выдавливания углублений в мягкой почве ногами вьючных животных, на которых исключительно производится перевозка тяжестей. Там, где дорогу пересекают ложа многочисленных балочек и водомоин, они буквально заполнены полужидкой липкой грязью; то и дело надо было спешиваться и, ведя лошадей в поводу, обходить топи, лавируя между стволами деревьев. Через час такой езды мы спустились к руслу реки, и пошли свободнее. Вскоре тропа втягивается в узкий каньон, в котором река извивается змеей, ударяясь то в правый, то в левый берег; высокие песчаниковые утесы составляют ущелье и по их карнизам и выступам лепится древесная растительность. Леса состоят здесь главным образом из бука, граба с примесью ясеня, липы и карагача; по низинам господствует ольха с обильным подлеском из лещины, бересклета и бузины, сплошь перевитых хмелем. На протяжении около двух верст надо было переехать вброд реку четыре раза, причем вода иногда доставала до седла. Бока ущелья все ближе подходят друг к другу и река, наконец, заполняет между ними все пространство; дальше вверх каньон еще более суживается, по руслу образуются пороги и путь низом прекращается. По крутому откосу тропа выбегает снова на левую террасу; поверхность ее сильно бугриста: почва здесь сползает, получаются заторы и топи. На этих местах я заметил уже порядочные площади, поросшие высоким камышом и кислыми злаками; вообще этот склон ущелья представлял картину осовов и оползней, сдвигов и осыпей. Сопровождавший меня старший объездчик Абдулла Ханиев говорил, что все эти перемещения почвы получили свое начало в злополучном 1900-м году во время майских ливней и теперь продолжают увеличиваться после каждого обильного дождя.

Часа через три от караулка тропа выходит на обширную возвышенную поляну Гандал-босс; в северо-западном углу ее, выглядывая из-за широких крон яблонь, груш и кустов алычи, стоит в развалинах башня; по преданиям, она служила жилищем и оплотом некого Гандала, из племени карабулаков, который со своим обширным родом еще в дошамилевское время держал в страхе ущелье до местонахождения современного Верхнего Датыха включительно. Теперь поляна составляет часть земель Терского казачьего войска и арендуется жителями датыхского хутора под сенокосом и распашку. С поляны открывается широкая панорама на ущелья Фортанги и ее правого притока – Джола; при слиянии их разбросаны черные, закопченные мазанки Нижне-датыхского хутора, где нам предстояло заночевать. Не успели мы приблизиться к жильям, как толпа полунагих оборванных ребятишек, завидев нас, подняла неимоверный вопль и стенания; особенно в этом отличались девочки, трагически ломавшие руки и что-то причитавшие на своем мне неизвестном диалекте. Публика, так громогласно нас приветствовавшая, следовала немного в стороне за нами и продолжала вопить, пока это, очевидно, не надоело моему спутнику Ханиеву и он их не пугнул по-своему.

– Чего они так орали? Спросил я у него.

– Да вот вас увидели и кричат, что русский приехал: им ведь здесь это за редкость – и испугались. А эти болваны сидят и не смогут унять детей! Обратился он по адресу расположившихся группами у саклей взрослых мужчин. Я не поинтересовался узнать подробнее содержание приветствия ребятишек, но думаю, что оно заключало мало лестного для русского гостя. Приютом для ночлега нам послужила сакля лесного объездчика. Было всего около пяти часов и до вечера оставалось еще порядочно времени, которое я и посвятил на осмотр окрестностей. Хутор Датых состоит из 43 дворов. Население его очень непостоянно: здесь временно селятся и жители окрестных горских обществ, и плоскости, и даже сравнительно отдаленной части Тифлисской губернии. Местоположение хутора представляет высокий мыс между рр. Джолом и Фортангой, сложенный целиком из наносных отложений; последние в виде громадной толщи ясно обнаруживаются в образе левого берега Джола. Элементы, составляющие информацию, почти лишены сцепления, постепенно выпадают и загромождают русло значительной величины валунами; мелкие же камни и галька сносятся водою. К ущелью Джола и в сторону хутора совершенно отвесно обрывается высокая скала – оконечность одного из отрогов хребта Кори-лам. Насколько можно заключить по строению скалы, эта часть гор слагается в своем основании из глинистых сланцев разных оттенков, от желтого до черного, над которыми лежит неправильною массой мелкозернистый серый песчаник, легко выветривающийся в обнажениях. В правом берегу той же речки выступают пласты мягкой черной глины и на поверхности ее белым налетом проступает соль; присутствие последней наблюдается и по склонам, окаймляющим левую сторону Фортанги, где от самого гребня и донизу видны громадные оползни.

Главное занятие жителей Датыха составляет выварка соли. Соляной источник находится на берегу р. Джола; это колодец до 1 ½ кв. арш. поверхности, глубиною около 2 арш. в который опущен дубовый сруб. Рассол всегда держится на одном уровне, даже в том случае, если его не вычерпывают; питается же колодец двумя бьющими со дна сильными ключами. Выварка соли производится в котлах, в 2—3 ведра емкостью; 3—4 таких котла помещаются на общем очаге, в котором топка производится снизу. О степени насыщенности датыхского источника можно заключить из того, что два средней величины ведра дают 15 фунтов чистой просушенной соли; наблюдения же показали, что объем полученной соли равен одной трети объема взятого рассола.

После каждой выварки на дне котла получается твердая соляная кора; по выгрузке остальной соли кору предварительно растворяют речной водою и только тогда начинают выварку вновь; мне говорили, что в больших котлах выварка не удается, так как получаемая на дне корка, не пропуская сквозь себя жидкости рассола, препятствует еще и теплопроводности, выпаривание на поверхности прекращается, а нижние части котлов, подверженные непосредственному действию огня, лопаются. Всем процессом добычи соли ведают исключительно женщины, с помощью подростков, большей частью девочек; жаль смотреть на этих бедных созданий, сгибающихся под непосильной тяжестью ведер, в которых они тащат рассол из колодца вверх по крутому подъему. Женщины же собирают в лесу и вывозят на вьюках дрова, а за отсутствием четвероногих помощников таскают их и на своих спинах… какие изможденные, измученные лица у этих тружениц!… А одежда?… При всем внимании, мне кажется, что трудно было бы определить не только цвет, но даже и материал, из которого она изготовлена: до того сильно она покрыта грязью, копотью и всякими наслоениями. Между прочим, не лишним будет заметить, что добыча соли может считаться, да на самом деле и считается у туземцев довольно выгодным предприятием: пуд соли на месте продается по 12—15 коп.; а на плоскости – 35 коп.; в среднем же Нижне-Датыхский хутор вырабатывает в сутки не менее 150 пудов при всей примитивности способов. Сбыт соли преимущественно меновой, и за нею на место приезжают не только из ближних, но и дальних окрестностей. Вывоз на продажу к плоскости производится на вьюках, и этим делом занимается мужской элемент хутора. К слову сказать, датыхцы – ужасные лентяи и лежебоки: в то время как их несчастные жены, сестры и даже старухи-матери работают, не разгибая спины, сильная половина, собравшись в кучки на солнышке, разводит хабар (новости) и, как-то особенным образом поплевывая сквозь зубы, строгает палочки. Публика эта имеет особенно большую склонность к одной лишь работе – прибирать всякое чужое добро, раз владелец его хоть немного зазевался, к своим рукам; благодаря такой исключительной способности своих обитателей, изолированности местоположения и отсутствию хотя бы мало-мальски сносных дорог, Датых составил себе славу громкую, но печальную, затмевающую даже известность его соляного источника, – славу воровского притона, в котором скрывается в большей части краденый скот почти со всех концов области. Причина тому лежит с одной стороны в трудной доступности места, а с другой – в постоянной смене населения: придет, поварит соль и уходит, когда вздумается. Какой-либо регистрации и проверки не ведется, да и некому этим заниматься, так как никаких административных учреждений здесь не существует.

Для полноты знакомства с достопримечательностями Датыха я отправился осмотреть еще древние развалины, что высятся на скале над р. Джолом. Главную часть их составляет остаток четырехугольной башни, сложенной на цементе из дикого плитняка вперемежку с булыжником. Северная и восточная стены ее совершенно разрушились, а остальные еще мало тронуты временем. В западной стене имеется полусводчатая дверь и три ряда бойниц; рядом пирамидальной формы могильник, сквозь отверстия которого видна целая куча остатков человеческих костяков. Немного выше по хребту заметна нижняя часть длинной каменной стены: тоже, говорят, была башня.

Не лишена интереса история начала датыхского соляного источника, связанная с прошлым осматриваемых руин. По местным преданиям, в башнях жил со своими родичами карабулак Белхарой, приходившийся зятем Гандалою, остатки башни которого мы видели по пути в Датых, на поляне Гандал-босс. Женившись на дочери владельца ущелья, Белхарой продолжал нести прежнюю службу пастуха своего тестя и через три года после того открыл по соседству со своим жилищем обильный соляной ключ. В этом деле, как рассказывают, ему помог вожак стада – козел, который вначале часто исчезал сам, а потом увел на солонцы всю свою армию. Сметливый Белхарой сообразил, что не худо было бы оттягать у тестя клочок земли, где находился столь богатый источник: земля в окрестностях считалась собственностью Гандалоя. Прямым путем действовать было невозможно, и вот, выждав время, когда к тестю приехал в гости его присяжный брат, Белхарой отправил к нему в дом жену, которая с хлебом-солью сумела, при посредстве гостя, выпросить у отца небольшой участок земли вокруг своего жилища в собственность мужа (У горцев существует обычай, в силу которого данное гостю перед трапезой обещание непременно должно быть выполнено хозяином)