Глава 10
Удар кулаком

– Здравствуй, Франсуа! – сказал он бодро, войдя во двор.

– Добрый день, месье, – ответил старый слуга. – Месье совсем нас забыл, столько дней прошло…

– Ах боже мой, верно! – воскликнул Жан, который часто вел шутливые беседы с Франсуа и надеялся, что старика еще не успели настроить против него. – Ты совершенно прав! Но семейные дела, знаешь ли… на меня тут свалилось наследство дядюшки, который жил в провинции… что-то около миллиона.

– Примите мои поздравления, месье!

– Ба, я еще не решил, стоит ли мне его принимать.

– Да как же это возможно, сударь?!

– О господи, да ведь там одних долгов на миллион.

Жан был очень доволен своей невинной выдумкой, которая позволяла ему свободно фантазировать. Но тут он приметил, что тюлевая занавеска на одном из окон особняка слегка отодвинулась и тут же вернулась на место, впрочем не так быстро, чтобы он не успел различить за ней лицо бригадира Бешу, который дежурил на первом этаже, в комнате, служившей приемной для посетителей.

– Я гляжу, бригадир все еще на своем посту, – сказал Жан. – Неужели из-за расследования по поводу бриллиантов?

– Точно так, сударь. Я тут слышал, что скоро у нас будут новости. Бригадир оставил здесь троих своих людей.

Жан обрадовался: надо же – трое дюжих молодцов, целая гвардия, вот удача-то! Подобные предосторожности наверняка помогут ему. Не будь здесь представителей власти, его план мог и провалиться.

Он взошел по шести ступеням крыльца и поднялся по лестнице. В гостиной собрались граф с сестрой, Арлетт, Фажеро и Ван Хубен, также явившийся проститься с хозяевами особняка. Атмосфера была вполне мирной: казалось, все присутствующие прекрасно ладят друг с другом, и д’Эннери даже слегка заколебался, хотя и знал, что ему вполне хватит двух-трех минут, дабы посеять в комнате раздор и смятение.

Жильберта де Меламар встретила гостя весьма любезно. Граф с приветливой улыбкой протянул ему руку.

Арлетт, сидевшая в сторонке, подошла к нему – она была счастлива его увидеть. Похоже, никто из этих троих не знал о последних событиях, не читал заметку в газете, лежавшей у него в кармане, и не подозревал о брошенном ему обвинении и предстоящей схватке. Зато Ван Хубен пожал ему руку чрезвычайно холодно. Этому субъекту явно все уже было известно. Ну а Фажеро, сидевший в простенке между двумя окнами, вообще не двинулся с места и продолжал листать альбом, который держал на коленях. Он так явно выражал свою неприязнь к Жану д’Эннери, что тот решил ускорить события и воскликнул:

– Господин Фажеро настолько поглощен своим счастьем, что даже не видит меня… или не хочет видеть!..

«Господин Фажеро» дал понять каким-то неопределенным жестом, что не намерен затевать поединок здесь и сейчас. Однако Жан не хотел с этим соглашаться: ничто не могло помешать ему произнести подготовленные слова и совершить задуманное. Как и все великие полководцы, он полагал, что нужно брать инициативу на себя, заставать противника врасплох и смело бросаться в атаку, нарушая вражеские планы. Неожиданное нападение – это уже половина победы.

Вот почему, как только д’Эннери объяснил причину своего долгого отсутствия и расспросил графа с сестрой о предстоящем отъезде, он схватил Арлетт за руки и произнес:

– Милая Арлетт, скажи, а ты счастлива, совершенно счастлива, без всяких задних мыслей и сожалений? Счастлива так, как ты того заслуживаешь?

Это обращение на «ты», весьма неуместное в подобной ситуации, шокировало окружающих. Все поняли, что д’Эннери поступил так намеренно и что настроен он отнюдь не миролюбиво.

Фажеро побледнел и встал, застигнутый врасплох этой нежданной вражеской атакой, совершенной тогда, когда он сам готовился к нападению, но только в заранее намеченную минуту.

Граф и Жильберта, донельзя изумленные, вздрогнули. У Ван Хубена вырвалось ругательство. Все трое не сводили глаз с Арлетт, не осмеливаясь, однако, вмешаться. Но сама девушка вовсе не выглядела оскорбленной. Она весело смотрела на Жана, явно видя в нем близкого друга, которому дозволены особые привилегии.

– Да, я счастлива, – ответила она. – Теперь все мои мечты сбудутся, и благодаря этому многие мои подруги смогут выйти замуж по любви.

Однако д’Эннери начал боевые действия вовсе не для того, чтобы порадоваться этому благостному ответу. И он продолжал:

– Арлетт, милая, я веду речь не о твоих подружках, а о тебе самой, о твоем будущем браке со своим избранником. Так ты счастлива?

Девушка залилась румянцем и промолчала.

Зато граф воскликнул:

– Я, признаться, удивлен вашими расспросами, месье. Разве это не личное дело Антуана и его невесты?

– Да, и это просто непостижимо… – начал было Ван Хубен.

– Однако еще более непостижимо, – мягко прервал его д’Эннери, – то, что наша милая Арлетт жертвует собою ради осуществления своих благородных планов и потому выходит замуж без любви. Ибо таково истинное положение дел, и вы, господин де Меламар, должны о нем узнать, пока еще не слишком поздно. Арлетт не любит Антуана Фажеро. Она питает к нему разве что симпатию, да и то не слишком горячую, – не правда ли, Арлетт?

Арлетт снова покраснела и, не возразив, опустила голову. Граф, скрестивший руки на груди, был вне себя от возмущения: отчего вдруг этот д’Эннери, всегда корректный и сдержанный, решился совершить такую грубую бестактность?!

Но тут Антуан Фажеро бросился к Жану; сейчас он уже не выглядел прежним милым и беззаботным молодым человеком: настала минута, когда под воздействием ярости, а может, и потаенного страха его лицо исказилось от злобы.

– По какому праву вы вмешиваетесь?..

– Я вмешиваюсь лишь в то, что касается меня.

– Чувства Арлетт ко мне вас не касаются!

– Разумеется, но сейчас на карту поставлено ее счастье.

– И вы уверены, что она меня не любит?

– Конечно уверен!

– И чего же вы добиваетесь?

– Я хочу расстроить эту свадьбу.

Антуан содрогнулся от ярости:

– Не слишком ли много вы себе позволяете?.. Но знайте: раз уж на то пошло, я буду бороться… бороться беспощадно! Вы еще об этом пожалеете…

Он рывком выхватил газету, торчавшую из кармана д’Эннери, развернул ее, сунул под нос графу и объявил: «Вот, прочтите это, дорогой друг, и вы узнаете, что собой представляет этот субьект. Читайте заметку на первой полосе… Обвинение неоспоримо…»

После чего, в яростном исступлении, так непохожем на его обычную сдержанность, он сам торопливо, запинаясь, прочел вслух то, что сообщал «наш постоянный читатель».

Граф и его сестра слушали в полном смятении. Арлетт испуганно смотрела на Жана д’Эннери. Но тот даже глазом не моргнул и только вставил между двумя фразами:

– Не трудись читать это по бумажке, Антуан. Тебе ничего не стоит пересказать этот прекрасный обвинительный документ без нее, поскольку ты сам же его и сочинил.

Однако Фажеро все-таки дочитал заметку напыщенным тоном, злорадно указывая на Жана:

…есть основания полагать, что знаменитый Джим Барнетт, владелец агентства «Барнетт и К°» – не кто иной, как Арсен Люпен. Если это так, мы можем надеяться, что означенной «троице», Люпен – Барнетт – д’Эннери, недолго осталось разгуливать на свободе и что общество сможет наконец избавиться от вышеназванного несносного субъекта. В этом отношении можно целиком положиться на бригадира Бешу.

В комнате воцарилась испуганная тишина. Это неожиданное обвинение привело в ужас графа и Жильберту. А Жан по-прежнему улыбался: «Ну же, зови его сюда, своего бригадира Бешу! Ибо вы должны узнать, господин де Меламар, что месье Антуан привел сюда Бешу и его альгвазилов^[6] именно ради меня. Я ведь заранее объявил о своем визите, а все знают, что я верен своему слову. Так входи же, старина Бешу! Ведь это ты топчешься там, за гобеленом, в точности как Полоний^[7]. Поверь, такие прятки недостойны полицейского твоего ранга!»

Край гобелена отогнулся, и Бешу вошел в комнату с решительным видом человека, готового продемонстрировать свое могущество… впрочем, лишь в нужный момент.

Ван Хубен, пыхтя от нетерпения, кинулся к нему:

– Ответьте на вызов, Бешу! Задержите его! Это он украл бриллианты и должен понести за это кару! Так арестуйте его, вы же здесь командуете!

Но тут вмешался граф де Меламар:

– Минутку! Я требую, чтобы у меня в доме все происходило спокойно и в законном порядке!

После чего обратился к д’Эннери:

– Так кто же вы, месье? Я не прошу вас опровергать высказанные обвинения; просто ответьте, должен ли я по-прежнему считать вас бароном Жаном д’Эннери или…

– …или взломщиком Арсеном Люпеном, не так ли? – со смехом прервал его д’Эннери и повернулся к Арлетт. – Сядь, пожалуйста, милая моя Арлетт, ты так взволнована. Не тревожься. Садись! И что бы ни случилось, будь уверена, что все кончится благополучно, ибо я тружусь ради тебя.

Затем он снова обратился к графу:

– Господин де Меламар, я не отвечу на ваш вопрос, ибо в данном случае самое важное узнать не то, кем являюсь я, а то, кем является Антуан Фажеро, здесь присутствующий!

Граф удержал Фажеро, готового кинуться на обвинителя, призвал к молчанию Ван Хубена, упорно толкующего о своих бриллиантах, и подал Жану знак говорить.

– Если я пришел сюда, – начал тот, – хотя ничто меня к этому не обязывало, причем пришел, имея в кармане газету с заметкой, которую я прочитал, и зная, что Бешу по наущению Фажеро будет поджидать меня здесь с ордером на мой арест, – то лишь потому, что нахожу опасность, грозящую мне, куда менее страшной, чем та, что грозит нашей милой Арлетт, а также вам, господин граф, и вам, мадам де Меламар. Кто я такой – это касается только Бешу и меня. И этот вопрос мы решим с ним вдвоем, приватно. А вот кто такой Антуан Фажеро – это вопрос, который требует незамедлительного ответа.

На сей раз графу де Меламару не удалось удержать Фажеро, который закричал во весь голос:

– Кто я такой?! Ну, говори же! Смелее! Так кто же я, по-твоему?

И Жан начал перечислять, мерно, словно мысленно загибая пальцы:

– Ты украл бриллиантовую тунику…

– Это ложь! – тут же прервал его Антуан. – Я – похититель бриллиантов?!

Но Жан преспокойно продолжал:

– Ты похитил Регину Обри и Арлетт Мазаль.

– Еще одна ложь!

– Ты стянул вещи из этой гостиной.

– Ложь!

– Ты сообщник старьевщицы, которую убили на Марсовом Поле.

– Опять ложь!

– Ты подельник Лоранс Мартен и ее папаши.

– Ложь!

– И наконец, ты представитель того неумолимого рода, который вот уже три четверти века преследует семейство Меламар.

Антуан дрожал от ярости и отвечал на каждое обвинение все громче и громче:

– Это ложь!.. Ложь!.. Ложь!..

Когда же д’Эннери договорил, он с угрожающим видом надвинулся на него и хрипло пробормотал:

– Ты лжец!.. Болтаешь все, что на ум пришло… потому что ты влюблен в Арлетт и подыхаешь от ревности… Вот откуда твоя ненависть, а еще оттого, что я с самого начала разгадал твою игру. Ты боишься. Да-да, боишься, так как знаешь, что у меня есть доказательства… все нужные доказательства, – тут он ударил себя по нагрудному карману, где обычно хранил бумажник, – доказательства того, что агентство «Барнетт и К°» – это Арсен Люпен!.. Да-да, Арсен Люпен!.. Арсен Люпен!..

Он кричал все громче и громче, вне себя от ярости, словно его приводил в бешенство сам звук этого имени, и все сильнее сжимал плечо д’Эннери.

Однако тот, не отступив ни на шаг, учтиво попросил:

– Нельзя ли потише, Антуан, ты нас совсем оглушил. Хватит! Уймись!

И умолк. Но его противник по-прежнему вопил во весь голос.

– Жаль, тем хуже для тебя, – сказал Жан. – Предупреждаю в последний раз: сбавь тон. Иначе с тобой случится нечто очень неприятное… Ты упорствуешь?.. Ну что ж, ты сам этого хотел и не станешь отрицать, что доселе я проявлял поистине ангельскую кротость. А теперь – внимание!..

Мужчины стояли почти вплотную друг к другу. Кулак д’Эннери со скоростью снаряда мелькнул в узком пространстве между ними и врезался в подбородок Фажеро.

Фажеро зашатался; у него подогнулсь ноги, как у раненого зверя, и он рухнул на пол. В общей суматохе, в шуме негодующих криков граф и Ван Хубен попытались схватить Жана; тем временем Арлетт и Жильберта хлопотали вокруг Антуана. Однако д’Эннери решительно отстранил всех четверых и, не давая никому подойти к поверженному противнику, приказал Бешу:

– Помоги мне! Ну же, мой старый боевой товарищ, давай шевелись! Ты ведь много раз видел меня в деле и прекрасно знаешь, что я никогда не действую вслепую, а если и колочу посуду, то по очень важным поводам. В данной ситуации мы с тобой заодно, так что помоги мне, Бешу!

До этой минуты бригадир наблюдал за схваткой как бесстрастный арбитр, считающий нанесенные удары и выносящий нужные решения. События разворачивались таким образом, что Бешу понимал, к чему они приведут: любой результат окажется в его пользу и в конце истории он получит обоих противников связанными по рукам и ногам. Поэтому зря д’Эннери взывал к «старому боевому товарищу»: тот оставался совершенно равнодушным. Бешу твердо вознамерился выказать себя человеком здравомыслящим.

Он только спросил у д’Эннери:

– Ты знаешь, что внизу дежурят трое жандармов?

– Знаю. И рассчитываю, что ты прикажешь им арестовать всю эту банду мошенников.

– А может, и тебя в придачу? – ухмыльнулся бригадир.

– Ну если тебе так угодно. Сегодня все козыри у тебя. Давай разыгрывай партию и не жалей никого. Это твое право и твой долг!

В ответ Бешу сказал – так, словно это был результат его раздумий, тогда как в действительности он подчинялся воле д’Эннери:

– Господин граф, в интересах правосудия я прошу вас проявить терпение. Мы незамедлительно выясним, справедливы ли выдвинутые против Антуана Фажеро обвинения. И я в любом случае беру на себя полную ответственность за исход этого дела.

Его слова предоставили д’Эннери свободу действий. И он мгновенно использовал ее с весьма коварной целью. Выхватив из кармана флакончик с коричневатой жидкостью, он вылил половину ее на приготовленный заранее компресс. По комнате распространился едкий запах хлороформа. Д’Эннери прижал ткань к лицу Антуана Фажеро и обмотал его голову шнуром, чтобы импровизированная маска не упала.