Глава 4. Препятствия

Кнут наблюдал за вертолётом, пока он не скрылся в полярной тьме. Он вслушивался в звук мотора, который постепенно становился всё глуше и глуше, и не мог вспомнить, когда ещё он чувствовал себя таким одиноким.

Льдина выглядела устойчивой и незыблемой, если на неё смотреть с воздуха, но теперь он обратил внимание, что она разбухала и постепенно начала раскачиваться. Вокруг него трещал слабый лёд. С вершины тороса упал комок снега, дробясь в воздухе на мелкую пыль. Откуда-то издалека доносился грохочущий гул, который как зверь ревел и устремлялся к небу. Всё заглушало скрежетание льдин, которые сталкиваются друг с другом, набегают друг на друга, трещат – и так всю дорогу в направлении Северного полюса.

Три участника экспедиции уже перебрались обратно в старый палаточный лагерь. Они стояли, окружённые одеждой и провиантом, оставленных пилотами из аварийных запасов вертолёта. Кнут направился к ним. Никаких других вариантов у него просто не было. Первые несколько минут никто из них не произнёс ни единого слова. Они уже смирились с тем, что в ближайшие сутки им предстоит находиться на этой льдине вместе – в ожидании вертолёта. Кнуту следовало найти оптимальный способ общения с членами экспедиции, желательно избегая жестких дискуссий и столкновений.

Он спросил, обращаясь к Карстену, каким образом он планирует организовать ночёвку. Кнут считал, что это может оказать положительный эффект и помочь найти общий язык через решение обычных бытовых вопросов. Возможно, ему это удалось. Скоро людей и снаряжение распределили по двум палаткам. Кнут оказался вместе с Мадсом в зелёной туннельной палатке, которую принесли из вертолёта. Карстену и Терье досталась красная пирамидальная палатка. Мадс взял с собой спутниковый телефон. Он раздобыл номер и отвечал за связи с внешним миром. Карстен вроде бы хотел что-то сказать, но воздержался. Продукты питания, примусы, кухонная утварь, одежда и спальные мешки были распределены поровну.

Ужин на всех четверых накрыли в пирамидальной палатке. Он состоял из сублимированного тушёного мяса, приготовленного из вертолётных запасов. Праздник выдался на славу, по крайней мере, для трёх участников экспедиции. Они пошутили, что у губернатора, видимо, неплохие консультанты, раз он закупил такую дорогую еду. Члены экспедиции вроде бы даже пытались заключить спонсорский контракт с производителями еды, но им это не удалось. Еда, которую они взяли с собой, была неплохого качества. Просто она немного утомляла своим однообразием. На десерт Карстен извлёк овсяные кексы с орехами и медом – из собственных запасов экспедиции. Кнут отметил, что взять с собой кексы – хорошая идея, они калорийные и лёгкие по весу.

Атмосфера в палатке немного разрядилась. Термос с горячим растворимым кофе пустили по кругу, с кофе ели овсяные кексы и молочный шоколад из вертолёта. Карстен очистил трубку и зажег её.

– Закон о запрете курения в экспедициях не актуален.

Конечно, все и раньше слышали эту и подобные шутки, но улыбались весьма дружелюбно и вообще расслабились.

Полярники расселись, словно дома, скрестив ноги и непринуждённо болтая о том о сём – о своих семьях и о друзьях, о том, что о них пишет пресса. Кнут в основном кивал и соглашался, он умолчал о том, что не слишком-то внимательно следил за судьбой экспедиции. В дискуссии относительно дальнейшей судьбы экспедиции он тоже не участвовал. Просто вспоминал некоторые эпизоды – жизни и работы на Шпицбергене, о Лонгиере и ледовых базах, раскинутых по разным точкам архипелага.

– Что ж, в этом есть своя прелесть – жить в таких малонаселённых местах, – сказал Мадс. – Но зимой, когда темно и холодно, возникает чувство изолированности от мира. Разве ты не скучаешь по городу, например, по Тромсё?

Кнута подобные высказывания очень позабавили, он украдкой наблюдал за своими собеседниками. Неужели они всерьёз считают, что он такой дикарь и бука, который не смог бы выжить в условиях южнее Северного полярного круга?

Терье замкнулся и погрузился в собственные размышления, а Карстен, самоуверенный и невозмутимый, устроился позади примуса. Мадс, сидя на краю спального мешка, массировал ногу. Кнут хотел спросить его, не получил ли он травму. Судя по всему, Мадса что-то беспокоило. Но полицейский воздержался от расспросов. Через сутки Мадс попадёт к докторам в Лонгиер, и они обследуют его ногу. Вместо этого Кнут спросил, как эту четвёрку осенила идея – отправиться с экспедицией на Северный полюс и стартовать именно со Шпицбергена?

Карстен откинулся назад, на спальный мешок, и выпустил колечко дыма в потолок.

– Вообще-то эта идея осенила мою жену, Карин.

Он улыбнулся Мадсу, но тот не смотрел на него, а продолжал растирать свою ногу.

– Она моложе меня, и, скорее всего, ей захотелось немного взбодрить меня, старикана.

Кнут кивнул. Он не раз встречал Карин Хауге в Лонгиере. Красивая женщина, подумал он, но вслух этого не сказал. Он спросил, не хотел ли кто-нибудь из дам отправиться с ними в экспедицию. Обе – и жена Карстена, и жена Мадса – находились в хорошей форме и, безусловно, справились бы с нагрузками.

Но Карстен возражал.

– Ведь речь идёт не только о физической форме, – сказал он. – Психическое состояние не менее важно. Для экспедиции необходимо соблюдать душевное равновесие. Какова была бы наша участь, если бы наши жены находились с нами в палатках? Нет, это было бы совершенно безнадёжно.

– Ты знаешь Роберта Эдвина Пири?^[17] – спросил Мадс.

Он немного пригнулся, чтобы поймать взгляд Кнута под одеждами, которые сушились в середине палатки.

– Все свои экспедиции он начинал с Гренландии. Он первым достиг Северного полюса, но так и не получил должного признания, потому что другие экспедиции заявляли, что и они тоже достигли полюса. Например, Фредерик Кук^[18], который участвовал в одной из первых экспедиций Пири.

Конечно, Кнут знал о Роберте Эдвине Пири, американском путешественнике, который сообщил о том, что он достиг Северного полюса в апреле 1909 года. Хотя детали его никогда не интересовали.

– Он женился на Джозефине Дибич^[19], которая была намного моложе его, – сказал Карстен. – Она принимала участие в нескольких его экспедициях, но дольше всего находилась в зимнем лагере в Гренландии. За это его критиковала американская пресса, его обвиняли в непрофессионализме. Вообще-то многие считают, что женщинам нечего делать в полярных регионах.

– Когда она впервые попала в Гренландию, ей было двадцать девять лет, – сказал Терье. – Она была лишь немного моложе Карин.

Карстен продолжал, словно он не слышал Терье:

– В любом случае, экспедиция рассчитана на четырёх участников. Так что мы не могли бы вдруг изменить наши планы и взять с собой Карин и Камиллу.

– Сейчас уже поздно толковать об этом, – сказал Мадс.

Голос его звучал очень тихо, почти жалобно.

– Никто из нас не сожалеет о том, что они не здесь, не с нами, Карстен. Хотя Камилла и настаивала на том, чтобы мы взяли её с собой. Ты ведь её знаешь. Она любит находиться в центре внимания. Я думаю, что они просто красавицы, обе наши дамы. Они остановились в гостинице и спят в тёплых мягких постелях. Они ужинают и развлекаются по вечерам в ресторанах. И ждут нашего возвращения.

– Так, значит, для нас то, что они теперь находятся в Лонгиере, это бонус? Иначе кому-нибудь из нас пришлось бы в связи со сложившимися обстоятельствами отправиться обратно – на вертолёте, вместе со Свейном, – сказал Терье.

Он сидел в углу палатки, и его лицо частично скрывали шерстяные носки Карстена, которые сохли на верёвке.

– Только если бы в вертолёте нашлось место, – сказал Карстен с раздражением.

Похоже, что плохое настроение вернулось. Оно заняло место дополнительного участника экспедиции, обрело свой спальный мешок и внесло общую ноту недовольства.

Ближе к одиннадцати часам Мадс и Кнут отправились к туннельной палатке. Под ногами скрипел снег. Позади них тусклый свет от примуса освещал красную пирамидальную палатку. Они услышали внезапный смех Терье, громкий и бодрый. Чем Карстен смог так его рассмешить? За палаткой было довольно темно, насколько они могли видеть. Обычно этот особый синий свет можно наблюдать в течение нескольких часов в вечернее время и в очень короткий период – между зимой и летом, между полярной ночью и полуночным солнцем. А на небе нет ни одной звёзды. В воздухе разлит синий цвет индиго, и мерцают тени, словно в водной глубине.

В полумраке на поверхности льдины микромир экспедиции казался ещё меньше. Кнут взглянул на то место, где лежали погибшие собаки. «Было бы рискованно оставить их здесь в качестве приманки для медведей», – подумал он, но вдруг почувствовал смертельную усталость. Едва он успел заползти в палатку, как сразу же рухнул на спальный мешок. Следом за ним в палатку вошёл Мадс и начал готовиться ко сну. Он сложил одежду между палаткой и матрасом, а часть спального мешка приспособил в качестве подушки. Затем он заполз в него.

Кнут как прилежный ученик повторял за ним все движения. В туннельной палатке было тесно и дискомфортно, пространство между спальными местами занимало не больше полуметра. Никто из них не предложил включить примус и немного разогреть спальные мешки, прежде чем лечь. Кнут заполз в холодный спальный мешок и позволил в свой адрес умеренную самокритику. Ну с какой стати он всегда должен быть таким ответственным и обязательным?

Сейчас ему очень захотелось оставить экспедицию на льдине, а самому куда-нибудь удрать.

Утром, когда Кнут проснулся, ему показалось, что он слышит голоса за пределами палатки. Возможно, пока он спал, приземлился вертолёт? Но нет, к сожалению, – он убедился в этом довольно скоро. Он взглянул на часы – всего лишь несколько минут шестого. Вертолёта не будет, по крайней мере до полудня, экипажу придётся для начала приземлиться на «Поларштерне» и пополнить запасы горючего. Кнут повернулся и огляделся вокруг. Мадс лежал в спальном мешке и похрапывал. Он надел на себя вязаную шапочку, чтобы защитить макушку от холода.

Это была какая-то особенная ночь, с абстрактными мечтами, смехом и шёпотом, настолько приглушённым, что Кнут так и не смог понять, что же было сказано. Он давно не испытывал такого состояния покоя. Покой постелил ему мягкое одеяло. Он вытянулся в спальном мешке, почувствовал тепло собственного тела. Зелёная ткань палатки двигалась как парус под лёгкими порывами ветра. Вспыхнула тонкая полоска света, и Кнут так и не понял, откуда он взялся. Небеса немного прояснились. «Это свет, отражённый от полной луны», – догадался он.

Спустя какое-то время шумы снаружи палатки снова разбудили его. На этот раз уже не возникло никаких сомнений, что это были члены экспедиции. Мадс оделся и постарался выйти тихо, так, чтобы не разбудить Кнута. Его спальный мешок лежал сложенный у входа в палатку. На палатку падали солнечные лучи, но гармоничная атмосфера ночи куда-то улетучилась.

Кнут надел куртку, свернул спальный мешок и убрал разные мелочи. За пределами палатки светило низкое солнце, дул ветер, более мягкий, чем накануне. Облака висели над ледовым пейзажем, словно окрашенные пастельными тонами кулисы. Торосы отбрасывали длинные синие тени. Он оглянулся. Лагерь растаял в дымке рассвета. Снаряжение экспедиции лежало упакованное в высокие тюки на санях. Трое участников экспедиции стояли вместе на приличном расстоянии, они склонились над погибшими собаками. Кнут прищурил глаза, чтобы разглядеть, чем они там занимаются.

Чуть позже они шли по льду, нагруженные тяжёлыми чёрными пластиковыми пакетами. Они разделали собак и сложили их останки в пакеты.

Карстен подсчитал, сколько у них запасов еды. Они могли позволить себе немного больше пищи теперь. Нет, они не оставили бы Кнута одного на льдине. Они решили убедить его пройти с ними однодневный маршрут в сторону севера. Теперь это уже не играло никакой роли – вертолёту хватило бы нескольких минут, чтобы снова взять их на борт.