Глава 3

Я никогда никому не призналась бы в этом – даже Эшли, а Эшли знала обо мне всё – но я была безумно благодарна, что у меня была дочь, а не сын.

Не поймите меня неправильно. Если бы я родила мальчика, я бы любила его так же сильно, как Блэр.

Он бы никогда не чувствовал себя обделённым вниманием, не ощущал, будто его мама не заботится о нём. И дело не в том, что я всю беременность молилась о девочке.

Просто когда мой брак распался, я не могла перестать думать о том, как тяжело было бы иметь в своей жизни маленького человечка, который напоминал бы Давида.

Давид хотел мальчика.

Его не было на том приёме. Он вообще почти не ходил на приёмы, потому что роды были «женским» делом, а у него были «мужские» дела. Когда врач поздравил меня с будущей дочерью, я была уверена, что ослышалась.

У меня не могло быть девочки. Давид хотел мальчика, и то, что Давид хотел, Давид получал.

Иначе были последствия.

Когда он вернулся с работы тем вечером, я была образцом идеальной жены. Эту роль я часто играла, пока мы с Давидом были женаты, что удивило бы любого, кто знал меня после развода.

Я не могла их винить: трудно было соотнести разноцветные волосы и множество пирсинга, который я носила сейчас, с образом той выхолощенной жены, которой я была когда-то.

Именно эту женщину Давид увидел в тот день. Тихая жена, одетая в скромное, но уместное платье поверх растущего живота, светлые волосы аккуратно убраны назад. В безупречном фартуке, защищающем её от брызг и разводов, которые она не осмеливалась допустить на ткани во время готовки.

На столе стоял идеальный ужин: мясо, картофель, овощи, которые можно было бы немного подсолить, но поскольку соль – дело вкуса, я не осмелилась использовать её слишком много.

В конце концов, это всё равно было бы недостаточно близко к тому, что готовила его мать, и это могло бы сильно разозлить Давида.

Но он не разозлился. Он увидел свой Идеальный ужин на столе и свою Идеальную жену на кухне с дрожащими руками, которые она спрятала под фартуком, и улыбнулся.

Он положил портфель у двери, ключи кинул на стойку и пересёк кухню, обхватив меня за талию и наклонившись, чтобы поцеловать.

– Посмотри на себя. Разве я могу быть ещё более счастливым? – пробормотал он. К этому моменту я вдохнула его невероятный одеколон и прямо-таки растаяла в его объятиях.

– Как прошёл твой день, моя дорогая?

– Х-хорошо, – ответила я.

Одна бровь приподнялась. Он знал, что я лгу, а я знала, что он меня в этом уличит, и задрожала, встретив его взгляд.

– Сегодня я была на приёме у врача.

Давид кивнул, напряжённые глаза изучали меня.

– И?

– У нас… у нас будет… девочка.

Я представляла себе любое количество его реакций. В своём воображении я слышала, как он кричит. Я слышала, как он ругает меня.

Я видела, как он усмехается и обвиняет меня в том, что я не смогла родить ему сына.

Я чувствовала его дыхание, когда он выкрикивал свои насмешки, чувствовала, как моё сердце щемит, когда он вслух задавался вопросом, что, чёрт возьми, он должен делать с дочерью вместо сына.

Я провела весь день, проигрывая в голове сценарий за сценарием, пытаясь спланировать, что я буду делать, если он очень разозлится.

Я не представляла себе сценарий, в котором он молча смотрит на меня, прежде чем на его губах заиграла улыбка.

Я наблюдала, как она растёт, не решаясь подражать его выражению, пока она не достигла его глаз.

– Девочка, – повторил он.

– Да, – сказала я.

Нежная рука коснулась моего живота.

– Там моя дочь.

Я кивнула, и он обнял меня одним из тех способов, который заставлял забыть все ужасные вещи о нём. Он поблагодарил Бога за то, что тот благословил нашу маленькую семью идеальной дочерью.

И действительно, даже со всеми его недостатками – а недостатков у него была целая уйма – я не могла утверждать, что Давид не заботился о Блэр.

Я полагала, что это больше было связано с его имиджем идеального отца, чем с реальной любовью к нашему ребёнку, но всё-таки он заботился.

Ему было не всё равно, поэтому он снова и снова пытался вернуть опекунство. Но, к счастью для меня, его проблемы с гневом оставляли горы улик и протоколов, а это означало, что ни один судья не смог бы даже «продать» ему право на опеку Блэр.

Он по-прежнему имел право на несколько дней с ней, и я постоянно спорила с ним о том, на какие праздники он может её «взять», но по большей части роль Давида в жизни Блэр была в основном денежной.

Каждый месяц он исправно отправлял алименты прямо на мой банковский счёт.

Этого никогда не казалось достаточным после школьных сборов, экскурсий, дней рождений и скаутов, но просить больше денег не стоило из-за того, что так я давала Давиду больше власти.

Я пыталась объяснить это Эшли, но она не понимала, каким ужасным он был, а мне не нравилось воскрешать все эти воспоминания.

Это означало лишь то, что она не знала, насколько туго мне иногда приходится с деньгами; честно говоря, пока Артур не влез в её жизнь, это не имело большого значения.

Бывали дни, когда я безумно завидовала ей: она не знала, кто отец Леоны, и ей не приходилось каждый месяц иметь дело с психом.

Мне же, напротив, приходилось разговаривать с ним по меньшей мере два раза в месяц.

Один раз в первый день каждого месяца, когда я подтверждала, что получила его платёж, и сообщала ему, в какой день ему разрешено видеться с Блэр. Во второй раз, когда он её забирал и привозил.

Он соглашался с моими условиями и спрашивал, что ему нужно сделать, чтобы провести с ней дополнительный день или выходные, а я мысленно посылала его в жопу, после чего вежливо сообщала, что ему нужно будет поговорить об этом с судом.

Он вздыхал, спрашивал меня, действительно ли мы должны пройти через всё это снова.

– Это была одна ошибка, Кэт, – сказал бы он.

– Которая поместила меня в больницу, Давид, – ответила бы я.

– Я бы никогда не сделал ничего, чтобы причинить ей боль.

– Ты говорил, что никогда не сделаешь мне ничего плохого.

– Я изменился. Я больше не тот человек, который может так поступить.

– Я тоже. Я больше не из тех, кто позволит тебе это сделать.

– Она и моя дочь тоже. Ты не можешь скрывать её от меня.

– Я не скрываю её от тебя. Я даю тебе время, которое ты должен проводить с ней по решению суда.

Иногда мне приходилось уступать, тем более что Блэр была ещё слишком мала, чтобы понять, что означали все эти подарки, игрушки и походы в парки развлечений.

Каким бы куском дерьма ни был Давид, я не ругала его при ней.

А он был. Он был огромным куском дерьма.

***

– Ты опоздала, – сказал он, когда ответил на мой звонок первого числа месяца.

Я уставилась на фасад своего дома с места в машине, надеясь, что Блэр и Леона не выглянут в окно и не поймут, что я приехала. Ещё я надеялась, что Давид не сможет доказать, что я совершенно забыла, что сегодня первое число месяца.

Я не хотела давать ему ни малейшего шанса, чтобы утверждать, что я не контролирую ситуацию, время и всю свою чёртову жизнь, что может навредить ребёнку.

В моём желудке нарастала и закручивалась спираль ужаса в последние несколько дней с тех пор, как я поняла, что мне придётся просить у Давида денег, чтобы заплатить за дурацкие билеты на Тейлор Свифт.

– Я должна была работать, – сказала я категорично.

– Сегодня суббота.

– И? Иногда я работаю по субботам, Давид.

– Ты могла бы позвонить в свой перерыв, – ответил он. – Или написать СМС, чтобы я знал. Или, не знаю, дать мне возможность провести дополнительный день с дочерью, раз уж ты всё равно была занята.

– Я задержалась всего на пару часов! И у меня есть няня для неё.

– Значит, ты предпочитаешь тратить деньги на какую-то неизвестную девку вместо того, чтобы позволить мне видеться с ней.

– Она с Эшли, – солгала я. – Ты бы всё равно не успел вовремя. Твой день с ней в этом месяце – пятнадцатое число.

– Ну, конечно! Боже упаси, чтобы у меня был лишний день с ней хоть иногда!

В моём желудке запульсировала спираль ужаса, и меня чуть не стошнило на руль.

– Ну, вообще-то я… думала об этом.

Не было ни вздоха, ни приглушённого звука удивления; Давид просто замолчал.

– Думала? – наконец спросил он.

Я не сводила глаз с входной двери своего дома, желая, чтобы мой обед остался на месте, пока я пыталась вспомнить слова, которые репетировала снова и снова в своём сознании.

Очевидно, это было бесполезно; единственное, на что был способен мой разум, это с ужасом наблюдать за тем, как я опускаюсь на его уровень.

– Да, – смогла сказать я. – Я… я подумала, может быть, в этом месяце тебе стоит провести с ней дополнительный день. Пятнадцатого и шестнадцатого. Она могла бы остаться с тобой.

– Почему? – потребовал он ответа.

Мои ладони вспотели, пока я пыталась собраться с мыслями, что, очевидно, заняло слишком много времени.

– Почему, Кэт? – повторил он. – Ты никогда не предлагала провести с ней дополнительный день. Что изменилось?

– …

– Ты с кем-то встречаешься?

Мой рот открылся.

– Прости?

– Ты с кем-то встречаешься.

– Я не…

– Нет? Потому что я не могу придумать другой причины, почему ты предлагаешь мне остаться на ночь, когда ты никогда раньше не позволяла мне даже лишней минуты побыть с дочерью. Она уже познакомилась с тем, с кем ты распутничаешь?

– Пошёл ты!

Слова вырвались из моего рта; я почти выплюнула их. И только когда они вырвались наружу, я пожалела, что не выплюнула рвоту.

– Прости? – сказал Давид через мгновение.

Сухость во рту была почти болезненной; я сглотнула, надеясь, что это поможет, но язык и горло были словно наждачной бумагой.

Это было отвратительно, правда. Мне потребовались годы, чёртовы годы, чтобы собраться с силами и уйти от него, а потом ещё дольше, чтобы найти в себе силы противостоять ему. И за один разговор вся эта хрупкая сила начала давать трещины.

«Я не тот человек, который позволит ему причинить мне боль», – сказала я себе. Это было немного ложью, но мне удалось сделать неглубокий вдох, и я смогла снова заговорить.

– Во-первых, это не твоё дело, – сказала я, мой голос дрожал. – Во-вторых, нет. Я ни с кем не встречаюсь. Я предлагаю дополнительный день, потому что Блэр хочет пойти на концерт Тейлор Свифт, а я…

Мне не нужно было заканчивать предложение.

– Тебе нужны деньги, – сказал он. Сладкий восторг скрывался за словами.

– Я подумала, что это будет хорошим подарком на Рождество, – пробормотала я. – Она хочет пойти с Леоной.

– Хм, – сказал он, а затем замолчал. Наконец, я не смогла больше терпеть.

– Ты поможешь мне или нет, Давид? – спросила я.

– Помогу, – ответил он.

Я закрыла глаза.

– Спасибо…

– Но не за один лишний день.

Последовал абсолютный ступор.

– Чего ты хочешь?

– Две недели.