Теплые и нежные воспоминания об их совместном прошлом превратились в лед. Неужели он приехал сюда не объясниться, а просто настроить ее против папы? Только в этот раз его оружием стали не ложь и обвинения, а правда. И правда колола ей глаза.
Но стоит ли доверять его словам?
Выражение лица Романа изменилось.
– Кто-то открыл окно? Стало прохладно.
– Я знаю, чего ты добиваешься. – Грейси отступила назад. – Ты хочешь поссорить меня с отцом.
Его лицо помрачнело, и температура в комнате, казалось, упала еще на десять градусов.
– Ты и правда так думаешь?
– Ты уже пытался сделать это раньше.
– Как человек, который в раннем возрасте потерял и мать, и отца, могу тебе сказать, что никогда бы намеренно не попытался рассорить родителя с его ребенком.
– Ты сказал мне, что мой отец связан с криминалом! Что я, по-твоему, должна была чувствовать?
– Я сказал, что я его подозреваю в этом. И только потому, что хотел оградить от опасности тебя. И ты все равно мне не поверила.
– И была права. Он же оказался ни в чем не замешан, так?
Роман кивнул:
– Так.
– И я тоже не участвовала ни в каком отмывании денег. И доказательств не уничтожала. Так?
На этих словах Роман едва заметно скривился:
– Так.
– Я даже сейчас не могу поверить, что ты меня в этом обвинил! Мне казалось, ты лучше меня знаешь.
– Я не обвинил. Я спросил.
– Ты меня подозревал, а это не менее ужасно. Как ты мог подумать, что я способна на такое… – Внезапно нахлынувшие эмоции перебили ее дыхание, и она не смогла закончить предложение. Все ее силы уходили на то, чтобы сдерживать внезапное желание разрыдаться.
– Я совершил ошибку. И дня не проходит без того, чтобы я не раскаивался.
Его рациональность только все портила. Зачем он признает свою вину? Если ей не удастся взять себя в руки, она разнюнится как маленькая девочка. А ведь ей это несвойственно. В последний раз она плакала, когда узнала о том, что у папы рак. А теперь стоит перед Романом и пытается сдержать поток слез.
Нужно, чтобы он ушел.
– Твое время закончилось, – заявила Грейси, даже не глядя на часы. – Тебе пора уходить.
Роман кивнул:
– Можешь не провожать.
И направился к двери. Грейси заметила, что он слегка прихрамывает, будто стараясь щадить левую ногу. Остановившись на пороге, он повернулся к ней:
– Семь лет назад я думал, что смогу скрыть от тебя свое расследование. Уже одно это было неправильно. И когда ты обо всем узнала и сказала, что ты ни при чем, я должен был тебе поверить. Но я был молод и заносчив… Я перед тобой даже не извинился. Я просто не думал, что ты примешь мои извинения. Но сейчас я готов сказать это. Грейси, мне очень жаль. Прости.
Ее сердце таяло. Ей хотелось побежать, броситься ему на шею, сказать, что она его прощает… Но надо держать себя в руках. Его трогательная искренность застала ее врасплох. Она понимала: если сейчас так легко сдастся, потом об этом пожалеет.
– Я очень ценю твои извинения. Спасибо.
Губы Романа изогнулись в ироничной усмешке.
– Я понимаю, ты примешь их, когда будешь готова. Ладно, я не тороплюсь.
Грейси не знала, что ответить. Но это уже не имело значения, потому что Роман развернулся и вышел.
Она почувствовала облегчение и… болезненное разочарование. Рухнув в кожаное кресло, сделала глубокий вдох и приготовилась как следует выплакаться. Но чертовы слезы никак не желали течь.
Что же с ней не так?
Она не испытывала ни грусти, ни боли, ни даже злости, когда думала о Романе. Ей было не вполне ясно, что именно она испытывала. Может быть, смятение.
Она ждала этого семь лет, и все случилось совсем не так, как она себе представляла. Ей казалось, что Роман будет вести себя дерзко и бесцеремонно, а она будет упиваться ненавистью к нему. А на самом деле?
Это гораздо хуже, чем злость. Или волнение.
Грейси вспомнила слова Романа о том, что папа проявил к ней неуважение. Как противно признавать, что он был прав! И как противно думать, что она сама позволяет Саттону так с собой обращаться. Давно закрывает на это глаза. Он должен ее уважать. Она это заслужила. Хотя, возможно, он даже не понимает, как такое поведение отражается на ней. А ей стоило бы сказать папе о своих чувствах. Вдруг он извинится и пообещает больше так не делать? Это было бы замечательно.
Нужно ему сказать. Если он завтра их покинет, она будет хранить свою обиду всю оставшуюся жизнь. А этого ей совсем не хотелось.
Грейси поднялась, одернула юбку, сделала глубокий вдох и отправилась в кабинет отца. Дверь была приоткрыта, но она постучала и осторожно заглянула внутрь. Саттон по-прежнему сидел за столом. Он выглядел уставшим и бледным.
Грейси еще раз постучала:
– Папочка, можно с тобой поговорить?
– В чем дело? – резко спросил Саттон, даже не глядя на нее.
Грейси поморщилась. Плохой знак. В последнее время настроение отца постоянно меняется. Наверное, это связано с опухолью.
– Я хотела обсудить с тобой разговор с Романом. Он не отрывал глаз от экрана монитора, словно Грейси не стоила того, чтобы тратить на нее время.
Это было очень неприятно.
– Что именно?
Грейси поняла, что ей придется сложнее, чем казалось. Однако она собрала волю в кулак, вздернула подбородок и произнесла четко, хоть и слегка дрожащим голосом:
– То, что ты сделал, было неправильно. Саттон поднял на дочь ледяной взгляд:
– И что же я сделал?
Вопрос в том, что сейчас делает она. Очевидно же, что он плохо себя чувствует. Такой бледный. Наверное, надо было держать язык за зубами.
Неуверенно Грейси продолжила:
– Я не хотела говорить с Романом, и тебе не следовало меня заставлять.
– Мы все чем-то жертвуем, Принцесса.
– Ты даже не спросил меня, согласна ли я. Это было унизительно и жестоко.
Саттон чертыхнулся себе под нос. И Грейси почувствовала, что готова, как всегда, отступить.
– Это был долгий день, и я устал. – Отец вздохнул. – У меня нет времени на глупости.
Так он считает ее переживания глупостями?
«Он плохо себя чувствует», – напомнила себе Грейси. Он умирает. Он ослаблен. Для такого человека потерять способность делать то, что он делает обычно, – наверное, высшая форма унижения.
«А как тогда объяснить двадцать шесть лет до того, как у него обнаружили рак?» – спросил надоедливый голос у нее в голове. Но после сегодняшнего разговора с Романом у Грейси не оставалось ни энергии, ни желания продолжать спор. Если бы не гора эскизов, которая ждала ее на рабочем столе в офисе, она бы поехала домой, забралась под одеяло и оставалась бы там, пока не восстановила бы чувство собственного достоинства. Но подобные поступки ей были не свойственны. Ведь она боец!
– Я, пожалуй, пойду, – промолвила Грейси, отходя от стола.
– Я с тобой еще не закончил, – раздраженно остановил ее отец. Он закрыл глаза, помассировал пальцами виски. Может быть, это не рак, а лекарства делают его таким вспыльчивым?
Грейси проглотила свою гордость и как могла спокойно спросила:
– Да?
– Мне надо, чтобы ты кое-что для меня сделала. – Отец посмотрел на нее, и его взгляд опять засветился нежностью. – Пожалуйста.
Это «пожалуйста» растопило ее сердце. Вся ее решимость в момент испарилась.
– Конечно. Все, что угодно.
– Я хочу, чтобы ты снова начала встречаться с Романом.
Грейси потребовалось несколько секунд, чтобы уяснить смысл его слов. Не может быть! И это после того, что она сейчас ему сказала?
– Встречаться с ним где?
– Встречаться – в смысле иметь отношения. – Не просьба, а требование. Грейси была так ошарашена, что не могла сформулировать ответ. Отец что, пытается торговать ее телом?
Наконец ей удалось выдавить:
– А ч-что, если он не хочет со мной встречаться?
– Он явно все еще в тебя влюблен, а мне надо знать, какие у него планы.
Все еще влюблен? О нет. Он же не имеет в виду…
Саттон бросил на нее беглый взгляд, а потом посмотрел снова, уже внимательнее. Наверное, на ее лице отразился ощущаемый ею ужас.
– Я не прошу тебя с ним спать. Просто сходи с ним на пару свиданий. Вы же были хорошими друзьями. Он может тебе что-нибудь рассказать, – продолжал Саттон.
Она ему что, шпион какой-нибудь? Джеймс Бонд в юбке?
Грейси не могла отрицать, что ей хотелось еще раз увидеться с Романом. Но это, конечно, просто любопытство. Ей всего лишь было интересно узнать, каким он стал, как он изменился. Но то, о чем просит отец, – безумие!
– Папочка, я не уверена, что смогу. Ты же знаешь, что я плохая лгунья.
– Так не лги.
Грейси нахмурилась, и взгляд отца смягчился.
– Принцесса, мне осталось не так уж долго, и я не хочу провести последние дни в атмосфере скандала. Брукс все еще намерен нас уничтожить, и мне кажется, что Роман помогает ему.
– Он сказал, что это не так.
Отец удивленно поднял брови:
– И ты ему веришь?
Грейси вздохнула. Конечно нет. Как она может ему верить? Он уже однажды ей солгал.
– Нет, не верю. – Она покачала головой.
Саттон протянул ей руку, и она вложила в нее свою ладонь. Его кожа была холодной и на ощупь казалась тонкой, как бумага. За последние несколько месяцев он очень сильно постарел. Отец пожал ее руку:
– Я хочу знать, чего ожидать, Принцесса. А ты единственная, кому я доверяю. Мне нужно, чтобы ты это сделала.
Ну вот, этим всё каждый раз и заканчивается. Опять она не смогла ответить «нет».
– Хорошо.
– Ты уже договорилась с кем-нибудь пойти на благотворительный вечер в эти выходные?
Грейси редко приглашала кого-то с собой на благотворительные вечера, но встреча в публичном месте, где будет много народа, – это хорошая идея. Хотя Роман всегда ненавидел официальные мероприятия. Но этот вечер устраивает организация «Добро пожаловать домой», которая занимается помощью раненным на войне ветеранам и их семьям, и Роман, который и сам был ранен, возможно, сделает исключение.
– Я предложу ему пойти… Но только как друг. Я не стану ему лгать или завлекать его. И если он скажет «нет», то на этом все. Я не буду его умолять.
– Поверь мне, Принцесса, – отозвался Саттон, с нежностью глядя на нее, – он не скажет тебе «нет».
Как, черт возьми, он сюда попал?
Откинувшись на заднем сиденье лимузина, Роман смотрел через тонированное стекло на проносящиеся мимо огни Чикаго. Грейси сидела напротив и говорила по телефону по-французски. Разрез ее шелкового вечернего платья персикового цвета открывал стройную загорелую ногу. У нее всегда были великолепные ноги.
Роман знал французский не очень хорошо, но достаточно, чтобы понять: Грейси разговаривает о работе. Через несколько минут она попрощалась и убрала телефон в сумочку.
– Извини.
– Все в порядке. – Роман опустил взор на ногу, выглядывающую из разреза платья. – Этот вид не дает мне скучать.
Грейси посмотрела на него с раздражением:
– Серьезно?
Роман ухмыльнулся и уточнил:
– Вид на город.
Хотя Грейси, конечно, отлично понимала, на что он действительно смотрел. И он не мог не заметить, что, несмотря на это, она даже не попыталась прикрыть ногу.
Ей нравилось, что Роман на нее смотрит. А ему нравилось то, что ей это нравится. Похоже, за последние семь лет его влечение к ней нисколько не уменьшилось. Мускусный аромат ее парфюма окутывал его словно теплое одеяло. Ее светлые шелковистые локоны, заколотые на затылке, обнажали длинную, тонкую шею, которую Роману хотелось поцеловать, и украшенные бриллиантами ушки. В юности Грейси была задиристой милашкой с опасным блеском в глазах. Теперь, в двадцать семь, она стала настоящей красавицей. И, несмотря на их давний разрыв, он все еще испытывал рядом с ней чувство близости, которое сам не вполне понимал.
– Так ты скажешь мне, к чему это все? – спросил он.
– Что – все? – невинно глядя на него, отозвалась Грейси. Роман, однако, заметил, что она напряглась. Ей никогда не удавалось убедительно лгать.
– Сегодняшний вечер. Твое сообщение было каким-то… туманным. Я удивился, когда получил его.
– Я сама немного удивилась, что его отправила.
– Получаса наедине со мной тебе не хватило? – Роман ухмыльнулся, отчего ей, похоже, стало еще неуютнее. – Или просто никто больше не согласился пойти с тобой на свидание?
– Чтобы ты понимал: это не свидание. Мы просто знакомые, которые вместе едут на публичное мероприятие. И я уже объяснила. Это благотворительный вечер для ветеранов, получивших ранения. Я решила, что тебе интересно было бы его посетить.
Роман пожал плечами и заговорщически улыбнулся ей:
– Как скажешь.
– Там будет несколько очень влиятельных в нашем штате людей. Ты мог бы завести связи.
– Ты уверена, что это «несвидание» никак не связано с тем, что ты хотела, чтобы я поцеловал тебя тогда в библиотеке?
Грейси удивленно моргнула:
– Когда это я такое говорила?
Роман усмехнулся:
– Дорогая, тебе и не надо было говорить. Да, прошло семь лет, но я все еще могу читать тебя как открытую книгу.
– Очень в этом сомневаюсь, – ответила Грейси, но в ее глазах он видел совсем другое. Например, беспокойство по поводу того, что он прав. – Я уже не та наивная и доверчивая девочка. И не смей называть меня «дорогая».
– Как насчет Принцессы? Так тебя можно звать? Грейси угрожающе на него посмотрела.
Роман снова пожал плечами:
– Прости, Грейси. Мне казалось, тебе нравятся милые прозвища.
– Но ты ведь не поэтому так меня назвал. Ты и вполовину не настолько обаятелен, как думаешь.
– Но все-таки обаятелен, – хмыкнул Роман, ожидая, что она пнет его в лодыжку.
Вместо этого Грейси закатила глаза:
– Ты-то, конечно, себя считаешь обаятельным.
– Милая, я знаю, что я обаятелен.
Грейси никак не прокомментировала «милую».
– Интересно. Я не припомню, чтобы ты раньше был таким дерзким.
Роман улыбнулся:
– А ты все такая же упрямая. Совсем как моя сестра.
– Кстати, как поживает Эйприл? Кажется, она собиралась замуж?
Да, и они с Грейси должны были вместе пойти на свадьбу, но по его вине этому не суждено было случиться.
– Она живет в Калифорнии с Риком, своим мужем. У них близнецы – Аарон и Адам.
Лицо Грейси приобрело то самое приторное выражение, которое возникает у женщин при упоминании детей.
– О боже! Близнецы?
– Ага. У нее ни минуты свободной.
– Сколько им?
– На Рождество будет год. – Роман услышал в своем голосе нотки гордости. Он никогда не мог представить себя отцом, поэтому баловал племянников при любой возможности.
– Ты часто с ними видишься?
– Каждую неделю звоню по скайпу.
– Эйприл очень хороший человек, – сказала Грейси с искренней симпатией в голосе.
Сестра была моложе Романа на четыре года, и, когда они потеряли родителей, ей пришлось особенно трудно. Брат учился тогда в колледже, и Эйприл осталась тосковать в одиночестве, хотя ее и взяли к себе близкие друзья семьи. Роман собирался оставить учебу до тех пор, пока Эйприл не окончит школу, но она ему не позволила. Зато она часто к нему приезжала, и они с Грейси сразу подружились. Разница между ними составляла всего год, и они обе были сильными и способными девушками. Хотя их интересы оказались абсолютно противоположны. Эйприл была сорвиголова, могла выпить больше, чем любой мужчина, выбрала армию вместо колледжа, рано вышла замуж. Грейси не интересовало замужество – по крайней мере, до окончания учебы, и они никогда не обсуждали с ней создание семьи. Теперь он задавался вопросом, думала ли она вообще об этом? Ее основной целью всегда оставалось стать модельером. Судя по тому, что он читал в прессе, она пользовалась бешеным успехом, а о ее щедрости ходили легенды.
О проекте
О подписке