Цитаты из книг автора «Миша Бастер»

Иногда я использовала антиквариат для миксов, но это касалось скорее украшений и обуви. Если, к примеру, мне подходила для образа антикварная брошка. А чешские стразы я покупала в галантереях. Из старого и современного делала коллажи. Военную фурнитуру покупала в «Военторге». Обувь я иногда использовала старинную, просто доводила ее до нужного состояния. Иногда ездила в город Химки, где были потрясающие барахолки. Старушки там продавали уникальные музейные вещи. Но я не злоупотребляла секонд хендом, как Гарик. Он ведь не шил, а миксовал все, что коллекционировал. Он действительно находил на Тишинке и музейные, и трешевые вещи. У меня был тот же принцип, но свои вещи я все-таки шила.

Откуда вы брали материалы? Многие рукодельницы жаловались на дефицит тканей наступивший еще в конце семидесятых. К.Ф. Материалов было полно. Что-то осталось от бабушки. Дома хранились привезенные из Японии антикварные панбархаты. Что было нужно, я покупала. Что-то продавалось, можно было купить гипюры, бархаты. Ингода я покупала шмотки в комиссионных магазинах, которые были завалены товарами, и потом эти вещи использовала в качестве тканей. М.Б. Производственная часть. Вы все делали сами или привлекали кого-то для реализации идей? К.Ф. Я сама в основном и шила. Мне немного помогали подруги, которые со мной работали как модели. Это был увлекательный процесс, всем дико нравилось. Некоторые вещи они приносили сами; мне тогда все что-то несли и давали советы. Нередко мои вещи монтировалось с их собственными вещами.

Концепция показа Троицкого-Куницыной заключалась в том, чтобы сравнить официальную моду и авангард, а получился перформанс. В зале сидели тетки из модных журналов и самого Дома моделей, осветители, пожарные, публика чисто советская. И все наши друганы пришли, конечно. Половина из Питера, половина из Москвы. Богема. Дом моделей честно показывал на своих честных манекенщицах то, что они шили и продавали. И, справедливости ради, там работали некоторые великие мастера, потрясающие профессионалы. Но в тот раз были показаны какие-то средние вещи. Наши все свистели, улюлюкали. Там был полный угар. Авангардные показы проходили под живую музыку.

«Поп-Механика» – это то же самое, что я старалась делать в моде: миксы из, казалось бы, не сочетаемых вещей, которые в конце концов становятся чем-то совершенно другим. Но кроме того, это была дружба, любовь, стиль жизни. Мы жили творчеством, оно не было для нас бизнесом никогда. Скорее приключением.

до 93-го года преобладали «стиляги с Тишинки», то есть, было очень много людей ностальгического советского плана, расцвеченные характерами фильма «Место встречи изменить нельзя». Вот эти «развед-группы» и «милицейская интеллигенция», какие-то «шпионы» и «хулиганы» – вся эта эстетика в 93-м году стала отходить, она стала терять свои позиции. Потому что тот рынок, европейский и американский, который хлынул в Россию, очень быстро все вымывал: и сознание, и местные рынки, вообще все уничтожал. И люди, которые привыкли играть со своими образами, они, как азартные дети, стали хватать новые игрушки и примерять их на себя. И, если обычный обыватель примерял обувь на ноги, то заигравшийся в моду человек тоже самое сразу же примерял себе на голову. Такая игра в абракадабру и переиначивание была, и это работало как генерирование новых имиджей. Другой вопрос, что никто не предполагал, что вот это наводнение нового и иностранного, не только уничтожает былую ситуацию и атмосферу, но уничтожает и национальные особенности в стране, самобытность уничтожает.

на смену авангарда пришло понимание вневременного, которое гораздо шире и повторяется, возвращаясь. От авангардных действий осталась специфика выжимки чистых эмоций.

особого режима. А в конце выходил с татуировкой I love America, на трусах красовался американский флаг, с сигарой и весь облепленный долларами. Народ на показе ржал до слез, руки отбили хлопаньем. А после в берлинском метро висели плакаты с тем первым совковым образом, под которым стояла подпись «Петлюра – лидер золотой советской молодежи». Удивительно, но тяжелее всего доставались вещи семидесятых-восьмидесятых годов. Я иногда даже думал, что никогда их не найду, поскольку времени прошло немного, считались они редкой идиотией и поэтому их держали дома за шифоньером. И только с середины девяностых они там начали появляться: футболки с надписями «Рига», «Париж-Дакар», джинсы «Ну, погоди», галстуков у меня собрался целый набор. Потом подгреблись БАМовские курточки, они тоже в шифоньерах висели как некая семейная гордость, потому что до 89-го года еще все ездили по стройотрядам разным. Так сложилась коллекция «Олимпиада. Прощайте, голуби». Мне тогда достались платки «Олимпиада», а там голуби летят, отсюда и название.

Какой-то методики в сборе коллекций поначалу не было. Принцип, по которому я стал собирать вещи, пришел после знакомства с Гариком. Мне очень понравилось название придуманного им стиля – «мертвый разведчик». И я стал ковырять названия из двух-трех слов. У меня были шляпки с цветами, и к ним пришло название «Солнечные цветы». Потом начал составлять блоки вещей, постепенно добавляя к ним новые. К 1988-му году у меня уже скопились четыре-пять тем и разработки в их рамках: «Солнечные цветы», «Шпионские страсти», «Мертвый разведчик». «Бриллианты для рабочих» появились после кооперативов. На создание этой коллекции меня вдохновила встреча с человеком, у которого были рандолевые коронки, имитирующих золотые зубы. Впервые я этот образ показал на фестивале «Что ты думаешь по поводу Америки», который проходил в Берлине в 1991-м году. Там я сделал перформанс, в начале которого я появлялся в телогрейке, с собачьими орденами, в красных трусах с серпом и молотом, с как бы рандолевыми зубами (из фольги) и в шапке с зоны

На Тишке никогда не было сверхфраков, все достаточно простенькое. Много крепдешиновых платьев, которые вызывали у меня восторг. Можно было найти весь спектр одежды: от начала века до конца. И это был праздник, продлившийся до 1998-го года.

Гарик строил птушников, наряжал, ирокезы выстригал и грузил их, что они звезды. Все мажоры и богема тогда смотрели ему в рот. Он привез свой модный балаган в Питер, шевелил местную интеллигенцию, неформальных художников и музыкантов. Гарик возил из Москвы самое важное – кадры, которые участвовали в «Поп Механике» у Курехина.