Цитаты из книг автора «Миша Бастер»

Альтернативная мода имеет исключительно эмоциональные истоки, и к моде по выкройкам не относится. Она может быть даже трендообразующа, но цели таковой не преследует. Это декларативное искусство, причем манифестирование и декларирование действительно было в моде у художников-авангардистов, как начала двадцатого века, так и в его конце.

свои духи, своя клиентура, фирменный ивановский румянец и собственноручно сшитый камзол. Любую вещь из его коллекции (причём любого размера) можно было тут же купить. «Налетайте, лучезарные друзья мои!», – подбадривал Слава зрителей во время показов.

Мы идем с тобой на хаус Оба в джинсах «Леви Страус» Мы в кровать с тобой легли Оба в джинсах фирмы «Ли»

Видеокамеру Юрис купит в конце восьмидесятых и потом его увлечение съемкой перерастет в «Пиратское телевидение» в начале девяностых. Тогда стало очень модно снимать видеоклипы для групп – появилась возможность показывать их по телевидению. Первые наши клипы показал Артемий Троицкий в своей передаче на первом канале еще в 1988-м году, как раз те самые раскрашенные фильмы, но это было только один раз по ТВ, у меня сохранилась эта запись.

Мы пошли на «Ленфильм» и Сергей сразу же напортачил ошибок. Набрал кучу директоров и прихлебателей, отчего бюджет рассосался на полдороге. Но я успел отснять несколько метров мульта, которые все просили нарезать на видеоклипы. Но я как-то постеснялся делать всем, начиная с Гребенщикова, «Странных игр» и иных, одинаковые клипы… Нарезал на четыре части, положил музыку, и почти год эти мульты гоняли по местному телевидению. При этом странное дело, меня вдохновил на это Котельников, у которого я перенял технику анимации, а все эти музыканты за всю историю движения так ни разу к нему с подобными предложениями и не обратились.

В Парке культуры, где проводился день рождения Ричарда Блэкмора, издалека видели Диму Саббата и рокерскую тусовку.

Стремление к аристократизму, любовь к роскоши, блеску, возникли как протест против нищеты, которая нас окружала. Хотелось красоты, пафоса, хотелось шокировать. Моя любимая тема, что художник должен выступить настолько круто, чтобы у людей был позитивный шок. Чтобы в голове найти точку смещения. Мне казалось, что если ты занимаешься модой, если хочешь быть звездой, не в пафосном смысле, необходимо ярко о себе заявить, ни на кого не похоже, но при этом не быть бутафором.

Уличная мода восьмидесятых. Она как то влияла на вас? К.Ф. Мода в восьмидесятые годы на самом деле была чудовищной, но мы и на улице до «стиля» группы «Комбинация» и макияжа как у индейцев никогда не опускались. Про периферию, да и про обычное население даже Москвы, лучше и не вспоминать. Мировая мода не может произрастать на периферии и быть провинциальной. Наши подиумные образы, несмотря на вычурность, не были вульгарными. В душе же я была всегда панком. Не тем, который плюется и жрет пиво. Не калькой с Sex Pistols. Но «панковство» в смысле бунтарства мне очень близко. Мне и сейчас больше всего нравиться панк-мода. Я считаю, что из всей моды XX века – это самая неувядающая стилистика, которая в переработанном контексте выглядит наиболее модно и экстравагантно. Александр Макквин, мой самый любимый дизайнер, довел панк до киборгианского стиля и абсолютного космоса. Мы эту эстетику использовали и в жизни, и на подиумах. М.Б. А откуда появилась царская тема? К.Ф. Наверное, еще от прабабушки. Церковное византийское роскошество на меня произвело глубокое впечатление еще в детстве. Я выросла рядом с этой красотой. В центре любого моего творчества, будь то графика, мозаика, живопись или мода стоит женский образ царицы. Потом, когда я делала выставку в галерее Александра Якута, придумала название Царизм. Это такой же изм, как импрессионизм или минимализм. В этом выражена линия моей жизни. Я и рисовала всегда цариц. И то, что я делала в моде, – это царская тема, единственная красивая в русском костюме. Русская крестьянка – она ведь тоже царица. Для меня тема царизма шла как знаковая тема по всей моей творческой жизни. Мои царицы – это такие царицы-панки в изгнании. Когда я это делала, не задумывалась об этом, но это важно. Я только сейчас поняла, почему я сочетала военную форму с царской темой. Потому что царская военная форма – это символ воинства византийского, это царская охрана. Тогда все делалось интуитивно. И даже советская форма все равно шла от царизма, Советский Союз тоже ведь был империей. Имперский стиль был везде и всюду.

Я показала две коллекции. Первая была построена на сочетании гламурного панка с имперским стилем царской России. Меховые шапки с длинными черными вуалями, расшитые двуглавыми орлами кокошники сочетались с панковскими кожаными лифчиками, украшенными миниатюрами на эмали, которые я от руки расписывала. Все было расшито жемчугом, камнями, стразами, бисером. Получились насыщенные кутюрные вещи. А вторая коллекция была сделана в стиле советского поп-арта, или, если угодно – соц-арта. Эта коллекция называлась «Кошмарный сон майора Стогова». Название возникло спонтанно. Мой брат-военный принес мне для этой коллекции военный мундир, на котором обнаружилась с внутренней стороны надпись шариковой ручкой «Майор Стогов». Это была очень смешная, стебная коллекция, которая могла привидеться майору разве что в страшном сне. Хотя на самом деле, майор Стогов оказался очень продвинутым интеллигентным человеком, любил искусство и был в восторге от того, что его именем назвали такую прекрасную коллекцию. В коллекции появился ярко-красный лиф с золотыми серпами и молотами на грудях, расшитый камнями, и красная атласная юбка, сшитая как будто из портьер кремлевских кабинетов. Я использовала массу советской униформы цвета хаки, которая была доведена до состояния абсолютного барокко. Военные кители превращались во фраки, с фалдами из кружева в виде огромного шлейфа, расшитого камнями. Под мундиром сидела красная балетная пачка. Ведь что такое советский балет – это красный балет. А сверху была надета фуражка с платком. Фуражка вообще для меня всегда была как кокошник. Часть фурнитуры я купила в «Военторге», а часть взяла дома, где от дедушки-адмирала осталось огромное количество военно-морской атрибутики – роскошных пуговиц, портупей.

Можно ли сравнить альтернативная моду и субкультурные движения восьмидесятых с авангардом двадцатых годов? Многие моменты были схожи, и что-то даже черпалось из этого периода отдельными деятелями. К. Ф. Да. Восьмидесятые напоминают двадцатые потому что все дружили – музыканты, художники, только тогда вместо рок-звезд поэты были. Все работали в одном контексте. По запалу и энтузиазму они похожи.