Глава 3

– Хорошо, идем.

Гаррет заранее знал ее ответ. Не успела она ничего сказать, а он уж догадался, видя, как замирают ее карие глаза, чувствуя перемену в воздухе и отклик собственного тела на его первую победу.

Он огляделся. По крайней мере дюжина гостей с неприкрытым любопытством наблюдали за ними. Он предпочел бы обойтись без лишнего шума, но так уж сложилось.

– Что ж, идем. – Он взял ее за руку, и они вышли.

Если бы Николь обернулась, она увидела бы удивленно поднятые брови, ехидные усмешки и вытаращенные глаза. Но она думала только о том, куда бы пойти, чтобы поговорить. Наедине, а не со всей толпой гостей разом. Кажется, поблизости есть кафе, работающее допоздна… Так или иначе, они сейчас это выяснят.

Внизу под лестницей Николь спохватилась:

– А вам, наверное, надо было попрощаться с друзьями?

– Нет, обойдутся, – ответил Гаррет. Джессу он позвонит завтра. Остальных ребят так или иначе увидит на будущей неделе. – А вам?

Николь нерешительно качнула головой.

– Может быть, вас беспокоит, что мы вышли вместе у всех на виду? – спросил Гаррет, очень надеясь, что он ошибается.

Николь рассмеялась:

– Мне двадцать шесть лет, а не шестнадцать! Гаррету показалось, что ее смех отдает нервозностью.

– Просто для меня все это очень необычно, и поэтому я стараюсь держать себя в руках!

Черт, как она мила! Гаррет провел большим пальцем по ее ладони и заговорщически шепнул, наклоняясь:

– А иначе что?

Ему нравилось играть с ней, дразнить ее, наблюдать, как краска заливает ей щеки. Но когда Николь подняла голову и посмотрела ему в глаза, румянца, который он надеялся увидеть, не было и следа. Выражение ее лица стремительно менялось от растерянности до решимости. О чем она, интересно, думает?

Гаррет откинул прядь волос, лежавшую у нее на лбу, и тут над верхней губой снова мелькнул кончик розового языка. Нет, это уже слишком. Безлюдная лестница, полумрак, и этот рот, сводящий его с ума. Он немедленно должен увести ее отсюда и затащить к себе в…

Стоп. Не так быстро. С ней так нельзя, на этот раз он будет действовать иначе.

Но, видя ее глубокие карие глаза, которые искали что-то в его лице, он чувствовал, что его выдержка вот-вот лопнет, как туго натянутая тетива. Сопротивляться мягкому пленительному нажиму ее тела было выше его сил.

– А иначе вот это, – пробормотала она, и ее дыхание шелковой бабочкой коснулось его щеки. В следующее мгновение она уже целовала его, и кончик ее языка трепетал между его губами, словно намекая, что он целиком в ее власти, что он больше не тот мужчина, которым он хотел стать для нее, а тот, которого хочет она.

Проклятье!

Он взял ее одной рукой за талию и подул в чувствительное место ниже уха. Подождал, пока ее тихая дрожь и сладкий запах захватят все его ощущения, и спросил:

– Этого ты хотела?

От страсти и нетерпения Гаррет не говорил, а глухо рокотал.

– Я так долго боялась отношений, трудностей и из-за страха многого лишилась в жизни, – сказала Николь. – Простые радости проходили мимо меня. Но этого я не упущу.

– Не упустишь, обещаю.

Десять минут спустя, среди вздохов, смеха и поцелуев, они добрались до квартиры Николь. Гаррет повернул в замке ключ, который она ему дала, дверь распахнулась, и они, не разжимая объятий, ввалились в прихожую. Тут Николь отступила и окинула его взглядом. Ее глаза сверкали, из распахнутых губ вырывалось тяжелое частое дыхание, и от одного взгляда на ее горящие румянцем щеки Гаррета накрыло новой волной возбуждения. Он схватил ее, поднял и крепко обнял, и она со смехом обвила его ногами.

– Боже, какая ты красивая! – стонал Гаррет, не решаясь пока прижать ее к стене.

Николь расстегивала пуговицы на его рубашке, обнажая его мускулистую грудь и живот.

– Да и ты неплох!

Дверь в спальню была открыта. При виде ее аккуратной кровати с сиреневым рисунком у Гаррета возникла небывалая эрекция. Да, он очень голоден. Он хочет секса, ее плоти. Он хочет ласкать ее розовое тело и слышать, как она стонет и всхлипывает под ним. Он хочет всего. И даже большего. Того, что настанет потом – когда он выжмет из ее тела последний стон страсти.

Гаррет опустил ее на кровать, а сам навис над ней, опираясь на руки. Она по-прежнему обнимала его ногами за пояс.

– А я ведь даже не знаю, как тебя зовут. Гаррет открыл было рот, чтобы назвать свое имя, но что-то в глубине ее темных глаз заставило его повременить с ответом. Что-то возбуждающее. Уголки его губ поднялись вверх.

– Но ведь тебе так больше нравится, верно? – лукаво прорычал он. – Я же вижу.

В ответ она издала полустон-полувсхлип, услышав который он чуть не кончил. А он-то думал, что она достигла предела своей сексапильности.

Ах, как ей повезло повстречать такого мужчину. До чего он хорош, аж слюнки текут. Он ее спаситель. Тот, кто вернул ей способность наслаждаться простыми радостями жизни. Он мечта, фантазия, которую она наконец-то может себе позволить. С ним возможно приключение, авантюра, о которых она раньше и помыслить не смела. Причем это совершенно безопасно. Потому что она даже не знает его имени. Чем ценен незнакомый мужчина? С ним не заведешь серьезных отношений, не станешь строить совместных планов на будущее и не разочаруешься, когда они не осуществятся.

Они проведут вместе одну ночь, не более. Одну безумную ночь, чего ей подсознательно хотелось все три года. Если задуматься, то и четыре. Нет, она не станет вспоминать. Это совершенно лишнее, когда такой шикарный незнакомец наклоняется, чтобы поцеловать ее грудь. Нельзя упустить ни секунды своего счастья.

Тем временем Гаррет поднял к ней голубые глаза, и его губы сложились в лукавую улыбку.

– Какой милый бантик, – хрипло пробормотал он, – так и просит, чтобы с ним поиграли. – И зубами принялся теребить бант на ее блузке. – Ах! – Бант развязался.

Николь и не догадывалась, что ее розовый бюстгальтер настолько сексуален, но, услышав его хриплый возглас, зарделась еще ярче. Потом Гаррет стал поочередно обдувать ложбинку между ее грудями и ласкать ее языком, так что ее живот несколько раз томительно содрогнулся. Ее тело изнемогало от вожделения, желания страстных горячих объятий, но он по-прежнему лишь дразнил ее. Он нависал над ней, опираясь на колени и руку, пока язык орудовал у нее на груди. Она выгнулась навстречу, словно прося его быстрее сорвать с нее бюстгальтер и все остальное. Но Гаррет не торопился. Теперь его язык устремился вверх – обвел ключицу, скользнул по шее и снова надолго облюбовал местечко за ухом, которое никогда ранее не было столь чувствительным, как сейчас.

– Я хочу тебя голой, Николь, – сдавленно рычал он среди тяжелого грохота ее сердца, пока его рука нащупывала на животе край ее блузки.

– Ты знаешь мое имя? – удивилась Николь.

Стащив с нее блузку, Гаррет отбросил ее в сторону и уставился на грудь под узким розовым бюстгальтером.

– А ты моего не знаешь. Николь судорожно сглотнула.

Так надо, эта мера безопасности, последний форпост против этого мужчины, который сделал с ее телом нечто небывалое. Она и не догадывалась, что способна на такое. Впрочем, он, кажется, не собирается ее захватывать. Он забавляется, дразнит ее, ведет с ней сексуальную игру и только.

Одно незаметное движение – и застежка впереди открылась, следом открылась и задняя. Бюстгальтер упал, обнажив ее груди с тугими сосками, вожделеющими его ласки. В его голубых глазах сверкнула молния. Ей казалось, что еще секунда промедления – и она лишится чувств.

– Я сказал, голой, Николь.

Глава 4

Попятившись, Гаррет стянул с нее джинсы, окинул откровенно оценивающим взглядом ее наготу и лишь потом начал раздеваться сам. Когда он снял рубашку, Николь, с безумными глазами и пересохшим горлом, вскочила и стала ощупывать эту широкую равнину его мускулов, досель скрывавшуюся под одеждой.

Это не тело, а произведение искусства. Ни дать ни взять греческий бог. Подлинное воплощение мужественности и силы. Что-то будет дальше? Ее пальцы спустились вниз по бугристому прессу и добрались до ремня.

Гаррет терпеливо ждал, пока ее дрожащие пальцы расстегнут пряжку и молнию на джинсах, словно угадав ее стремление быть активным участником игры, а не пассивным объектом его ласк, которые не прекращались ни на секунду. Ее плечи, шея, спина – его руки были повсюду. Подушечки его больших пальцев обследовали ее подбородок, щекотали изгиб нижней губы, ямочку у шеи, а Николь тем временем пыталась спустить его джинсы. Это вышло не сразу, потому что тут она столкнулась с препятствием в виде его эрекции. Наконец, джинсы оказались на бедрах, и глазам Николь предстал его истинный размер.

Большой. Под стать его прочим достоинствам. Такой она видела впервые и впервые ощущала такое возбуждение. Ее ладонь сомкнулась поверх, проверяя его твердость и длину.

– Николь! – раздался хриплый стон.

Она подняла взгляд – и ее обожгло голубое пламя, горевшее в его глазах. Бешеное пламя, создававшее удивительный контраст его бережным прикосновениям. Он словно предупреждал, что сейчас опрокинет ее на спину, накроет ее всем телом и с бережностью будет покончено.

Хорошо. Скорей бы.

Она не дыша смотрела, как он снимает и швыряет прочь джинсы и туфли, вертит в руках презерватив и… бросает его на простынь, не надев.

Что? Неужели он из тех парней, которые ненавидят презервативы или вспоминают о них в самом конце? Впрочем, это не важно. Николь была так захвачена волшебством происходящего, что готова была забыть обо всем на свете. Не хватало еще разговоров о защите и безопасности.

Но Гаррет успел перехватить ее удивленный взгляд и нахмурился.

Вот черт. Похоже, объяснений не избежать.

– Э-э-э… а ты его наденешь, да?

В его глазах мелькнуло нечто похожее на смущение.

– А как же! – серьезно отвечал он. – Я не стану рисковать. Это нам ни к чему.

Гаррет говорил с неподдельным убеждением. И это было невероятно… сексуально. Почти так же, как его полуулыбка, скрывавшая некий секрет, который он готов был раскрыть.

– Что? Ты думала, игры уже закончились? Николь молчала, не желая признаваться, что в прошлом все «игры» проходили между надеванием и снятием презерватива.

– Я… не знаю…

Гаррет стал целовать ее, затем легонько подтолкнул и опрокинул на кровать.

– Ничего подобного.

У нее вырвался нервный смешок – потому, наверное, что все тело трепетало от вожделения. И тут его рука скользнула к ней в пах, и пальцы вошли в глубину ее плоти. Погружались все глубже, глубже, медленно и уверенно, а затем двигались обратно – и так несколько раз, а подушечка большого пальца вращалась снаружи, дразня напряженно пульсирующий центр ее томления.

Очередной толчок пальцев в ее горячей мокрой плоти… Это было выше ее сил.

– Пожалуйста… – тихо застонала Николь, – мне нужно…

– Что? Хочешь еще?

Его губы сомкнулись вокруг одного соска. В ответ вместо слов горло Николь издало влажный всхлип.

Похоть обуяла ее, тело пульсировало в ритме движений его пальцев.

– Я хочу тебя…

Тело ее содрогалось, расплавленный огонь в жилах толкал ее к самой последней черте.

– Я хочу тебя. Давай, давай, давай… – шептали ее губы.

Но он, казалось, намеренно уводит ее от этой черты. Его руки вдруг замерли, кровать просела – его вес сдвинулся в сторону. Николь в панике вытаращила глаза. Не может быть! Он не может остановиться! Садист!

– Ты куда?

Но он не собирался уходить, он просто принимал более удобное положение между ее ног. Он раздвинул их шире – так, что с любым другим мужчиной заставило бы почувствовать свою беспомощность, уязвимость, – но только не с ним. Даже когда он приподнял ее и положил ее бедра к себе на плечи. Даже когда он взглянул ей в глаза и сказал:

– Сейчас.

И затем его рот накрыл ее, и язык начал повторять движения пальцев и рук, которые только что были там… но по-другому. Совсем иначе. Интенсивнее, ярче, мощнее, резче и одновременно мягче. Все вместе. Он нырял внутрь, возвращался, он лизал, щекотал, покусывал, выписывал сложные узоры. Заставлял ее стонать, вскрикивать, умолять. В какой-то момент он сосредоточил свой натиск, свою мощь, все свое искусство в одном… особо изнывающем, вожделенно трепещущем… месте.

Она падала. Долго. Сладко. Мучительно. Как никогда в жизни.

Может быть, это все благодаря анонимности. Точнее, частичной анонимности, раз уж он знает ее имя. Это имя он снова и снова повторял глубоким рокочущим голосом, который отзывался в каждом ее нерве, точно он не говорил, а лизал ее своим мокрым языком. А потом он лег сверху, дабы она ощутила на себе вес его тела, и стал целовать ее в шею – нежными, долгими поцелуями. Ей подумалось, что он смакует ее, подобно тому, как он смаковал закат.

О нет. До боли знакомый трепет в груди, желание обнять его, крепко прижать к себе… Только не это. Хотя… может быть, это обычное следствие выброса эндорфинов, а вовсе не то, чего она испугалась. Словом, непонятно. Чтобы разобраться, требуется эксперт. Мэв, наверное, права: ей следует обратиться к специалисту… Удивительно, что ее вообще донимают подобные мысли, когда она лежит в постели со своим голубоглазым незнакомцем…

– Гаррет, – раздался над ее головой его густой низкий голос.

Николь вздрогнула, трепет из груди спустился в желудок, где осел куском свинца.

– Что случилось? – удивился он, почувствовав перемену. Затем поднялся на локтях и посмотрел на нее.

Боже, это знакомые глаза. Выходит, предчувствие ее не обмануло.

– Это очень веселая и приятная игра, и я не хочу, чтобы ты беспокоилась по поводу того, что не знаешь моего имени. Меня зовут Гаррет.

– Гаррет… Картер? – Горло сжалось от страха услышать ответ, который она знала заранее.

– А мы разве встречались? – насторожился он.

Да, встречались. Она его знает. Наверное, Гаррет прочитал это у нее на лице, потому что он болезненно вздрогнул… поднялся и отошел в угол. Взяв с кресла легкое одеяло, он бросил его Николь и быстро натянул джинсы – она и обернуться не успела.

– Не знаю, что ты обо мне слышала, Николь, но сегодня я…

Он осекся, обводя взглядом ее волосы, разметавшиеся на постели, ее лицо, затем уставился в книжный шкаф напротив. Николь поняла, что привлекает его внимание: там большая фотография с прошлого Рождества – она и Мэв улыбаются в камеру.

Гаррет неуверенно шагнул вперед с застывшим от изумления лицом.

– Николь? – Гаррет захлопал глазами.

Она спряталась под одеяло, стыдясь своих торчащих сосков и того, что это Гаррет сделал их такими. Его пальцы, губы, зубы, язык…

– Никки Дэниэлз?

Гаррет Картер, брат Мэв, тот самый, что меняет женщин, как перчатки.

Невероятно, но факт.

Гаррет растерянно взъерошил волосы и, спотыкаясь, побрел по комнате. Вид он имел не менее смятенный, чем ее мысли и чувства. Ясно было только одно: можно не беспокоиться по поводу возможных последствий вроде душевной травмы и прочего. А в остальном ситуация на редкость дурацкая. Ну и посмеется же Мэв! Она такая. Насчет Мэв тоже можно не беспокоиться – их дружба ничуть не пострадает от этого досадного недоразумения.

– А это что такое? – поинтересовался суровый голос – тот самый, что минуту назад нежно повторял ее имя.

Он смотрел на мобильный телефон у нее в руке, который она взяла почти машинально, чтобы набрать сообщение для Мэв.

– Мой телефон. – Ее линия жизни, помогающая преодолеть неразбериху в мыслях. Ей срочно необходима Мэв. Николь все ей расскажет, а заодно и убедится в ее поддержке. Между ними не должно быть недоразумений… Таких, как это.

– Вот как, Никки? Значит, телефон?

Что? Она удивленно выгнула бровь. Она для него уже Никки? Неужели напрашивается на знакомство? Но не успела она ответить, что это его не касается, как снова последовал вопрос: