– Так и знала. Взрослые вечно несут чепуху, ни в чем не разобравшись. – Лу хмыкнула. – Про меня тоже болтают. Очень в их духе. Ну ладно, забудем. Только скажи: за кем ты гнался?

– Это… это было насекомое. Я собираю их.

– О, правда? И много собрал?

Франц подумал об останках гусеничек под кленом, растоптанных куколках и растертых в пыль бабочках. Он гулко сглотнул и неопределенно пошевелил рукой.

Лу явно почувствовала что-то неладное, потому как затараторила:

– У меня под кроватью живет сверчок. Слышал, как они скрипят ночью? Отец считает, это дурной знак, пытался его выпроводить. Не поймал. А в среду упал в колодец, так теперь лежит дома с больной ногой и ругается. Говорит, весь дом перевернет, а этого мерзавца достанет. Но сдается мне, сверчок поумнее моего папани и выиграет-таки он.

Девчонка ухмыльнулась. Странные у нее были замашки, городские девчонки так не разговаривали, разве что ист-эндские. Франца всегда одергивали, когда он вел себя с дочерями маминых подруг как-то не так: то грубовато ответил, то задал неучтивый вопрос. И девочки эти были другие – сидели на краешке кресла, жамкая ладошками рюши на платье, а потом, пригубив чай из кружки (Франц сомневался, что они выпивали хотя бы половину к концу вечера), вежливо благодарили хозяйку и стеснительно улыбались.

Такие визиты были у них до того случая. То есть несколько лет назад. Но отчего-то эти сахарные девчонки врезались Францу в память. Наверное, потому, что он никогда не находил с ними язык. И вообще не понимал, зачем их притаскивали в дом. Впрочем, манеры Лу оказались Францу близки: он был уверен, что, если предложить чай ей, та выпила бы махом до дна. И еще потребовала добавки.

Внезапно незнакомка снова понравилась Францу.

– А еще я собрала в банку лягушачью икру, – рассказывала Лу. – Из нее вылупятся головастики. А потом превратятся в лягушек. Очень любопытно посмотреть!

– Здорово.

Лу хмыкнула и кивнула.

– Может, как-нибудь покажу. Если ты все же не чокнутый. А что это за насекомое, за которым ты гонялся?

– Бражник.

– Бражник? Что за штука?

– Ночная бабочка. Их много, но этот… я никогда такого не видел. Даже в книгах.

– Кни-игах, – протянула девчонка таким тоном, будто Франц выдал что-то слишком заумное. – Хм, ну и как выглядел этот твой бражник?

– Он… большой. – Франциск показал руками расстояние в три-четыре дюйма. – С длинным хоботком. Тело мохнатое, такое… черно-желтое.

– Черно-желтое? – резко переспросила Лу. – А на спине рисунок?

– Э… да.

– Череп?

– Откуда ты… – оторопел Франц. – Видела его?!

– Ага, – кивнула девчонка.

– Когда? Где?

– Вижу.

Лу ткнула пальцем в голову Франца, и до него дошло: бражник сидит у него на макушке. Затаив дыхание, мальчик поднял руку…

«Бззз!»

Бражник скользнул между растопыренных пальцев, на секунду завис перед самым носом Луизы, круто развернулся к Францу, сделал вираж возле самого его лица и метнулся в сторону.

– По… погоди!

Франциск забыл обо всем: что девчонка может посчитать его странным, что у его тайных дел появился свидетель. Он думал лишь, что бражник вот-вот покажет ему Дверь. Мальчик круто развернулся и рванул за мотыльком через поле вереска, вниз и вниз, к берегу реки. Лу что-то крикнула вслед, но он не расслышал.

Вскоре бражник резко свернул влево, к мельнице.

Франц даже споткнулся.

Мельница!

Это не совпадение. «Дверь там! Бражник покажет! Скорее за ним!» Франциск выбился из сил – воздуха не хватало и легкие жгло, но он не останавливался. В крови снова запульсировало предчувствие волшебства. Он приближается к тайне. Франц чувствовал это. Он уже близко. Совсем скоро сбудется то, что он ждал годами…

Бражник нырнул в густую тень. Когда Франц подбежал ближе, возле здания было пусто. Задрав голову, он осмотрел стену – не притаилось ли насекомое на одном из грубых серых камней? Нет. Проводник вновь исчез.

– Черт…

Франциск принялся мерить шагами берег, вглядываясь в мутно-желтую глину около воды. Волны нанесли листьев, веточек, коробочек с семенами… Но мотылька нигде не было. Куда же он подевался? Послышался топот. Спустившись с холма, Луиза нетерпеливо выдохнула:

– Ну?!

– Упустил…

Франц с досады пнул комок глины. У кромки воды берег был вязкий и топкий, и ботинки оставляли вмятины, которые тут же заполняла жидкость. Прищурившись от солнца, Франциск повернулся к мельнице.

Возвышаясь над рекой, старое здание бросало на берег тень и молчание – и Франц почему-то подумал, что действительно есть такие вещи, которые звучат тишиной.

Он буквально чувствовал, как когда-то округу наполняли скрип и плеск, голоса людей – крики мельника, ругань рабочих.

Сейчас все сковала немота.

Люди, трудившиеся на мельнице, давно умерли. Здание забросили, и было странно, что остов еще не растащили на доски и камни. Колесо застыло, ненужное и одинокое. Лопастям уже не суждено вновь зачерпывать воду и относить искрящиеся капли к небу. Дощечкам осталось лишь доживать свой век, рассыпаясь трухой под палящим солнцем и зимними ветрами.

Ребята молчали, глядя на величавую, пустующую мельницу. Тихие всплески волн навевали грусть. Франциск бросил взгляд на Луизу – сжав губы, та пристально рассматривала иссеченную дождями крышу и о чем-то размышляла. На ее лице лежала глубокая тень.

Речные волны меланхолично лизали огромное колесо, бились в основание мельницы с чавканьем и хлюпаньем. Те лопасти, которые были в воде, давно прогнили и упали на дно.

Это место вовсе не походило на то, что видел во сне Франциск.

Мельница во сне была жива.

Серебрясь в лунном свете, колесо зачерпывало воду и возносило к звездам, а она летела с высоты маленькими искрящимися водопадами… Франц стоял на залитом лунным светом берегу, разглядывал ключ, и тот тихо сиял серебряным светом так же, как сама мельница. Округу наполнял ритмичный плеск, маленькие ручейки звенели точно пересыпающиеся хрустальные бусины, а в поднебесье звучала далекая и завораживающая песнь ветра…

Франциск нащупал ключ сквозь ткань рубашки. Пересчитал пальцем зубчики (их было пять), добрался до стержня. «Кризалис… что же это значит?»

Вдруг мальчик насторожился, прислушиваясь.

– Откуда это?

– Что? – Луиза очнулась и завертела головой. – Бражник?

Франц не ответил.

– Эй, ты куда?

Франциск решительно подошел к мельнице и прижал ухо к стене.

Странная далекая мелодия, будто ветер завывал в стрехах крыши, стала чуть громче. А может, кто-то играл на неизвестном мальчику инструменте? И все-таки – нет, это не ветер! Ясно угадывался ритм, что ветру несвойственно. Это точно музыка, просто очень далекая или доносящаяся сквозь толщу воды… или стены.

– Ты слышишь? – Франц махнул Луизе, чтобы та подошла ближе. – Слышишь это?

Лу выглядела озадаченной.

– За мной!

Франциск забежал за угол каменного здания и увидел старую деревянную дверь, на которой висел насквозь проржавевший амбарный замок. Как же попасть внутрь, туда, где звучала призрачная музыка?

– Чего ты сорвался? – догнала мальчика Луиза. – Бражника услышал, да?

«Она ничего не понимает. Ничего».

Франц не ответил. Он хотел было перевернуть замок и посмотреть на скважину – может, его собственный ключ подойдет? – но вдруг заметил, что гвозди, на которых держатся петли, почти выскочили из каменной стены. Мальчик дернул раз-другой, и штифты вылетели, а замок с лязгом шмякнулся на каменную ступень. Дверь со скрипом приотворилась.

Ребята заглянули внутрь.

В таинственном полумраке угадывались очертания балок, перекладин, лестниц и внутреннего колеса, над которым нависал большой мрачный конус, куда когда-то засыпали зерно.

Франциск ступил на порог, но Лу дернула его за рубашку.

– Ты куда? – шепнула она.

– Слышишь? – ответил мальчик, почему-то тоже шепотом, и кивнул в сумрак.

Он улавливал тихий отголосок мелодии, доносящийся откуда-то изнутри. Теперь, при распахнутой двери, звуки стали громче.

– Подожди здесь.

И Франц шагнул в царство прели и полумрака. Он втянул ноздрями дух старины: рассохшегося дерева, пыли, тлена. Дерево разлагалось от близости воды, балки источали мутный запах. В крыше зияли дыры, сквозь которые весной лил дождь, а зимой падал снег. Сейчас воздух тут и там прорезали солнечные лучи, но ближе к полу и стенам все окутала темнота. Франц сделал пару шагов. Под ботинками захрустели щепки и старые листья – видимо, нанесло через прорехи. Тишина испуганно юркнула по углам, но через секунду вернулась, чтобы вновь укутать незваного гостя удушающим покрывалом.

За спиной Франца скрипнуло: это Луиза просунула голову в дверь.

– Эй? – донесся ее робкий шепот.

Франц, не отвечая, вышел на середину мельницы и остановился.

Его охватил затхлый полумрак, и тень, прятавшаяся за дальним поворотом в воспоминаниях, выпростала черные лапы, потянулась к горлу. Сердце гулко забилось в сумрачной духоте. Запах плесени и пыли заставил вновь переживать пугающие воспоминания. Ноги задрожали – и не было тут Филиппа, чтобы успокоить брата.

Нет! Нельзя убегать! Он должен идти дальше.

Ради мечты.

Мальчик тяжело сглотнул и попытался унять волнение. Из-за гулкого стука крови в ушах он почти ничего не слышал. «Музыка. Сосредоточься на музыке». Франц закрыл глаза, медленно задышал, чуть успокоился, а потом открыл глаза и увидел…

Дверь.

В глубине мельницы в стене темнела дверь!

Самая обыкновенная, даже проще, чем в жилищах бедняков. Сколоченная из грубых досок, она плотно прилегала к косяку: в щелях темно, ни лучика не пробивается из помещения по ту сторону. Лишь в неверном свете, проникающем с крыши, тускло блестела латунная ручка.

«Это она… она… она…»

Ноги сами понесли Франца вперед.

В животе все сжалось от мысли, что это…

Та самая дверь.

Нет, не просто дверь, а Дверь.

Франц провел дрожащими ладонями по шершавым доскам. Наверное, когда-то эта дверь вела в хранилище для зерна, и, чтобы запасы не разворовывали, ее запирали на ключ. Правда, обычно рабочие вешают замок, но у этой была скважина. Франциск дотронулся пальцем до холодной металлической выемки. Присел на корточки и заглянул внутрь. Темно. Прищурился – нет, не видно ни зги.

Что же по ту сторону?

Десятки людей распахивали эту дверь и захлопывали. Может, даже пинали со злости. Но никто не знал, что она – та самая…

Дверь ждала Франца, быть может, целый век.

Он прижал ухо к замочной скважине и затаил дыхание. Даже страх отступил. Тревогу перебило яркое, терпкое предчувствие волшебства.

Музыка… где же она?

Когда Франциск вошел, тихая мелодия отступила в полумрак, спряталась в нем, будто робкая птаха, и сейчас мальчик чувствовал разочарование птицелова, упустившего редкий экземпляр.

По ту сторону двери царила тишина. И лишь где-то выл ветер.

Не пел там, за Дверью, а просто свистел в прорехах на крыше старой мельницы.

Нет… музыка не могла исчезнуть… не могла почудиться… Он же слышал, слышал! Или то все же подействовали лекарства и ему что-то почудилось? «Чокнутый», – раздалось в голове.

– Нет! – Франц скрипнул зубами. – Нет…

К черту. Он слышал музыку! И не мог ошибаться. Бражник привел его сюда, значит, знал, что Дверь находится тут…

И сон был неспроста.

Мальчик отвел с лица липкую прядку волос, поднялся с колен, отирая испарину со лба, и вытянул из-за пазухи влажный ключ. Оставалось сделать лишь одно, чтобы узнать правду.

Франц снял ключ с шеи и решительно вставил его в замочную скважину.

Бородка вошла вся, до последнего зубчика.

Такого еще никогда не бывало. Обычно Франциск пробовал ключ так и этак, но он либо просто не входил до конца, либо застревал, и приходилось впрыскивать в скважину масло для ламп, чтобы таки вытянуть зажатые зубцы. Однажды мальчик чуть не сломал драгоценный артефакт и после этого перестал проверять каждую дверь так упорно: если ключ не подходил сразу, то и не налегал.

А тут…

Бородка вошла легко и до конца.

Франц, затаив дыхание, хотел повернуть ключ, но тот не двинулся.

Мальчик нажал сильнее. Не идет.

«Тише… Все нормально. Ты ведь не пробовал кое-что еще».

Франциск догадывался почти с самого начала, что первая попытка будет неудачной. Он перевел дыхание и шепнул в скважину заветное слово:

– Кризалис.

Без толку.

– Черт…

Его снова бросило в пот, в горле першило от тяжелого духа гнили…

– Кризалис! – сказал Франц громче и налег на ключ.

Но тот сидел в скважине крепко, даже не шелохнулся.

– КРИЗАЛИС!

Франц чуть пальцы не сломал, а чертова дверь не поддавалась.

– Черт! Черт! Черт!

Мальчик замолотил кулаком по двери. Бесполезно: она прилегала к косяку так плотно, что даже не шелохнулась на петлях. Франциск ткнулся пылающим лбом в дверь, потом сполз на пол. Тишину прерывало только его свистящее дыхание и чьи-то легкие шаги. Франц поднял голову и увидел Луизу, скрестившую руки на груди. Синие глаза прищурились на его сжатые кулаки, пробежались по лицу, задержались на ключе, торчащем из скважины. Франц знал, как все это сейчас выглядит. Немного безумным.

– И все-таки они не ошибались. – Девчонка покачала головой. – Ты чокнутый.