2007-й: февраль

Генерального директора сильно раздражал его собственный заместитель по маркетингу. И дело было не столько в его подчеркнуто независимом поведении или в том, что он действительно знал то, о чем говорил, а в простом и нелицеприятном факте, что Петров совсем не помнил, кто ему позвонил с просьбой взять Гуронова в команду. И самое скверное было то, что этот неизвестный оставался таковым, ибо ни разу после этого не позвонил ни поблагодарить, ни справиться об успехах своего протеже. Ну просто наваждение какое-то! Каждый раз, когда Петров видел Гуронова в своем кабинете, он мучился этой загадкой и подозревал, что его просто банально развели. Ни уволить, ни спросить Гуронова в лоб – все равно ведь не скажет! – он, будучи человеком осторожным, не рисковал.

– Сергей Вениаминович, – стоявший посреди его офиса Гуронов понизил голос. – Вам надо обязательно съездить к Зурабову. На заводе новая команда – это просто необходимо.

– Зачем? – спросил Петров, не отрывая глаз от компьютера.

– Ну надо представить команду, рассказать про концепцию развития…

– Зачем?

– Ну так принято. Они ж всех и так знают как облупленных, а мы люди пришлые…

Петров оторвался от монитора и пытливо уставился на Гуронова. Хождение к чужим министрам могло оказаться рискованным делом. Дадут какое-нибудь поручение – так сам же, выходит, и напросился. И, кстати, почему Гуронов так радеет за Зурабова? Хотя если бы тогда звонили из Минздрава, Петров бы, конечно, запомнил.

– Давай сначала на ноги встанем. Зачем, Семен, нам суетиться?

– Ну вот именно для этого и надо! Чтобы не было проблем с регистрацией, сертификацией или вообще с производством наших препаратов.

– Ну хорошо, договоритесь о встрече – надо так надо, – пожал плечами Петров. – А, вообще, правильно ли будет мне к нему ехать? Слушай, может, лучше наоборот, а мы заодно ему покажем завод? Ну, например, в следующий вторник?

Даже у видавшего виды Гуронова с лица на секундочку сползла нейтральная улыбка. Им обоим было прекрасно известно, что привести министра на завод стоило бы серьезных денег. Выйдя из кабинета Петрова и убедившись, что в приемной никого нет, Гуронов смачно выругался и ушел к себе пить кофе.

Уговоры Петрова шли целую неделю, прежде чем он согласился поехать на встречу к министру. Алекс, Гуронов и Валера вошли в группу поддержки, поскольку рисковать срывом встречи было никак нельзя.

Повернув под арку со Славянской площади, замы подошли к зданию Министерства здравоохранения.

– Ну что, стоим ждем Петрова? – сказал Гуронов, посматривая на часы, – он обещал подъехать вовремя.

– Может, пойдем внутрь? Там теплее, – предложил Алекс.

– И то правда, замерз наш американец как цуцик, заболеет, а нам потом отвечать, – засмеялся Валера, потирая руки в перчатках.

– Нельзя. У нас один пропуск на всех…

– И что? – удивился Алекс.

Гуронов посмотрел на него безнадежно:

– Ты что, не видишь этот снег, берёзки и киоск с блинами напротив? Проснись и начни уже думать по-русски. Во-первых, пропуск отберут на входе и больше не отдадут, а во-вторых, подчиненные все равно должны страдать, когда начальство опаздывает, – Гуронов опять посмотрел на часы и добавил в сторону. – Где его черти носят?

Помолчав с минуту, Валера хитро посмотрел на Гуронова.

– А что, господин Гуронов, не пора ли нам открывать лыжный сезон? Я вот думаю поехать покататься в Мерибель.

– Валера, ты можешь намного дешевле и с большим удовольствием покататься у нас на Урале, – немного свысока ответил ему Гуронов.

Почему они пикируются на ровном месте – им что, не дает покоя борьба за звание любимой жены? Ведь еще недавно они вместе обедали – признак высшей чиновничьей симпатии. Какая кошка между ними пробежала? Каждый из них был по-своему симпатичен Алексу и он поддерживал строгий нейтралитет.

– А ты, господин Гуронов, на каких лыжах катаешься? – не сдавался Валера.

– У меня – «Атомик», – сухо ответил Гуронов.

– «Атомик»? Так мне приятель сказал, что это для лохов, – Валера подмигнул Алексу.

Гуронов смерил Валеру уничижительным взглядом:

– Твой приятель? Неудивительно.

«Так они еще и подерутся, пока Петров приедет», – подумал Алекс и сказал:

– А я вот тоже вчера столкнулся в метро со старушкой с лыжами. Сама на ладан дышит, а все туда же.

Оба зама посмотрели на Алекса с недоумением, но, прежде чем они нашли, что сказать, из здания Росздрава выскочили двое полицейских. Полицейские продефилировали мимо удивленных замов и трусцой направились к приближающейся возбужденной толпе. Ее возглавляли четверо молодых людей, несших черный бутафорский гроб c белой надписью «СПИД». За ними следовали другие с плакатами: «Зурабов – где лекарства?», «Заместительная терапия остановит СПИД», «Не хороните нас – мы живые!». Казалось, что не менее половины толпы составляли люди с желтыми бэйджами «пресса».

– Активисты хреновы, государство им миллиарды рублей выделило, а они все недовольны, – заявил Гуронов и повернулся к ним спиной.

– Это все наркоманы разносят СПИД. Вот в средние века крысы разносили чуму, а теперь они… – осуждающе заметил Валера.

Глядя на протестующих, Алекс вспомнил, как в колледже во время занятий по медицинской химии в аудиторию вбежал растрепанный студент младшего курса и закричал: «Наших бьют – полиция штурмует студенческий центр!». Все немедленно переместились к студенческому центру, где полиция уговаривала разойтись сидящих у входа и сцепившихся руками студентов. Отдельные полицейские вели себя довольно агрессивно и грозились использовать баллончики со слезоточивым газом. Против чего протестовали и что скандировали студенты, Алекс не понял, но вторжение городской полиции в стены колледжа было само по себе явлением экстраординарным, и из чувствa студенческой солидарности он сел вместе с друзьями на брусчатку между студенческим центром и полицейскими машинами. На брусчатке красным кирпичом было выложено «Leges Sine Justicia Vanae»^[5]. В это время подоспел президент университета, и после недолгих переговоров полицейские ретировались с территории под свист и радостные крики студентов.

Когда толпа почти поравнялась с замами, Алекс вдруг понял, что нужно делать для спасения завода. Конечно же, участники протестной акции требовали от Зурабова не дешевых лекарств, производимых «РосФармом» и еще, как минимум, десятком других отечественных компаний. Речь безусловно шла о новейших патентованных антиретровирусных препаратах, на которые никто из российских фармкомпаний не мог получить лицензию, и Минздрав был вынужден покупать их за границей. «Можно, конечно, попробовать уговорить американцев дать нам лицензию…», – думал Алекс. Это бы дало заводу фактическую монополию на российском рынке. Но мысли его неслись дальше. Он вспомнил, что перелом борьбы со СПИДом среди наркоманов на Западе наступил только когда начали сочетать эти самые препараты с заместительной терапией. Двойной удачей такого подхода было не только эффективное удержание вчерашних наркоманов в поле зрения врачей. Неожиданно уменьшилось распространение особо опасных штаммов ВИЧа, которые не поддавались даже самым передовым патентованным препаратам. У Алекса не осталось и тени сомнения. «РосФарм» однозначно должен разработать и вывести на рынок какой-нибудь препарат для лечения наркоманов!

Тем временем набежало еще с полдюжины полицейских, и они начали отводить активистов в появившийся буквально ниоткуда полицейский фургон. Под конец самый толстый полицейский, который стоял в сторонке и наблюдал, указал коротким пальцем на одного из протестующих, крепко вцепившегося в дверную золоченую ручку министерства:

– Василий, чего стоишь? Давай и его в машину!

– Товарищ майор… Он тут… – парень в полицейской форме подыскивал правильные слова, – это… Не могу.

Оказалось, что активист успел приковать себя наручниками к дверной ручке учреждения.

Посмотреть, как развивались события дальше, Алексу не удалось, так как появился Петров, и им пришлось боком протиснуться мимо явно довольного активиста в здание министерства.

Пока замов отпаивали горячим чаем в приемной у Зурабова, министр холодно обещал Петрову поддержку.

* * *

Гуронов с Алексом обедали в кафе «Барракуда». Алекс только что изложил приятелю идею о заместительной терапии и с нетерпением ждал, что тот ему скажет. Гуронов не торопился отвечать, жестом подозвал официанта и попросил заменить остывший кофе. Удивительно, подумал Алекс, еще несколько минут назад Гуронов смеялся над тем, как Алекс пытался добиться от официанта такой простой вещи, как стакан воды со льдом.

– Не думаю, что Петрову это понравится, – наконец сказал Гуронов скептически.

– Но ведь ты же сам сказал, что рынок там золотой? – удивился Алекс.

– Конечно, золотой. Более того, если это будет работать даже на треть от того, что ты тут нарассказывал, то только один этот препарат даст нам больше прибыли, чем вся наша текущая линейка, – подтвердил Гуронов.

По какой-то причине ему нравилось, как в Алексе сочетаются энтузиазм и наивность. Единственное, чего он пока не мог понять, как из этого всего можно было бы извлечь пользу.

– Ну, так какого черта? – буркнул Алекс и принялся за суфле.

– Потому что у Петрова другая задача. Кстати, что за препарат ты предлагаешь?

– Да хоть тот же бупрофиллин. У него оказался уникальный фармакологический профиль… – начал было Алекс, но тут же осекся. – Подожди, что значит другая задача? Насколько я понимаю, нашей команде поставили задачу отжать рейдеров, банкротивших завод, наладить бизнес…

– О какой команде ты говоришь? – перебил его Гуронов.

– Ну, Петров, я, ты, Валера… – немного растерянно начал Алекс.

– Ты ошибаешься. Во-первых, я не в вашей команде.

Алекс не мог поверить своим ушам. Во всем корпоративном мире всегда требовалась хотя бы формальная лояльность команде. Иначе же вообще ничего не получится. А в условиях борьбы с рейдерами их команда была сродни русскому варианту «Неприкасаемых» или даже скорее передранной с Куросавы «Великолепной Семерки», и это придавало важный смысл его в общем-то унылому, подвешенному существованию. Только так и можно было победить «Кобраком» и самого Владимира Багратионовича. Именно ради этого он пожертвовал профессиональным ростом, хорошей зарплатой и спокойной американской жизнью. А что если Гуронов прав и никакой команды и вовсе нет? Тогда нет ни хороших парней, ни рейдеров, ни бедных работяг на заводе… и вообще все это сплошной блеф? Персонаж Стивена МакКвина с кольтом сорок пятого калибра, которого Алекс сделал заставкой экрана своего корпоративного компа, отвернулся и зарыдал. Увидев непонимание на лице Алекса, Гуронов продолжил:

– А во-вторых, у Петрова совсем другой круг задач. Ну вот смотри, как ты думаешь, сколько «РосФарм» имеет площадей в пределах Садового кольца?

– Не помню, пару гектаров?

– Больше шести. Так вот, стоимость этой земли, если ее отдать под застройку, в десятки раз превышает годовой оборот компании. И кому тогда этот «РосФарм» как бизнес нужен? Ну теперь-то ты понял?

Алекс медленно начал постигать суть сказанного.

– Подожди, ты хочешь сказать, что мы отжимаем у рейдеров не бизнес, а фактически землю в центре Москвы?

– Наверное. Но пока это позиция только части чиновников. Другая часть не хочет ничего менять, а просто построить такую же систему, что и у рейдеров, но только под своим флагом.

У Алекса неожиданно пропал аппетит. Он резко отодвинул креманку с суфле.

– Ну хорошо, ты же профессионал, ты-то чего тогда на «Росфарме» делаешь?

– А вот как раз нашу команду интересует бизнес, – Гуронов сделал ударение на слово «нашу». – Мне кажется, что все интересы вполне можно разрулить, если не настаивать на самых тупых схемах распила государственной собственности. Поэтому мне твоя идея интересна, а вот Петрову – не уверен. Если вдруг «РосФарм» станет суперприбыльным бизнесом, то это определенно может расстроить некоторых людей за его спиной. Потому что заполучить все эти гектары земли можно только в случае, если компания является банкротом. Как это сделали, например, с заводом Лихачева. Слышал о таком? Короче, Петров, конечно, может рискнуть с таким проектом, но он слишком опытный политик и у него слишком много врагов.

В конце дня, сидя с братом на кухне и наблюдая, как он сигаретой аккуратно проделывает дырку в пластиковой бутылке из-под кока-колы, Алекс задал вопрос, который его мучил с обеденного разговора с Гуроновым.

– Егор, а вообще, какая у нас сверхзадача на «РосФарме»? Ну, я имею в виду, мы собираемся действительно строить бизнес или только отжать собственность у «Кобракома»?

Егор, словно не слыша вопроса, продолжал колдовать над пластиковой бутылкой. Алекс терпеливо ждал. Наконец, Егор довольно осмотрел свою поделку:

– Смотри, здесь ты сигаретой греешь маленький кусочек гашиша, наполняешь бутылку дымом. При этом нужно вот эту дырку закрыть большим пальцем.

– Какой фигней ты занимаешься! И как тебе доверяют госсобственность?

– Ну, во-первых, госсобственность вызывает немереное количество стресса, и это, – он с гордостью показал на свое творение, – это, как ты там говорил – «самолечение аффективных состояний», то есть этого самого стресса. Я же правильно понял господина ученого?

– Да, – нетерпеливо ответил Алекс, видя, что Егор пытается уйти от заданного вопроса. – Но все-таки, как насчет…

– Если ты полагаешь, что объекты госсобственности нельзя доверять ценителям каннабиноидов, то тогда бы эти объекты были либо в руках ценителей героина, либо в руках маньяков, навсегда погрязших в тех самых аффективных состояниях.

– Ладно, хватит плакаться о тяжелой чиновничьей доле. Ты мне лучше ответь – мы зашли на «Росфарм», чтобы крысить собственность или заниматься делом?

– Кто тебе сказал такую чушь?

– Гуронов. Он единственный из всей команды, кто понимает в этом бизнесе. И мне кажется, что только он и заинтересован в развитии компании, в то время как…

– Алекс, – Егор сокрушенно покачал головой, – а ты не допускаешь, что Гуронов говорит тебе то, что ты хочешь от него услышать? Что сказочные персонажи, которые поставили этого самого Гуронова на «РосФарм», ведут свою собственную игру? И, может быть, именно они хотят украсть госсобственность под самыми благими предлогами?

– Да, но… – начал Алекс и запнулся. Неужели он переоценил Гуронова? Неужели ему нельзя верить?

– Верить здесь нельзя никому, – словно читая мысли Алекса назидательно произнес Егор.

Алекс мрачно посмотрел на брата. Если предположить, что Гуронов может вести двойную игру, то тогда и Петров может делать то же самое, да и все другие.

– А тебе-то самому верить можно? – вдруг спросил Алекс.

– Мне? – удивленно переспросил Егор. – Ну здесь-то все как раз понятно: я твой близкий родственник. И даже больше – в каком-то смысле у тебя просто нет выбора, ведь я твоя добрая фея.

* * *

Благотворительный фонд «Исток», который, согласно Яндексу, был одним из организаторов протестной акции у Минздрава, располагался на втором этаже частной поликлиники. Согласно Яндексу же, приоритетом фонда являлась защита прав ВИЧ-инфицированных и наркозависимых. Алекс придержал дверь для молодой мамаши с годовалым ребенком на руках и поднялся вслед за ней на второй этаж. К его удивлению, женщина с ребенком проследовала до обитой темно коричневым дерматином двери с табличкой «БФ «Исток»». Алекс вошел вслед за ней и попал в большую светлую комнату с полудюжиной заваленных бумагами столов, за которыми сидели, курили, разговаривали с друг другом и с посетителями работники фонда. Тут же звонили телефоны и в углу рядом с открытыми пачками чая, сушек и печенья закипал электрический чайник. В Москве ни одно служебное помещение не могло называться офисом до того, как там закипал чайник и посетителю не предлагали сушки или пряники. Дверь во вторую комнату – видимо, кабинет главного менеджера – была снята с петель и прислонена к стене. Алекс и женщина стояли и молча смотрели на происходящее. Ребенок, не мигая, разглядывал Алекса большими голубыми глазами. Алекс улыбнулся ему полноценной американской улыбкой. Ответной улыбки не последовало. Тогда Алекс улыбнулся ребенку еще шире. С тем же успехом. Тогда он щелкнул языком, от чего молодая женщина вздрогнула, а колдовавший над дверью парень оглянулся. Посмотрев на вошедших, он обратился к кому-то в кабинете: – Саша, к тебе пришли.