Беспилотный монорельс вез Алекса в аэропорт Кеннеди. А сколько еще таких алексов он отвез туда, а не оттуда? Наверное, дюжину, может, меньше. Уезжать из Америки в Россию? Взрослым эмигрировать в другую страну? Действительно, как сказала одна его знакомая, красиво жить не запретишь. А родители вообще решили, что ему просто не хватает адреналина.
Алекс рассеянно провожал взглядом крыши двухэтажных районов Нью-Йорка, уплывающие вдаль и теряющиеся за поворотом. «N&D Живая Птица», «Металлоработы Арона», старые, наполовину оборванные плакаты бывшего мэра Джулиани, заборы с колючей проволокой и без, заброшенные кирпичные здания, не подходившие даже для последнего приюта «сквоттеров».
Да, расставание проходит без оркестра и цветов.
Алекс с грустью вспомнил про оставленную работу. Тысячи книг написаны о том, как найти хорошую работу и как продаться работодателю по максимальной цене. Но никто никогда и ничего не говорит о том, как правильно уходить с работы, покинуть команду или предать коллег. Попробуйте сами, и, если это вам нетрудно, постарайтесь объяснить им, зачем вы едете в Россию.
– Да, Дэйв. Я действительно уезжаю в Москву.
– Какого лешего?!
Алекс рассмотрел все возможные ответы от «меня всегда интересовало, как сложилась бы моя жизнь в России, если бы я не уехал» до «я проработал здесь уже шесть лет, это уже выглядит подозрительным в моем резюме». Сначала он выбрал неправильный ответ:
– Ну, я все же остаюсь в фармацевтике, только мне предложили более перспективную работу.
– Где, в России? – едко поинтересовался начальник.
У американцев считающим даже Западную Европу чем-то вроде Пуэрто-Рико, вызвать доверие к России очень сложно.
Хорошо, что он еще не знает про Петрова или сказочных персонажей из Первого отдела.
– Ты бы лучше сразу сказал, что из-за денег. Ведь признайся, деньги же? – пытал его Дэйв.
Дэйв был практикующим мормоном, и Алекс раз и навсегда испортил о себе впечатление, когда отпрашивался с работы на мальчишник в Лас-Вегас. Дэйв был примерным семьянином с пятью дочерями, не смотрел телевизор и не пил алкоголь как, впрочем, и напитки, содержащие кофеин. Оказалось, что мормонам так же нельзя играть в азартные игры и смотреть вслед красивым женщинам. И поэтому Дэйв бы с большим пониманием отнесся к ознакомительной поездке в ад, чем к мальчишнику в Лас-Вегасе.
Алекс почувствовал, что нужно дать ожидаемый ответ.
– Да, Дэйв, ты прав – деньги. Понимаешь, Россия сейчас просто купается в нефтедолларах, и я не хочу упустить свой шанс.
Алексу показалось, что Дэйв посмотрел на него с пониманием. Ну, разве мог он ему объяснить, как тяжело делать карьеру иностранцу в американской компании? Конечно, будучи привезенным в страну в десятом классе, у Алекса не было совсем уж брутального русского акцента, он не распускал своих «р» и не делал все гласные подряд фронтальными. Но все равно, американцы, поговорив с ним с полчаса, что-то чувствовали и норовили спросить «а откуда вы привезли ваш акцент?». Господи, как иногда хочется быть одновременно и умницей, и принадлежать титульной нации. А это было именно то, что могла ему дать Россия.
Покидать команду было гораздо труднее. Многих Алекс интервьюировал при приеме на работу, когда компания состояла только из восьми человек, а не из полутора сотен, как сейчас. И каждому из них он рассказывал про прекрасное будущее, которое ждет их в компании. Он тогда и сам верил в это. Теперь Алекс искренне надеялся, что его не считают предателем. Впрочем, неамериканцы одобряли его поступок и даже немного ему завидовали: хлопнуть дверью и уйти время от времени мечтал каждый иностранец.
На прощальном ланче в пиццерии с пивом за корпоративный счет было от чего впасть в депрессию. Лучший друг Алекса, выходец из Германии, чьи первые слова при знакомстве были «Ты русский? Моего деда убили на восточном фронте… под Ленинградом», молчал и смотрел в сторону. Вице-президент компании под общий хохот подарил Алексу электрическое одеяло и термос: «Алекс, в России может быть холодно». После второго тоста Алексу показалось, что он присутствует на собственных похоронах.
Войдя в салон российского самолета, Алекс чувствовал, что его уверенность в том, что он поступает правильно, близка к нулю. Пристегиваясь в кресле, Алекс ругал себя за любовь к экстремальным приключениям. Слыша вокруг русскую речь, он внушал себе, что просто едет домой после длинного отпуска. Верилось, правда, с трудом.
– Молодой человек, вы не поможете поставить мой чемодан на полочку? – пухлая дамочка в старомодной шляпке-клош показывала рукой на чемодан внушительных размеров.
– Конечно, – улыбнулся Алекс, отстегиваясь. Чемодан был тяжелый, и потребовалось несколько минут, чтобы его впихнуть.
– А вы потом мне чемодан снимете с полки?
– Легко, десять долларов – и нет проблем! – автоматически пошутил Алекс, плюхась в свое кресло и опять пристегиваясь.
– Конечно-конечно, – быстро согласилась дамочка.
Неловкость за дурацкую шутку спасла Алексa от дальнейшего анализа своего безумного шага и самообгладывания в течение долгого перелёта в Москву. Перед тем как заснуть в неудобном самолетном кресле, он успел подумать: «А смогу ли я стать русским?». В любом случае, отступать ему теперь уже было некуда.
Первые дни в Москве Алекс провел у Егора. Тот жил в служебной квартире на проспекте Мира. Квартира была огромной, обставленной легко узнаваемой икеевской мебелью, и совершенно бестолковой. К тому же она отличалась от обычной хрущевки только высокими потолками и наличием двух дюжин разнообразных – от пластиковых до чугунных – крашенных белой эмалью крючков в ванной. Некоторые из них были приделаны вверх ногами.
Об этом Алекс удивленно сообщил Егору за завтраком. Не оценив сарказма в вопросе о психической стабильности лучших умов коррумпированной России, Егор сказал, что крючки уже были, когда он въехал в эту квартиру.
– Кстати, – добавил он, – сегодня у нас будут гости. Купи каких-нибудь салатиков в супермаркете на Алексеевской.
Алекс сделал вид, что этот вопрос не поставил его в тупик. Во-первых, он был уверен, что все русские салаты были с майонезом, который он ненавидел с детства. Майонез с селедкой и вареными овощами, майонез без селедки с вареными овощами, майонез с картофельным салатом и курицей, который его мама называла «оливье», и еще с полдюжины других поводов, которые русские в Америке придумывали, чтобы поставить майонез на стол. Во-вторых, во время предыдущих коротких визитов к родственникам в Питер ему так и не удалось ни разу самостоятельно сходить в русский магазин. Честно говоря, общение один на один с неулыбчивыми кассиршами и стояние в очереди с зазором между людьми не более ладони его немного пугало. И в-третьих, у него еще даже не было русских денег.
– Салатиков? – переспросил Алекс, – Легко!
Алекс решил сначала разобраться с русскими деньгами. Он встал в очередь в заводскую кассу, куда Петров отправил его утром за авансом. Перед ним мрачные люди пролетарского вида (Алекс был единственным в очереди при галстуке и в пиджаке) почти что в полном молчании забирали у кассира по несколько тысяч рублей, бережно складывали их в свои тощие кошельки и, горько вздыхая, расписывались в ведомости.
Стоявшие впереди вслух переживали, что денег в кассе не хватит, а те, что стояли позади – что касса закроется на перерыв до того, когда они просунут паспорт в маленькое зарешеченное окошко.
Ну как может не хватить денег в заводской кассе? «РосФарм» был прибыльной компанией, с огромным оборотом, настолько огромным, что, согласно Петрову, около миллиона долларов каждый месяц бесследно растворялись внутри стареньких стен компании, без учета взяток и воровства за их пределами.
По сравнению с этим народ брал смехотворные суммы в пятьсот рублей или тыщу в счет будущей зарплаты. Некоторым, судя по дрожи в руках и небритым подбородкам, деньги нужны были на немедленную выпивку. Другие, словно извиняясь, бубнили себе под нос – «мне на новый холодильник надо» или «у Сёмы пятидесятилетие». Видимо, думал Алекс, это такой российский этикет: испытывать неудобство и извиняться за свои честно заработанные деньги.
– Господи, какой холодильник, тут на жизнь людям не хватает, – обратилась к кому-то женщина, стоявшая за Алексом. – Думала, руководство поменяют, хоть зарплаты народу прибавят…
Алекс инстинктивно втянул голову в плечи и усилием воли подавил желание начать рассматривать свой, только что выданный Петровым, дорогой телефон.
Услышав про новое руководство, очередь загудела. Казалось, каждому было чем поделиться с окружающим пространством по этому поводу. Интересно, а наедине с собой они бы тоже не нашли ничего лучшего, чем ругать новых менеджеров, только приступивших к работе? Или же эта жажда справедливости была явлением сугубо коллективным?
Алекс, мысленно проклиная свой костюм американского пошива, разглядывал потертый мелкий рубчик чьей-то спины перед своим носом. Непонятно почему, ему было неловко, что он только топологически составлял с этой очередью единое целое и что очень скоро люди поймут, что он не свой, а классово чуждый представитель того самого нового руководства. Хотелось как-то незаметно выскользнуть из очереди и, может, прийти за деньгами в другой день. Но деньги были действительно нужны, к тому же нужно было купить салаты для вечеринки.
– В самом деле, – успокаивал себя Алекс, – ведь я стою в этой очереди, чтобы точно так же получить свои честные, обещанные контрактом деньги.
Он искренне обрадовался, когда сутулый потертый рубчик освободил окошечко кассира. Молча протянул паспорт. Алекс решил, что будет, как и все россияне, без удивления и всяких вопросов протягивать по первому требованию свой паспорт. Почему-то штатовские права воспринимались охранниками, вахтерами, кассирами, чиновниками и полицейскими не как проверка на здравый смысл и абсурдность ситуации, а как неуместное издевательство.
Кассир, до этого не подымавшая на посетителей глаза, пристально посмотрела на Алекса и сокрушенно, как ему показалось, покачала головой. После этого она начала выкладывать перед Алексом кипы наличных денег, так как крупных купюр у нее почему-то не оказалось. Испорченный американской цивилизацией, Алекс никогда еще не видел такое количество бумажных денег. В Штатах он редко при себе имел более одной двадцатидолларовой бумажки, да и то на маловероятный случай ограбления на улице: если вообще не иметь с собой денег, то могут и побить.
Разноцветные купюры заполнили весь маленький подоконник, и Алекс принялся неловко рассовывать бумажки по карманам пиджака. От вида такого количества денег он почувствовал, что на лице у него непонятно откуда появилась глупая улыбка.
– Это мне по контракту, – зачем-то сказал он стоявшей за ним женщине. Враждебное молчание очереди в нарушение всех законов акустики нарастало. Алексу стало стыдно, и он уронил пятитысячную бумажку. Поднимал он ее не глядя, с застывшей улыбкой, как дрессировщик тигров, поднимающий случайно упавшую во время выступления плеть. Ему было ужасно неловко, что люди, фактически заработавшие для него все эти деньги, вынуждены перебиваться какими-то грошами. Что им самим не хватает на холодильники, на юбилеи, на поездки в отпуск, на жизнь. «Обязательно предложу на ближайшей летучке поднять всем зарплату», – сказал себе Алекс.
Поместив упавшую пятитысячную бумажку в карман, Алекс, раздираемый самыми противоречивыми чувствами, прошел мимо смотревшей на него очереди и невольно прибавил шаг, услышав, как кассир со словами «все, денег больше нет» захлопнула окошечко кассы.
В конце рабочего дня Петров повел Алекса на встречу в загадочный угловой офис на втором этаже главного здания. Еще на этапе интервью, Алекса предупредили, чтобы самостоятельно он «туда» не ходил, словно там обитал какой-нибудь Демогоргон[1]. Но глядя как «туда» и обратно снуют менеджеры среднего звена, Алекс не мог не чувствовать определенного любопытства. «Помнишь, я говорил, что у нас никаких рейдеров нет? Их-то и рейдерами назвать трудно, но и игнорировать было бы тоже неправильно», – обдумывая эти слова Петрова, Алекс молча проследовал за ним до углового офиса.
– Здравствуйте, Владимир Багратионович. Вот, привел познакомить, – Петров сделал широкий жест в сторону Алекса. – Это дружественная научная помощь из Америки.
Владелец кабинета оказался высоким, неопределенного возраста брюнетом с почти незаметной сединой в элегантной бородке, которую носят испанские знаменитости. Интересно, в его организации, как у японской якудзы бороду может носить только босс? Одет главный рейдер был в безупречно белый костюм. Носить белое в Москве – крайне рискованно даже зимой. Подзолистые почвы, как объяснял это явление Егор. Владимир Багратионович предложил им сесть и попросил секретаря принести чаю. Несколько минут он расспрашивал какими исследованиями занимался Алекс, и рассказывал, какие научные разработки ведет подчиненная ему компания «Кобраком». Алекс был, честно говоря, удивлен познаниями главного рейдера в фармакологии и, по крайней мере, пониманием современных терминов и важнейших направлений фармацевтики в Штатах. Это выгодно отличало его от Петрова, который сидел на белом кожаном диване с явно скучающим видом.
И вообще самый главный рейдер оказался очень интеллигентным и приятным человеком, который сразу расположил Алекса к себе.
– А где поселили молодого человека? – вдруг обратился главный рейдер к Петрову.
– Да не волнуйтесь, Владимир Багратионович, не оставим ночевать на вокзале, – с натянутой улыбкой ответил Петров.
– Нет, такому специалисту нужно обязательно помочь. Ему надо купить трехкомнатную квартиру где-нибудь недалеко. Как вы считаете?
– Можно я закурю? – Петров попросил у рейдера пепельницу.
Алекс поставил чашку с чаем на стол и со вниманием зрителя на теннисном матче смотрел то на одного, то на другого. Он очень хотел, чтобы Петров сказал «да не вопрос», впрочем, и простое «да» тоже было бы неплохо. В глубине души он, конечно, догадывался, что это то самое «заинтересовывание», про которое предупреждал его брат. Но в данном варианте это не выглядело взяткой или даже авансом, так как, в отличие от Петрова, от Алекса на этом заводе не могло зависеть ровным счетом ничего. С другой стороны, трехкомнатная квартира была бы как нельзя кстати, поскольку, продолжая жить у Егора, Алекс начинал беспокоиться о том, удастся ли ему сохранить свою систему ценностей. Но вопрос о квартире утонул в общем разговоре, как камушек в реке, и теперь уже Алекс молчал и со скучающим видом слушал про производственные планы и кадровые перестановки. Владимир Багратионович посматривал на Алекса все доброжелательнее, почти по-отечески, а Петров все больше хмурился.
Под конец беседы Владимир Багратионович обратился к Алексу с налетом восточной то ли мудрости, то ли лести.
– Вы, молодой человек, правильно сделали, что сюда приехали. Позвольте маленькое предсказание: вы здесь создадите какое-нибудь очень важное лекарство и спасете много больных. В Америке бы у вас этого не получилось, – он протянул Алексу руку – Мы с вами обязательно сработаемся.
О проекте
О подписке