Глава 4

Марина Ивановна, Танина бабушка, так и не появилась в воскресенье, она даже не позвонила.

«Ну почему ни ей, ни родителям нет никакого дела до Танюши?» – раздраженно подумала Ариадна.

Она лежала на спине и пялилась открытыми глазами без сна на потолок своей спальни. Теперь ее мысли наконец повернулись к девочке. Перед сном она механически прочитала Тане о совершенных подвигах Тесея, пока тот добирался до Афин. Но заставь ее повторить прочитанное, не смогла бы вспомнить ни слова, так как все время думала о Тиме.

Что она о нем помнила? Двенадцать лет назад, когда с ним встречалась последний раз на выпускном, он был интеллигентен, добр и щедр, по крайней мере, так о нем все говорили. Судя по всему, эти качества он не растерял до сих пор. Но при всех этих положительных моментах он был изощренным циником, злым на язык, правда, его цинизм и злость смягчала неизменная улыбка и отменное чувство юмора. И еще он никогда не шутил по поводу нее и никому не позволял касаться в разговоре ни ее хромоты, ни раздвоенной губы, даже вскользь, когда, казалось бы, по делу. Это было своего рода табу на их курсе. Она была ему за это бесконечно благодарна, так как порой позволяла себе забыть о своей убогости, как сейчас при общении с Таней, и становилась, как все, обычной студенткой педагогического колледжа. Как все.

Все эти годы ей не хватало Тима, чтобы снова ощущать себя, как все. Теперь она обязательно с ним встретится, позвонит ему, как появится свободное время. Он ей нужен, как воздух, даже больше. Ариадна запомнила номер рабочего телефона Тима, лишь мельком взглянув на визитку. Забрать же клочок картона с тиснением у Тани не получилось – та долго смотрела на него с любовью во взоре, ласково проводила по нему своими тоненькими пальчиками, особенно по тому месту, где было выдавлено имя, а потом спрятала. Впрочем, Ариадна разыскала бы теперь Тима и без его визитки и телефона, она запомнила место, где он мог работать. Обойти офисы в бизнес-центрах не так уж и сложно, всяко, кто-нибудь да слышал о детском психоаналитике.

Что она хотела от Тима, Ариадна еще не решила – просто услышать его голос, просто поговорить. Ей так не хватало общения – Таня не в счет. Она еще девочка, ребенок. С бабушкой тоже не всегда удавалось поговорить за жизнь. Та продолжала относиться к ней, как к девятнадцатилетней, когда та искала работу, считала, что она совершенно не знает жизни. В чем-то, конечно, бабушка права. Жизни Ариадна не знала, не нюхала.

Да и откуда? За все те годы, что Ариадна служила в доме няней, ей ни разу не задержали жалование – финансовые проблемы ее не волновали. У нее не засорялась канализация, не текла крыша – бытовые проблемы обходили ее стороной, она даже не знала, как вызвать сантехника. Она никогда не ломала голову, что съесть на завтрак, как, впрочем, и на обед, и на ужин – ела то, что подавали, была непривередлива. В ДТП на «мерседесе», даже в самое маленькое, ни разу не попадала за все время. По большому счету, что происходило за высоким забором коттеджа на Сиреневой улице, ее не касалось никаким боком.

И с воспитанницей ей повезло – Таня росла ласковой, покладистой, в меру балованной, в меру капризной. К ней Ариадна всегда могла найти подход. У нее была только одна проблема – отсутствие выходных. Но если разобраться, у мам выходных не бывало. Почему тогда у няни они должны быть?

Бабушка и та за все те годы, что Ариадна жила в чужой семье, хлопот ей не доставила. За одиннадцать лет лишь единожды серьезно заболела, но Ариадне не пришлось просиживать возле постели больной денно и нощно – старушку вовремя увезли в больницу на «скорой». Нет, она бабушку навещала ежедневно и передачи приносила, но это ей практически ничего не стоило – повар готовил что-нибудь вкусненькое, Федор отвозил ее до больницы и привозил обратно, а домработница соглашалась задержаться на часок, чтобы присмотреть за Танюшей.

В ее полном распоряжении находилась шикарная библиотека – родители Тани редко туда заглядывали, а также своя спальня в доме. В бабушкиной квартире ее комната была гораздо меньше – и та была не только спальней, но и гардеробной, и кабинетом, и библиотекой. А в коттедже у нее все отдельно.

Одним словом, у нее все складывалось слишком хорошо, чтобы жаловаться на жизнь. А если чем-то Ариадна бывала недовольна, ее бабушка говорила, что она зажралась…

Родители девочки как ни в чем не бывало объявились только в среду вечером. Они сбросили верхнюю одежду, пахнущую грибами и костром, прямо в холле.

– Мама, папа, – радостно заверещала Таня и, перепрыгивая через ступеньки, помчалась им навстречу. Она хотела обнять мать, запрыгнуть на отца, но те отстранились от нее.

– Угомонись, – недовольно поморщившись, хотя до этого улыбалась, попросила мать Тани. – Нам надо помыться, привести себя в порядок. Мы провоняли костром и лесом.

«Как можно провонять лесом?» – усмехнулась Ариадна. Она стояла на лестнице, сложив на груди руки, и внимательно наблюдала и своими работодателями и их дочерью.

– Где вы были так долго?

Таня, смеясь, продолжала прыгать вокруг родителей, но уже не прикасалась к ним.

– Есть одно прекрасное место, – ответил отец Тани и щелкнул ее по носу, – на берегу реки. Там в сосновом бору стоят деревянные домики – база отдыха. Мы провели на этой базе незабываемые дни, целую неделю находились в состоянии эйфории и ни о чем не думали.

– А я? Почему без меня?

Таня остановилась, перестав прыгать. Крепко зажмурив глаза, она пыталась сдержать слезы, но они безудержно потекли по щекам – родители отдыхали без нее, а обещали, что в отпуск поедут только с ней. Как так можно?

– Ариадна, немедленно уведи ребенка, – с истеричными нотками в голосе приказала мать Тани. Она с самого рождения дочери не выносила ее слез и плача – сама сразу начинала нервничать.

– Хорошо, Маргарита Павловна, – кивнула Ариадна и, держась за поручень, стала осторожно спускаться вниз – палка бы ей сейчас не помешала, чтобы отходить родителей Тани по спинам.

Ей самой хотелось кричать, истерить, говорить им гадости, они жестоко обошлись не только с ней, Ариадной, но и со своей дочерью. Могли позвонить, предупредить, она подобрала бы слова, успокоила бы Таню еще до их возвращения.

А они тоже хороши, особенно отец девочки – прекрасное место, незабываемые дни, состояние эйфории, другого ничего не мог придумать.

Она никогда не называла его по имени, ни вслух, ни в мыслях, не зная, как к тому обращаться – по паспорту он носил одно имя, на сцене же совершенно другое, а так как в компании его коллег-артистов она не бывала, то и не знала, как его обычно называли. Марина Ивановна обращалась к своему зятю исключительно по фамилии – Зюзин.

– Пойдем, – Ариадна взяла Таню за руку.

Та виновато опустила голову и поплелась за няней в библиотеку – до отбоя еще рано, а так бы родители вообще в спальню не отправили в наказание за слезы.

– Про Минотавра читать будем? – осторожно спросила Ариадна.

– Нет, – покачала головой Таня и всхлипнула. – Я сегодня не настроена на романтический лад. А про Астерия и… – она споткнулась на имени, осознав, что сестру чудовища зовут так же, как и ее няню, – Ариадну нужно читать, когда хочется любви.

– Любви… Да-да, именно любви, – кивнула Ариадна. – Нам с тобой очень не хватает любви. Тебе родительской, мне, – она хотела продолжить, что любви совсем другого плана, но не решилась сказать это девочке, – тоже родительской любви. Я их совершенно не помню. И все мои воспоминания о родителях основаны только на фотографиях и бабушкиных рассказах о них.

Для снятия напряжения и чтобы успокоиться, они по очереди с выражением почитали о подвигах Геракла – о них можно было читать в любом настроении. Посмеялись, пошутили, рассматривая откровенные иллюстрации в греческой книге, в основном прочитанное комментировала Татьяна, а Ариадна лишь кивала, витая мыслями, как и накануне, совсем в другом месте.

Стараясь не сердить родителей, спать Таня отправилась вовремя. Она почистила зубы, приняла душ, как требовала того мама, надела пижаму в угоду папе, тот считал, что его дочь уже большая и спать в одних трусиках, оставляя голой начавшую наклевываться грудь, непозволительно.

Они придут пожелать ей спокойной ночи, а она вся из себя послушная даже сказку на ночь уже прослушала, чтобы спалось лучше, ждет их в постели.

Только ничего такого не случилось.

Из своей комнаты Ариадна слышала, как навзрыд ревела Таня, что-то негромко бурчал ее отец, а Маргарита Павловна истерично визжала. Слов было не разобрать, но становилось очевидно, что в доме не просто ссора, а самый настоящий скандал.

Ариадна с огромным трудом сдерживалась, чтобы не выскочить из спальни и не броситься на защиту воспитанницы.

– Ну почему, ну почему? – она, заламывая руки, хромала от кровати к окну и обратно. – Ну почему, – повторила она еще раз, – взрослые люди не могут найти общего языка с ребенком, маленькой одиннадцатилетней девочкой?

А потом все стихло.

Ариадна прислушалась – нет, все, действительно, успокоились.

Дверь спальни с грохотом распахнулась – в ярко освещенном коридоре стояла разъяренная, как фурия, Маргарита Павловна. Ее грудь часто поднималась и опускалась, она тяжело дышала, словно пробежала дистанцию на приличной скорости. Всегда безупречная прическа была растрепана. Руки тряслись. Она несколько раз попыталась сдуть прядку с глаз и одновременно успокоить дыхание, а потом, набрав полную грудь воздуха, зло прошипела: – Убирайся вон, прямо сейчас. Не желаю больше видеть тебя в моем доме.

– Что произошло? – растерялась Ариадна. Ей дают отставку? Прямо сейчас, среди ночи, без объяснений? Что она сделала не так?

– Мы тебе доверяли, а ты воспитала монстра, чудовище, – продолжила шипеть, как змея, Маргарита Павловна.

Ариадна потрясла головой. Это она говорит о своей дочери? Милой, ласковой Танюше?

– Я увольняю тебя, – продолжила Танина мать, – чтобы через час и духу твоего в доме не было.

Она топнула ногой, развернулась на каблуках и ушла, оставив Ариадну в полной растерянности. Она хотела свободы, покоя, чтобы ее хоть на миг оставили одну? Что же, получила все с лихвой – свободна от всего.

Как совсем недавно у Тани, слезы потоком заструились по щекам Ариадны. За что же так ее?

Она устало присела на краешек кровати, а потом, упав на нее ничком, крепко зажмурилась, но слезы все равно продолжали течь. Полежав так немного, она подождала, пока слезы высохнут. Потом встала, достала из шкафа свою дорожную сумку и стала скидывать в нее одежду. Вещей было немного – от старых тряпок Ариадна безжалостно избавлялась, часть отвозила бабушке, в своей комнате хранила только то, что носила ежедневно. Ничего лишнего, хоть и прожила в доме одиннадцать лет – все уместилось в одной небольшой сумке.