– Перестань подслушивать мысли, а то вдруг… – воображение выдаёт картинку, как я ее страстно целую, лапаю за аппетитные места.

– Ой, какие картинки ты шлешь, – смеётся. – Вроде приличный мужчина с виду…

– Перестань, – вслух говорю, со стоном зажимаю уши и, ошеломленный от пережитого опыта, встаю и сажусь на место. Тормошу головой, словно стараюсь спрятать мысли.

– Извини, – слышу рядом, и рука сжимает плечо. – Не удержалась, глупая, силушку показала. Дед ругается, что я слишком эмоциональная.

Сердито одергиваюсь, чтобы не трогала.

– Сам захотел проверить, – обижается таёжница. – А как тебе доказать?

– Не надо в голову залазить, – ворчу, понимая, что собеседница права. Спрашиваю: – Так я с тобой могу на любом расстоянии разговаривать?

– Сможешь, если сильно захочешь. И во сне сможешь. Могу научить.

– А сегодня во сне ты со мной разговаривала?

– Ночью или днем? – почему-то уточняет.

– Днем.

– Да, – оправдывается: – Если не понравился сон, можно стереть.

– Не надо ничего стирать! – резко возражаю.

– Почему? – Аня не ожидает такой реакции.

– Потому что, – бормочу. Не хочу признаваться, что сон глубоко запал в душу. Особенно радостное, нежное состояние запомнилось. Девушка интуитивно понимает, что закрываюсь, переводит разговор на другую тему.

– Автомобиль показывать или нет? – улыбается.

– А я что, автомобилей не видел? – огрызаюсь.

– Ты не понял. Мы можем передвигаться без автомобилей и самолетов.

– Ага, пешком, – язвлю, почему-то злюсь.

– Деда, покажи, – просит Шамана.

– Исэми-дэ, эдзт хуэнэ, йэвэ-дэ исэи (Только не удивляйся, чтобы ты ни увидел).

– Чего это? Я что, испугаюсь? – спрашиваю, выслушав перевод.

– То, что увидишь, может изменить представление о мироустройстве, – серьезно отвечает таежница. – Может, не надо?

– За меня боишься? За себя бойся! – огрызаюсь. – Ничем вы не удивите!

Шаман смотрит внимательно, вздыхает и… исчезает.

– Ё…. – выдыхаю. Моргаю. Трясу головой. Шамана нет. Заглядываю под стул, на котором тот только что сидел. Девушка смеётся сначала тихонько, а когда видит мое изумленное лицо, громче. Поворачиваюсь к ней, трясу, спрашивая: «Как? Как он сделал? В чем фокус?». А она ещё пуще хохочет.

– Вы это называете волшебством, магией, – говорит Аня, и старик машет мне с крыльца, уходит в дом. – А мы называем практиками. Тренируемся годами.

– А. Э. У, – едва могу вымолвить. – Вы что – сверхлюди?

– Нет, – перестаёт смеяться.

Понимает, что нахожусь в ситуации полного паралича от осознания новой реальности.

– Ты не бойся. Ты тоже так можешь. Если откажешься от мирской жизни и уйдёшь жить в лес или в горы, как монахи. Тайга дает другое понимание жизни и своих способностей. Если прислушиваться к ней, разговаривать с ней, то поможет. Понимаешь меня?

– Понимаю, – выдыхаю. Не сажусь, а почти падаю на свое место у костра. Обхватываю голову руками, закрываю глаза. Все, что знаю, умею, горжусь, – не имеет значения здесь, в лесу, вдалеке от цивилизации. Чувствую себя маленьким и беззащитным, что хочу заплакать.

– Ты прости нас, родной, – шепчут губы рядом. – Не хотим обидеть или напугать силой своей и способностями. Могли соврать, да не хотим. Потом вдвойне больнее будет.

– Почему? – удивляюсь.

– Побоялись, что испугаешься, и ниточка событий прервется.

– Какая ниточка?

– Не обидишься, если правду скажу?

– А это важно для тебя?

– Да. Очень важно. Если обиду затаишь, то плохо будет всем: и тебе, и мне, и деткам нашим…

– Деткам? – переспрашиваю.

– Ой, – Аня осекается: – Не ругайся, пожалуйста. Просто я – Шаманка. Дед – Шаман. Родители – шаманы. Это наш дар и проклятие. Наше предназначение. Приходится жить не так, как все, и не там, где все. Понимать природу, помогать людям, сдерживать баланс сил в мире.

– Ага, борьба между Добром и Злом, – бурчу, сбитый с толку.

– Так ты знаешь?! – радуется.

– Что знаю? Кто ты и твой дед? Где я? Что со мной? Это сон или глюк? Может, с ума сошел? Может, белая горячка? Совсем запутался.

– Бедненький, – жалеет таёжница, гладит по голове. Почему-то это бесит.

– Не надо меня жалеть! – рявкаю, подскакиваю.

Аня, как послушная школьница, покорно опускает руки на коленки. С немой мольбой смотрит мне в лицо. Костер прогорел, угли костра отбрасывают необычные тени. Стоит глубокая ночь. Во дворе у костра я и девушка-загадка.

– Прости меня, родной, прости, – шепчет таежница и падает передо мной на колени, обхватывает, прижимается к моим ногам лицом: – Виновата я перед тобой! Виновата!

– Ань, ты чего? – удивляюсь и поднимаю её с земли.

– Помнишь, год назад нашу первую встречу? – тихо всхлипывает.

– Какую встречу? – изумляюсь. – Мы ведь раньше не ви…

* * *

В голове вспыхивает картинка. Торговая точка возле села Анучино, у тигриного водопада. Десяток людей, торгующих дарами тайги и огородной продукцией.

В тот день еду во Владивосток, в очередную бизнес-командировку. Останавливаюсь купить настойку из калины.

Прохаживаюсь вдоль рядов, ищу знакомую этикетку.

– Возьмите грибочков, медку, – предлагают продавщицы. Калины нигде нет.

– А ну пошла отсюда, голытьба, – слышу чей-то окрик, поворачиваюсь на звук. Здоровенный мужик машет кулаком мальчонке в оборванной одежде.

– Шляются тут, клиентов распугивают, – зычно говорит мужик, оглядываясь на женщин, как бы ища оправдания своим действиям.

– Чего он? – спрашиваю у продавщицы.

– Да повадился мальчонка приходить. Вроде и вреда от него нет, да к людям пристает, просит поделки купить. Кому нужны детские игрушки? Кто он? Откуда? Никто не знает.

Оглядываюсь. Мальчонка, понурив голову, плетётся по дороге к мосту, прижимает к груди маленький мешок. Так жалко его стало. Сажусь в машину. На мосту догоняю. Хоть маленький, но ходит быстро.

– Пацан, что продаешь? – спрашиваю, поравнявшись с ним, в открытое окно.

– Игрушки, – гордо отвечает, поднимает голову. Встреча с глазами, которую не забуду. Словно сталкиваюсь со вселенской мудростью и любовью.

– Покажешь? – спрашиваю, понимая, что куплю любую вещь, которую предложит. Сзади сигналят. Включаю аварийку, поворачиваюсь к мальчонке. Тот держит в руке вырезанный из дерева красивый дом.

– Почём продаешь?

– А зачем вам, у вас же детей нет? – удивленно спрашивает писклявым голосом.

– А ты откуда знаешь? – удивляюсь.

– Знаю, и всё, – строго отвечает. – Для детей домик, вам – ненадобно.

– А я, может, хочу, чтобы мои будущие сын и дочка в таком доме жили, – возражаю. Вижу, как меняется лицо, как загораются радостно глаза.

– Тогда берите, – протягивает игрушечный домик. – Денег не надо.

– Нет, так дело не пойдет, – улыбаюсь, протягивая из барсетки тысячную купюру. Меньше номинала не оказалось, а мелочь давать стесняюсь.

– На вот, держи, – говорю, протягивая деньги. – Никому не показывай, чтобы не отобрали.

– И вы никому не показывайте, чтобы никто не отобрал, – говорит мальчик без улыбки, прячет купюру в карман куртки.

Закрываю окно, выключаю аварийку, трогаюсь. Проезжаю мост, останавливаюсь, смотрю на игрушку. Красивый резной дом тщательно отшлифован и обработан с любовью и лаской. Хочу еще раз взглянуть на мальчонку, но ни на дороге, ни на мосту его нет.

Во Владивостоке домик исчез. Как – не знаю. Кому-то показываю из знакомых – точно помню, а вот где теряю – нет воспоминаний.

– Это я тогда была на мосту, – тихо говорит Шаманка. Вздрагиваю.

– Но там же мальчик, – возражаю слабо. Игрушечный дом – точная копия дома шаманов. Пазл в голове складывается.

– Я специально так оделась, для безопасности. Мёд и настойки продала давно, но дед велел еще и домик продать. Сказал продать только мужчине молодому. Никто не берёт. Продавцы гнать стали, тут ты и появляешься. Я тебя как увидела – сразу поняла, что купишь. Даже слова песни помню, что в машине играла.

Поёт, подражая Кате Лель: «Я люблю тебя за то, что ты есть, за то, что ты здесь и просто рядом…» Прерывается, продолжает рассказ:

– Ты слова заветные сказал, что хочешь, чтобы там твои детки жили. Рука у тебя теплая, добрая. Лицо чистое, без злости. Я обрадовалась и бегом в лес. Бегу, смеюсь, песни пою, хохочу, как ненормальная, траве и деревьям улыбаюсь, спасибо говорю. Разные картинки из будущего представляю. Как ты меня на руках носишь, как целуешь. Как радуешься, что у нас с тобой детки родились. Иду, кричу слова любви. Ведь никого кругом нет. Забыла совсем, что со словами аккуратнее надо. Я же Шаманка. Словами оживить могу и умертвить. Дед долго ругал и выговаривал, а я не понимаю, почему сердитый такой. Я же все сделала, как велел. Подумаешь, что может нафантазировать семнадцатилетняя девушка? Потом только поняла, что встреча наша неслучайная. За год сильно изменилась. Дед говорит, совсем взрослая стала. Грудь выросла, да и ягодицы стали больше. На мосту сиськи замотала плотно шарфом, чтобы не выделялись, а сейчас заматывай-не заматывай – не спрячешь уже.

– Мда, – бормочу. Откровенность обескураживает.

* * *

– С той поры постоянно думаю о тебе и рядом хочу быть, да дед не пускает, – продолжает рассказ Аня, примостившись головой на моих коленках. – А ты живёшь, не вспоминая обо мне.

– Ну извини, что не увидел девушку в одежде пацана, – бурчу.

– Потом изменилась наша с тобой связь.

– Какая связь? О чем ты? Не было между нами ничего, – перебиваю.

– Ты послушай, не перебивай, – мягко улыбается. – Связь духовная. Как ниточка белая. Я по ниточке к тебе стучалась и вибрацию считывала. В общем, чувствовала тебя. Как радовался, как огорчался, как водку пил. Не часто, но пил.

– И как ты это чувствовала?

– Ниточка темнела. А однажды стала красной.

– И что это значит? – удивляюсь, услышав злость в девичьем голосе.

– Когда энергию забирают и себе подчиняют, – словно нехотя отвечает.

– И что это?

– Скажу, будешь ругаться, – жалуется.

– Не буду, – обещаю. Девушка, выдохнув, произносит имя. Вздрагиваю, услышав: «Диана».

– Откуда знаешь? – теряюсь. – Я о ней не рассказывал.

– Я же Шаманка, – печально улыбается. – Сама узнаю ответы. Когда ниточка покраснела – провела обряд и увидела образ. Ты сидишь, как собака на цепи, и скулишь. И уйти-не уйдешь – цепь на шее болтается. Крепко держит, и в голове синие точки пульсируют, как будто яд.

– У тебя богатое воображение, – передергиваю плечами от картинки, нарисовавшейся в образе.

– Это не самое страшное, – шепчет. – Только ты не злись и не кричи. Женщины очень коварны бывают, когда им что-то нужно от мужчин. Она подмешала приворотное зелье в напиток, когда ты пришел к ней домой.

– Откуда знаешь?

– Подарила кулон, надела на шею, – как в трансе, монотонно, игнорируя вопрос, продолжает шептать. – Ты совсем стал не свой. На второй день ломка, как у больного, и бежишь к новой госпоже.

– А почему ты так плохо говоришь о ней? – изумляюсь, слыша агрессию и злость в голосе.

– Ее отец виновен в смерти моих родителей, а она вмешалась в твою жизнь, – выдыхает, резко поднимается.

– Но почему? Из-за чего все это?

– Ты знаешь! Просто думаешь, что это глупые сказки или старые легенды. Диана и ее отец принадлежат клану Жрецов, мы с дедом – к клану Хранителей. Статуэтка, которую нашли в лесу, ключ к разгадке древней тайны. Восемьсот лет прошло, как тайна появилась. Сколько людей уже погибло и умерло.

– Так это правда про сокровища чжурчжэней? Не легенда?

– Да, правда! Это как две силы борются: светлые и темные. Ты – посередине. На чью сторону перейдешь, те силы и верх возьмут.

– И чем это грозит?

– Золото, сокрытое в пещере, оно горе принесет людям, – говорит с печалью. – Золото людские души порабощает. Темные не знают, где золото Шуби, бохайцев и чжурчжэней сокрыто. Знают, что оно заклятиями сильными сокрыто, чтобы посторонние не нашли и баланс сил не нарушили. А ты можешь найти. У тебя способность есть.

– Какая способность? Я – обычный человек, – удивляюсь, но приятно, что меня выделяют.

– Заклятия на тебя действуют, но ты как-то их нейтрализуешь. Сопротивляешься. Поэтому мы говорим, что ты – ключ. «Рисунок предков». Как и статуэтка. Надписи на статуэтке – подсказки. С их помощью можешь найти дорогу к сокровищам предков.

– Но мне не нужно золото! – горячо восклицаю. – Я хочу дать людям лекарство от болезней.

– А люди сами хотят этого? Или этого хочешь только ты? – звучит в темноте вопрос, словно приговор. Не знаю, что ответить.

– Куда делся кулон Дианы?

– Когда увидела, что тебя ломает, стала сниться тебе и звать, – тихо отвечает. – Я кричала в ночи: «Эдэсу! Эмэгиэ! (Любимый! Приходи!)», звала: «Суженый, приди». Ты принял решение уехать из города. Я знала, куда тебя тянет, ведь это я картинку реки нарисовала. Знала, куда едешь, и пошла встречать. Увидела машину, подняла руку. Дальше ты помнишь все, кроме того, как дед заклятия сторожевые в лесу снимал. Пока ты спал, кулон сняла в машине и на дороге в тайнике оставила, чтобы не душил. Только приворот сильный оказался, пришлось обряд очищения делать, чтобы дышать мог свободно. Приворот – темная сила, но мой обряд сильнее. Излечила тебя в первую ночь, пока ты у костра лежал, задыхался. Ты нужен Жрецам управляемый. Очень хотят сокровища предков получить. Однако тебе оно не нужно.

– А ты знаешь, что мне нужно? – удивляюсь. Мозг разрывается от информации. Если бы раньше не читал книги по парапсихологии, не смотрел передачи про экстрасенсов, наверняка бы думал, что сошел с ума. – Я сам порой не знаю, чего я хочу. Что мне нужно…

– Все ты знаешь, – улыбается. – Просто боишься признаться.

Молчим, каждый думает о своем. Смотрю на звездное небо. В городе среди искусственного света и звуков быстро забываешь о своей связи с природой. Забываешь о том, как жить и наслаждаться жизнью.

– Хочешь, расскажу мою любимую сказку? – спрашивает. – Мне мама рассказывала в детстве, а дед пересказывал.

– Расскажи, конечно, – улыбаюсь, прижимая таёжницу к себе.

– Сказка про волка и сову, – торжественно объявляет.

* * *

«В одной большой и процветающей долине жил-был Волк. Однажды вечером вышел поохотиться и услышал вдалеке прекрасную песню. Музыка была странная и очень красивая – он никогда не слышал ничего подобного в своей жизни. Долго шел по направлению к источнику удивительной песни и увидел Сову, которая сидела на дереве и пела. Волк оказался настолько заворожен прекрасным пением, что стал приходить к этому дереву каждую ночь, чтобы слушать ее песни о Луне, о звездной ночи, о красоте и свободе полета.

Однажды ночью, когда песня ненадолго затихла, Волк вышел из тени дерева и сказал: «Сова, ты прекрасна, а песни твои просто божественны. Я бы очень хотел попробовать спеть с тобой вместе». Сова не ожидала этих слов. Посмотрела вниз и увидела Волка, стоящего под деревом. «Я видела тебя много раз, молодой Волк, ты тоже очень хорош собой и удача всегда с тобой на охоте. Но ты из народа Клана Земли, а я принадлежу крылатому Клану Неба. Наши народы никогда ещё не пели вместе». «Да, это правда, Сова, но почему бы нам не попытаться, ну хотя бы одну песню?» – спросил Волк. Сова посмотрела вниз в глубокие и доверчивые глаза Волка и улыбнулась: «Да, почему бы и не попробовать?». И перелетела на нижнюю ветку, ближе к Волку. Ей было страшно, потому что народ Клана Неба боится народа Клана Земли, но в глазах Волка увидела только любовь, доверие и желание петь вместе. Знала, что с ней ничего не случится, и тихо начала свою песню. И Волк нежно подхватил.

Они принадлежали разным кланам, и песни их казались совершенно разными. Но Боги соединили музыку в этот миг, и получилась единая Песня, которая стала невероятно сильной и красивой.

Все звери округи стали собираться вокруг дерева, привлеченные необычным зрелищем, околдованные взаимным пониманием и уважением между Совой и Волком. Забывшие о различиях, хищники и их добыча стояли вместе и слушали музыку, навеянную, как казалось, Богами. Но вот песня стала затихать, затихать и, в конце концов, затихла. Волк и Сова посмотрели в глаза друг другу, и слезы печали и понимания упали на Землю. В их музыке соединилось столько красоты и волшебства, но оба знали Правду.

Сова принадлежала клану Людей Неба, а Волк – к клану Людей Земли. И они никогда не будут вместе.

Волк медленно развернулся и ушел с низко опущенной головой. Сова улетела в ночное небо в слезах и с разбитым сердцем.

Иногда, поздно ночью, можно услышать песню Волка – он поет Луне песню, которую пел когда-то вместе с Совой. Сова тоже поет свою песню по ночам: «Ну где же ты, где же ты, любимый…»

* * *

– Хорошая сказка, только грустная, – говорю. – Почему-то показалось, что я – Волк, а ты – Сова.

– Ты понял! – восхищенно шепчет и, обняв, целует в щеку.

– Ты хотела сказать сказкой, что мы не сможем быть друг с другом, потому что очень разные? – уточняю.

– Да, – тяжело вздыхает.

Приподнимаю рукой лицо, чтобы увидеть взгляд. Ладонь становится мокрой. Девушка плачет. Смотрит на меня и плачет. Молча. И столько боли и печали в девичьих глазах, что не сдерживаюсь и, крепко обняв, целую в губы, в соленые щеки и глаза. Та замирает, словно не веря тому, что это происходит с ней, и радостно обнимает. Словно сдавила тисками.

– Ну полегче, медведица, – выдыхаю. – Рёбра сломаешь.

– Ой, – спохватывается и отпускает. – Опять силушку не рассчитала. С тобой не получается себя контролировать. Всю себя хочется без остатка отдать.

– А мне хочется тебя защитить почему-то, – задумчиво говорю, застигнутый врасплох такой откровенностью. Если бы такое сказала девушка в городе, подумал бы, что говорит про секс. Но смысл слов Шаманки совсем другой.

– А что за испытания меня ждут? – спрашиваю.

– Мне нельзя говорить, – нехотя отвечает. – Ты сам должен разобраться, что за испытания и для чего даются. Иначе придется повторно проходить, но с более тяжелыми последствиями.

– Ну, например, ну подскажи, – прошу.

– Хорошо. Ты прошел два испытания из трех. Победил алчность. Золото на горе не стал брать. Победил гордыню. Принял путь познания истины. Стал изучать то, что мы даём. Тебе это пригодится. Трудно будет и в людях разочаровываться, и друзей терять, и пытки терпеть.

– Какие потери? Какие пытки?

– Нельзя мне говорить! – сердится, неуловимым движением освобождается из объятий, резко встаёт. Беру за ладонь, но Аня резко вырывает ее из моих рук.

– Зачем тогда говоришь?

– Не могу отказать в просьбе, – нехотя признается. – Уберечь тебя, глупого, от беды хочется.

– Ты сказала, что еще третье испытание пройти надо, – перебиваю. – Какое?

– Придет время – узнаешь, – говорит. – Очень трудным будет. Не знаю, справишься или нет.

– Готов рискнуть! – говорю, решив доказать во чтобы то ни стало, что справлюсь.

– А если провалишь? – сурово спрашивает. – Готов поставить все на карту?! Готов поставить свою жизнь?!

– Убьешь меня? – улыбаюсь, надеясь, что это шутка.

– Я – нет, – серьезно отвечает. – Тайга – да!

Мы замолкаем.

– Хорошо, – говорю. – Я пройду испытание. Ты только скажи, почему не убьешь меня, если провалю его?

– Не могу убить того, кого люблю, – тихо отвечает и, легко вскочив, добавляет: – Нужно развести костер и включить музыку.

– Но ведь ночь на дворе…

– Боишься соседей разбудить? – смеётся, идёт к дровнику. На ощупь пробираюсь в свою комнату за ноутбуком. За время, пока здесь, ни разу к нему не прикасался.

Во дворе пылает костёр. Включаю ноутбук. Таежница протягивает кружку с ароматным напитком: «Выпей это».

– Приворотное зелье? – шучу. Шаманка улыбается: «Конечно, приворотное. Будешь за мной, как собачонка, бегать. И тявкать».

– Посмотрим, – злюсь и залпом выпиваю.

– Включи музыку, что играла в машине, – просит Аня, убирая кружку. Ищу видео с танцами.

– Давай посмотрим, как танцуют, – шепчет.

Усаживается мне на коленки. Включаю видео. Зажигательный танец в исполнении мулатки и русского парня пролетает незаметно.

– Давай танцевать, – шепчут губы.

Включаю музыку на полную громкость, обнимаю в танце девушку. Клянусь, что она в точности повторяет движения мулатки, хотя видит танец впервые.