Глава 1
Мобилизация в белорусских губерниях Российской империи в начале Первой мировой войны

Нараставшие с конца XIX в. экономические и геополитические противоречия между ведущими государствами Европы привели к Первой мировой войне 1914–1918 гг. Начавшись столкновением между Тройственным союзом (Германия, Австро-Венгрия, Италия) и Антантой (Англия, Франция, Россия), война вовлекла в свою орбиту более 30 государств на всех континентах и впервые в истории приобрела мировой характер.

Белорусская земля так же, как и земли Малороссии, Царства Польского, Лифляндии и Курляндии, являлась форпостом Российской империи на Западе и в первые же дни войны была объявлена на военном положении. Сразу же по объявлении мобилизации в русскую армию пополнялись дислоцировавшиеся здесь и формировались новые войсковые части и подразделения, выдвигаясь затем в места сосредоточения и развертывания для начала военных действий.

Следует отметить, что телеграфное сообщение из Петербурга о «высочайшем повелении призвать чинов запаса и ратников ополчения первого разряда с поставкой лошадей и повозок с упряжью, согласно мобилизационному расписанию 1910 года», поступившее вечером 17 июля^[19], не застало врасплох белорусские губернские и уездные власти. Нестабильность миропорядка в Европе тут была замечена задолго до начала военного конфликта. Минский губернатор Я. Е. Эрдели еще 11 марта 1912 г. под грифом «Совершенно секретно. Циркулярно» сообщал полицмейстерам и уездным исправникам губернии о том, что «по подготовительным работам учреждений Красного Креста и воинских частей, квартирующих в гор. Минске, можно предположить, что политический горизонт омрачен некоторыми разногласиями соседних с нами государств и что при всем нежелании войны наша империя может очутиться в таких условиях, при которых нельзя будет уклониться от военных действий». Еще тогда губернатор предписал полицейским властям «немедленно дополнить, поправить, сличить и согласовать все свои подготовительные работы (по мобилизации. – М. С.)… с работами местных уездных по воинской повинности присутствий, приняв меры к тому, чтобы эти работы… находились в полном порядке»^[20].

В связи с этим в западных округах активизировалась работа по уточнению и совершенствованию мобилизационных планов, отрабатывались временные рамки мобилизации запасных нижних чинов и ратников ополчения, оповещения их и населения путем проведения «пробных» мобилизаций во взаимодействии полицейских властей с воинскими начальниками: по распоряжению Министерства внутренних дел (МВД) полицейские власти на местах для штабов военных округов составляли сведения «о наличном числе годных для войск лошадей, повозок и комплектов упряжи» по данным переписи в каждом военно-конском участке с целью «составления расписания для правильного распределения по частям войск в зависимости от времени доставки их на сдаточные пункты»^[21]. Также проводились и другие военно-мобилизационные мероприятия.

Благодаря соответствующей подготовке губернские и уездные власти оперативно отреагировали на телеграфное сообщение о мобилизации. Например, минский полицмейстер, получив телеграмму вечером 17 июля, в течение двух часов нарочным порядком разослал участковым приставам города заранее заготовленные «особые красные конверты» с объявлениями для населения и личного оповещения мобилизуемых. По распоряжению Минского уездного воинского начальника началась организация и оборудование сборного пункта для приема и медицинского осмотра мобилизуемых, временного их расквартирования и обеспечения порядка^[22].

Явка чинов запаса в соответствии с предписанием была назначена на 8 часов утра 18 июля. Прием и отправление их в воинские части производились на второй-пятый дни мобилизации.

В Минске признанные годными к службе чины запаса поступали на пополнение квартировавшихся тут частей 4-го армейского корпуса, 30-й и 76-й артиллерийских бригад, 30-го паркового артиллерийского дивизиона, 30-й пехотной дивизии, 119-го Коломенского и 120-го Серпуховского пехотных полков. На территории Минской губернии мобилизованными комплектовались дислоцировавшиеся в Несвиже 40-я артиллерийская бригада, в Барановичах – 6, 9 и 10-й железнодорожные батальоны, в Бобруйске – 301-й Бобруйский и 302-й Суражский пехотные полки, 12-й обозный батальон, в Лиде – 4-я авиационная рота^[23].

Как видно из донесения губернатора Витебской губернии в МВД, «объявленная мобилизация, благодаря подробной разработке мобилизационных планов и детальному ознакомлению с ними лиц», непосредственно руководивших мобилизацией на местах, «прошла успешно»^[24]. Мобилизованными комплектовались 25-я и 43-я артиллерийские бригады, 99-й Ивангородский, 100-й Островский, 106-й Уфимский и 114-й Новоторжский пехотные полки, 5-й железнодорожный батальон, другие части, квартировавшиеся на территории губернии^[25].

Организованно и спешно проходила мобилизация и в Гродненской губернии. К этому понуждало и командование. Так, командир 19-го армейского корпуса генерал В. М. Горбатов-ский, штаб которого дислоцировался в Брест-Литовске, в своих телеграммах начальникам 17-й и 38-й пехотных дивизий требовал «ввиду серьезности положения, вести мобилизационные работы при полном напряжении. Все, что можно сделать раньше, чем назначено по мобилизационному плану, должно быть сделано»^[26]. В Гродно уездным воинским начальником были организованы подготовка помещения для приема и медосмотра запасных и ратников ополчения, оборудование питательного пункта, определены места расквартирования мобилизованных. Из прошедших медицинскую комиссию комплектовались маршевые роты, которые направлялись к пунктам формирования воинских частей. На территории губернии пополнялись дислоцировавшиеся тут части 2-го и 19-го армейских корпусов, 26, 38 и 75-я артиллерийские бригады, 17, 26, 38 и 43-я пехотные дивизии, 102-й Вятский, 171-й Кобринский, 172-й Лидский пехотные полки, 3-й обозный и 4-й саперный батальоны, другие части, а также подразделения гарнизона Гродненской крепости^[27].

Проводилась мобилизация чинов запаса и в Могилевской губернии. Например, в Могилеве формировался 303-й пехотный Сенненский полк, в Быхове – 30-я артиллерийская бригада, в Чаусском уезде – 11-й обозный батальон^[28].

Архивные документы свидетельствуют, что в целом по белорусским губерниям мобилизация военнообязанных проходила успешно и в основном своевременно. Об этом в штаб округа в Вильно сообщал 24 июля минский уездный воинский начальник полковник М. П. Горбачев: «Формирование команд запасных нижних чинов окончено полностью»^[29]. По словам донесения председателя Гродненского уездного присутствия А. И. Ушакова гродненскому губернатору, «результаты призыва благоприятны» в Гродненском уезде, где до 24 июля со сборного пункта к нему явились 4900 человек из 5000 призываемых^[30].

В ряде уездов по укомплектовании дислоцировавшихся там войсковых частей на сборных пунктах оставался излишек мобилизованных. Об этом сообщали в штаб округа в Вильно уездные воинские начальники из Минска, Борисова, Бобруйска, Игумена (современный Червень), Мозыря, Речицы, на сборных пунктах которых на 24 июля насчитывалось в общей сложности около 4500 мобилизованных^[31]. Причем их численность продолжала увеличиваться. Вот как об этом, например, сообщал из Речицы воинский начальник подполковник Саркисов: «Прибывают отставшие. Излишек по всем категориям увеличивается» (на 26 июля он составлял более 2000 человек^[32]. – М. С.). Чиновник был озабочен их размещением, просил «спешный наряд на большее количество, чтобы избежать задержки запасных на сборном пункте», так как «сборный пункт для ратников и запасных тесен».

В ответ на тревожные телеграммы воинских начальников с мест начальник штаба округа распорядился «излишки пока задерживать при управлениях для пополнения недоукомплектованных еще строевых частей». В соответствии с этим распоряжением уже в ночь на 24 июля из Бобруйска была отправлена «команда излишков» в 500 человек на комплектование 171-го пехотного Кобринского полка в Гродно, из Речицы около 300 человек были отправлены в Сувалки^[33].

Согласно «Положению об устройстве государственного ополчения», объявленному приказом № 446 по Военному ведомству от 23 июля 1914 г., на шестой день мобилизации началось формирование дружин государственного ополчения. Оно проводилось после того, как в основном были сформированы части и подразделения действующей армии. Дружинам присваивались общие номера, причем к номеру дружины добавлялось название губернии, из ратников которой она формировалась полностью или в большинстве. Формирование ополченских дружин и команд производилось при управлениях уездных воинских начальников, а также при войсковых частях.

Ратники ополчения делились на два разряда. Порядок призыва ратников 1-го разряда на сборные пункты, медицинский осмотр и прием на службу, довольствие и обмундирование, отправление принятых по назначению осуществлялись по тем же правилам, что и для призыва нижних чинов запаса в части действующей армии.

В ратники ополчения этого разряда зачислялись лица до 38-летнего возраста, имевшие льготы от призыва в войска, а также уволенные из постоянных войск. Сформированные из них дружины привлекались к несению гарнизонной службы в пунктах постоянного квартирования войсковых частей, выступивших в поход к театру военных действий. Они несли охрану железных дорог и коммуникаций оборонного и стратегического назначения, службу в крепостях, а также использовались для пополнения контингента войск действующей армии через запасные батальоны.

В ратники ополчения 2-го разряда зачислялись льготные при ежегодных призывах в армию, а также уволенные из частей войск и из запаса по негодности к строевой службе, но способные носить оружие. Данная категория ратников после обучения так же, как и 1-я категория, привлекалась к несению караульной службы, выполнению других служебных обязанностей, но не направлялась на пополнение войсковых частей действующей армии.

На командные должности в части государственного ополчения назначались «обязанные службой в ополчении лица офицерского звания» с соответствующим должности военным образованием. Причем на высшие должности (начальников бригад, штабов, командиров дружин) утверждались штабами военных округов по кандидатским спискам, составленным в мирное время Главным управлением Генерального штаба (ГУГШ); на должности командиров конных сотен, саперных полурот, рабочих рот, начальников отдельных команд – в дни призыва уездными воинскими начальниками по согласованию со штабами военных округов^[34].

Формирование ополченской части осуществлял ее командир. Предельный срок формирования был установлен двухнедельный со дня прибытия в пункт формирования последней партии укомплектования.

Из-за недостатка офицеров при формировании ополченских частей возникали сложности с назначением на командные должности, особенно на должности низшего звена. Об этом свидетельствуют сообщения уездных воинских начальников в штабы военных округов. Так, в Вильно и Двинск телеграфировали из Минска, Мозыря, Речицы, Игумена, Слуцка, Борисова, Лепеля, Новогрудка, Пинска, Гродно, Бобруйска, Мстиславля, Чаус, Черикова, Быхова^[35]. В связи с этим последовали указания ГУГШ призвать всех отставных офицеров, «не перешедших предельного возраста», «если их зачисление в ополчение не противоречит установленным требованиям», а также принять на учет и зачислить в ополчение всех офицеров, перешедших предельный возраст, но годных к службе по состоянию здоровья и пожелавших добровольно служить в ополчении^[36]. 2 августа 1914 г. об этом сообщалось губернаторам и это позволило решать вопросы с недостающим контингентом офицерского состава, так как прибыло много добровольцев – старших и младших офицеров, желавших поступить на службу в ополчение. Например, с заявлениями о «добровольном желании поступить на службу в ополченские части» обратились к гомельскому воинскому начальнику «отставные» генерал-майоры Стадницкий и Гриневич, полковники Масловский и Архаров, подполковники Трезвинский и Ушаков; к бобруйскому воинскому начальнику – «изъявившие желание служить в ополчении, перешедшие возраст» полковники Данилевский, Касаткин, Хлопецкий и Белугин, подполковники Цебулевский и Слобицкий. К полоцкому воинскому начальнику с «прошением» принять на службу в ополчении обратились, «несмотря на предельный возраст», генерал-майор Кусаков, полковник Терлецкий и поручик Михайлов. В Гродненское губернское воинское присутствие добровольно поступили на учет и были призваны в распоряжение уездных воинских начальников полковники Марциновский и Петров, подполковники Лючинский и Бобицкий. В Дриссенское уездное воинское присутствие Витебской губернии «явились призванные из отставки на службу в государственное ополчение» полковники Надольский и Савков. Патриотические настроения и чувства «отставных» хорошо видны в документах тех лет. Так, в своем обращении к командующему 1-й армией подполковник Г. А. Марков написал: «Будучи совершенно здоров и физически силен, находиться в отставке в лучшую годину нашей жизни я не в силах, потому прошу о принятии меня на службу…»^[37].

Кроме многочисленных добровольцев офицеров и генералов запаса, заявления о добровольном призыве в действующую армию и на службу в дружинах государственного ополчения подавали бывшие в отставке служащие полиции, студенты, гимназисты и учащиеся^[38]. Например, добровольцами в действующую армию поступили вышедшие в отставку чины Минского городского полицейского управления прапорщик А. В. Голомбиевский, подпрапорщики Е. С. Антипов и М. И. Милюк, зауряд-прапорщик Н. П. Сальников, унтер-офицер Ф. П. Оскерко, помощник пристава Б. М. Клишевский, канцелярский служитель Ф. Г. Тумилович; из Рогачевской учительской семинарии «добровольцами ушли на войну» четыре воспитанника: Маршин Юлиан, Мозоляко Николай, Мацулев Алексей и Шпаковский Николай. Находясь на фронте, они поддерживали контакты с директором семинарии М. Ф. Назарьиным, сообщали о фронтовых буднях^[39]. По этно-конфессиональному и социальному составу среди ополченцев преобладали православные крестьяне-белорусы. Были также представители дворянства, купечества, мещан и чиновничества.

На должности младших офицеров в дружинах государственного ополчения назначались вольноопределяющиеся ратники с образованием 1-го или 2-го разряда, а также не проходившие службы в войсках, но имевшие образовательный ценз. Уже 17 августа губернатор Минской губернии А. Ф. Гире сообщал начальнику штаба Двинского военного округа о том, что «во всех ополченских частях командиры имеются»^[40].

Обмундирование ополченских частей и команд осуществлялось «попечением» интендантств. Причем, согласно «Положению об устройстве государственного ополчения», в качестве обмундирования использовалась «второсрочная мундирная одежда», которая осталась после обмундирования частей действующей армии. Обувь выдавалась из «войсковых и интендантских запасов».

Снаряжение производилось также из «наличия оставшегося в войсковых складах», в том числе «отмененных образцов», «выслуживших табельный срок», а также из специально созданных запасов снаряжения для ополченских частей в пунктах их формирования^[41].

Немалые трудности возникали при экипировке ополченских частей. Обмундирование и снаряжение ополченские дружины, согласно мобилизационному расписанию, должны были получать от назначенной для каждой из них части войск при выступлении последних в поход к местам сосредоточения и развертывания для боевых действий. Из-за «экстренного» выступления войск оставшееся обмундирование не было передано дружинам, а оказалось запертым в цейхгаузах (складах), которые были вскрыты только по распоряжению главного начальника снабжения армии и в присутствии специально созданных комиссий. Годное обмундирование, снаряжение и принадлежности для обоза немедленно были переданы ополченским частям по акту. Однако этого оказалось недостаточно. Последовал целый ряд обращений в штаб Двинского военного округа из Минска, Могилева, Гродно с просьбой отдать распоряжение интенданту округа об отпуске недостающего^[42]. В сложившейся ситуации имели место случаи, когда командиры ополченских частей обмундировывали личный состав за свой счет. Так поступил командир 400-й Минской дружины в Бобруйске полковник Кириаков. Он, «помня присягу и долг выступить в поход 9 августа», обмундировывал дружину за собственные средства. Сообщая об этом командующему 1-й армией генерал-адъютанту П. К. фон Ренненкампфу, он просил «приказания выслать деньги», так как «свои наличные были уже истощены совершенно»^[43]. 15 августа начальник штаба Двинского военного округа, признавая, что «почти все формирующиеся и формировавшиеся ополченские части не получили полностью обмундирование, снаряжение, седла», просил окружного интенданта «сделать соответствующее циркулярное распоряжение о пополнении ополченских частей названными предметами»^[44].

Мобилизация перевозочных средств (лошадей, повозок и упряжи) производилась одновременно с пополнением и формированием войсковых частей. В этом также имелись некоторые сложности: неполной была поставка лошадей, не хватало повозок, седел и сбруи. Дополнительными поставкой и закупкой эти недостатки устранялись. Основными поставщиками выступали частные хозяйства, главным образом помещиков и крестьян, а также мещан. Сложнее было с оснащением обозами ополченских частей. Согласно «Положению об устройстве государственного ополчения», оно производилось повозками «произвольного образца», лошадьми и сбруей, поставленными от населения по «военно-конской и обозной повинности».