Глава Вторая: Владимир Лосский в контексте современного развития доктрины Троицы на Западе

Описание западного контекста, в котором Владимир Лосский предстаёт как активный и заметный участник становления европейского экуменического движения, стоит начать с описания его сотрудничества с французским журналом Dieu Vivant. Виорел Коман отмечает, что Dieu Vivant не был исключительно журналом французского католического движения Ressourcement, скорее экуменическим органом. Хотя журнал и издавался под эгидой Ressourcement, но с самого начала основной целью издания было создать возможность экуменического диалога и взаимного обогащения идеями между православием, Римским католицизмом и протестантизмом. Авторы первой публикации выражали также надежду на то, что журнал станет для Запада возможностью доступа к доктринам и мистическому наследию греческих отцов церкви, тогда как вклад протестантских авторов сможет послужить возрождению библейских источников в Римском католицизме и восточном христианстве. (Coman 2020, стр. 59)

Сосредоточенность журнала на упрочении экуменического сотрудничества с православными богословами, чья верность и знание наследия греческих патриархов могла бы способствовать западному христианству на его пути к этим источникам, объясняет активное сотрудничество Владимира Лосского с Dieu Vivant, отмечает Коман. Нео-патриархальный синтез был ведущим для богословского видения Владимира Лосского и объединял все аспекты его богословия. Благодаря этому, богословский подход Лосского подходил как нельзя лучше к направлению журнала, сформулированному в первом номере: обращение к православному свидетельству, основанному на патриархальном наследии, перед Западом, а также мистическое и духовное измерения богословия, что характеризует греческих отцов церкви. Уникальный и характерный внос Владимира Лосского в нео-патриархальное движение выражается, по мнению Комана, именно в его сосредоточенном внимании к неразделимой общности, которая должна существовать между догматическим измерением богословия и его духовным, или мистическим элементом. Если мистическое переживание есть личностное осмысление содержания общей веры, то богословие есть выражение того, что было пережито каждым из верующих, для всеобщего обогащения. (Coman 2020, стр. 60) Несмотря на экуменическую ориентацию журнала, Коман не сомневается в том, что сотрудничество с Dieu Vivant представляет период расцвета взаимоотношений между православным нео-патриархальным движением и французским католическим движением Ressourcement.

Статьи, опубликованные Владимиром Лосским и другими православными богословами, которых он пригласил для публикаций в Dieu Vivant, среди них Мирра Лот-Бородина, о. Георгий Флоровский, Александр Шмеман, послужили в значительной степени повторному открытию западной теологией как греческого патриархального богословия, так и византийской духовности. С другой стороны, можно с уверенностью сказать, что сотрудничество Лосского с Dieu Vivant произвело обозримое воздействие и на его собственные работы. (Coman 2020, стр. 61) Коман интерпретирует отношение Лосского к Церкви как к реальности, имеющей источник не в этом мире, хотя и определяемой мирскими понятиями. К божественному элементу, присутствующему в церкви, привносится ещё и человеческий аспект, но фундаментальной обязанностью и призванием церкви Лосский называет духовное служение. Там, где церковь пренебрегает духовностью и ограничивается решением мирских проблем и человеческих трудностей, – там она покидает своё божественное и эсхатологическое призвание, отличающее её от любого другого человеческого сообщества. Выделяя духовное призвание церкви, Лосский, тем не менее, сохраняет свою восприимчивость к социальной и культурной стороне церковного служения, замечает Коман. (Coman 2020, стр. 62) Он цитирует статью Лосского «Искушения церковного сознания», где Лосский высказывает своё мнение о связанности церкви с миром: «Это неизбежно, что среди христиан всегда будут различные мнения и различие политических, этнических, социальных, культурных, и других интересов. Протестовать против этих мнений и интересов было бы абсурдным (и еретическим), поскольку это было бы подавлением жизни со всем её богатством и сложностью». Тем не менее, Лосский призывает стать выше мирских интересов, разделяющих людей: «каждый из нас, принимая участие в единстве церкви, может и должен стать больше, чем его политические интересы; более, чем его класс; более, чем его культура; потому что церковь позволяет нам стать свободными от нашей ограниченной природы». Если же церковь не служит своей духовной обязанности, то она теряет свою силу и «падает с лёгкостью под ударами мирских сил и не находит в себе ничего, что могло бы противостоять им».

Коман отмечает, что результатом сотрудничества Лосского с журналом Dieu Vivant, обсуждающим экклезиологические трудности в связи с Халкедонской догмой, его отношение к церкви изменилось в сторону более нюансированного и сбалансированного подхода к оценке деятельности церкви в миру, без необходимости жертвовать эсхатологическим или духовным измерением христианской жизни. (Coman 2020, стр. 63) Коман приходит к выводу, что несмотря на ожесточённую критику некоторых аспектов западной теологии, Владимир Лосский продолжал оставаться мыслителем, глубоко преданным делу экуменизма и диалогу между христианами. В этом отношении он представляет собой одного из символичных восточных пионеров экуменизма, напоминающего о том времени, когда отношения между православной церковью и западным христианством ещё не были отравлены атмосферой враждебности, которая сделала Восток и Запад противными по отношению друг к другу на протяжении веков. Коман приписывает в заслугу Лосскому, что его экуменическая деятельность, которая предоставила православное свидетельство на Западе и нашла общие элементы, которые могут привести христиан ближе друг к другу по пути единения, послужила также созданию атмосферы большей открытости и диалогу между восточным и западным христианством в десятилетия, последовавшие за Вторым Ватиканским Собором. (Coman 2020, стр. 63)

Современное развитие доктрины Троицы в западной теологии отмечено Трависом Е. Аблесом как ясно отмеченные исторические периоды: Период с 1932 по 1960 год, в который публикуются работы Лосского на тему православного апофатического богословия, доктрина Откровения Карла Барта и его переработанная доктрина Благодати. На смену ему приходит следующий период с 1960-х по 1970-е годы, когда бартовская повествовательная теология троичной драмы Христа часто трактуется через правило Карла Ранера, приобрётшего наибольшее влияние в немецкой теологии. Аблес отмечает третий период 1980-х попытками Юргена Мольтмана и Джона Зизиуласа направить теологию Троицы по направлению троичного персонализма. Четвёртый и завершающий период в перспективе Аблеса берёт своё начало в 1990-х, когда становятся, наконец, слышны голоса Ранера и Лосского, выражающие сомнение относительно общего теологического консенсуса об увядании христианской доктрины Троицы.

Согласно Травису Е. Аблесу, одним из наиболее запоминающихся и наиболее влиятельных развитий теологии двадцатого века была дискуссия относительно доктрины Троицы, которая якобы увядает и постепенно отрицается, а поэтому нуждается в возрождении на Западе. Результатом этой дискуссии стал целый набор теологических систем, сконструированных на основе тщательно сформулированной доктрины Троицы как необходимого фундамента. Аблес именует это развитие западной теологии как «стандартное повествование» и замечает, что это повествование описывает тенденцию в современной дискуссии относительно Троицы представить традиционную Августиновскую/Томическую интерпретацию Троицы как несостоятельную, не имеющую возможности описать Божественную множественность достаточно определённо как три Божественные Ипостаси Троицы. То же самое повествование констатирует, что требуемая определённость была сохранена и подробно сформулирована в греческом богословии, замечает Аблес. Такому развитию способствовали три теолога, которые, согласно Аблесу, «обрисовали троичное мышление двадцатого столетия» и повлияли на дальнейшее развитие доктрины Троицы на Западе: этими теологами были Карл Ранер, Карл Барт и Владимир Лосский. (Ables 2012, стр. 162)

Карл Ранер публикует в 1970 году свой труд «Троица» [The Trinity] в английском переводе, где он формулирует знаменитое «правило Ранера». В своей простоте правило Ранера утверждает, что «экономическая» Троица есть «имманентная Троица» и наоборот. Это утверждение исходит из того, что Ранер делает различие между двумя возможными толкованиями Троицы: «имманентная» Троица понимается как извечное бытие Бога в Его Божественной природе; тогда как «экономическая» Троица понимается как данная в откровении человеку в его относительной экономии, в его Библейской истории и в повествовании спасения. Аблес замечает, что критика Ранером Святого Августина и Святого Фомы Аквинского и его предпочтение греческого богословия становится главной тенденцией в последующем теологическом консенсусе относительно доктрины Троицы. (Ables 2012, стр. 163)

Карл Барт толкует Троицу через Её сущность для понимания Божественного Откровения. В своей главе «Доктрина Слова Бога», которая является частью его фундаментального труда «Церковная догматика», опубликованного в 1932 году, Барт утверждает, что Бог в Своём откровении являет Свою сущность, и именно эта Его возможность вечного, или «антецедентного» бытия отражается в его само-откровении в образе Троицы. Аблес замечает, что Барт обвиняет протестантскую теологию, а именно Шлейермахера, в том, что они игнорируют само-откровение Бога и явление Троицы в этом Откровении. Барт конструирует свою концепцию Троицы как «полемику против либерального протестантского антропоцентризма, который преувеличивает религиозное самосознание человеческого духа и неглижирует целостность откровения», объясняет Аблес. Критика Барта была сконцентрирована не на отрицании троичной мысли после пересмотра её Святым Августином и Святым Фомой Аквинским, как это было в случае с Ранером, – Барта заботил агностицизм немецкого модернистского протестантизма девятнадцатого века, заключает Аблес. (Ables 2012, стр. 165) Помимо критики либеральной теологии Шлейермахера девятнадцатого века Карл Барт утверждает, что понятие «персона», используемое обычно для определения различий внутри единой божественной сущности, было неточным, непонятным и легко неверно толкуемым, принимая во внимание то значение слова, которое придаёт ему современная философия. Карл Ранер, в свою очередь, разделял озабоченность Барта относительно термина «персона» в своём труде «Троица», в том отношении, что этот термин под влиянием его современного использования в качестве определения индивидуального сознания может послужить подрыву Троичного монотеизма. (Whapham 2010, стр. 1)

Этот вопрос относительно термина «персона» поднимает и Вольфхарт Панненберг в описании догмата Троицы в своей «Системной Теологии» [Systematic Theology]