Глава 3

Несмотря на выходной день, Татьяна Михайловна встала ни свет ни заря. Всегда удивлялся этой женщине: неужели ей не хочется хотя бы иногда поваляться на кровати в своё удовольствие? Так нет же, она всегда просыпается в одно и то же время. Такое чувство, будто в её организм встроены часы. В то утро я тоже встал рано – пришлось провожать Димку. А кто ещё это сделает, когда все спят? Димка с утра умчался встречать свою скрипачку: наконец-то у неё закончились гастроли. Всё время, пока её не было, он ходил сам не свой, хотя изо всех сил делал вид, будто стойко переносит разлуку, но меня-то не обманешь. В любовных делах я разбираюсь лучше самого Амура.

Я видел, как Дмитрий счастливо улыбался, когда читал входящие сообщения, а если телефон долго молчал, то и дело тяжело вздыхал и бесконечно поглядывал на экран. Накануне вечером Настя позвонила и сообщила, что в гастрольном графике оркестра произошли изменения, и она возвращается домой на неделю раньше. Я думал, у меня голова отлетит к чёртовой бабушке: Димка схватил меня на руки и закружил по комнате, будто мы с ним исполняли тур вальса. Потом он всю ночь ворочался на кровати, сбивая в кучу одеяло. Предчувствие встречи разбередило ему душу, и он ещё долго не мог сомкнуть глаз. Я знаю, что говорю, – сам такой. Права была Катерина, когда назвала любовь коварной злодейкой. Аппетит – это ерунда по сравнению с тем, что она лишает нас покоя и сводит с ума.

Я тысячу раз пожалел, что остался в комнате Димки. В очередной раз переворачиваясь с одного бока на другой, он так лягнул меня по голове, что у меня искры посыпались из глаз. Я и так никак не мог уснуть, а после его удара так и вовсе сон пропал. Я спрыгнул с кровати, выскочил в приоткрытую дверь и умчался на свой диван. А рано утром, когда Димка появился в прихожей со взъерошенными после бессонной ночи волосами, я волей-неволей встал, потому как он толкнул меня в бок и сказал:

– Кот, пойдём куснём.

Хм, глупо отказываться от такого предложения. Я спрыгнул с лежбища и побежал за ним на кухню. Он открыл холодильник и уставился в него, как в зеркало.

– Ты что будешь – колбасу или сыр? – спросил он, посмотрев на меня с высоты своего роста.

Ты клади и то, и другое, в своей миске я сам разберусь.

Глупый кот, раскатал губу. Мне обломилась только четвертинка кружочка колбасы. До чего же странные люди! Не понимаю, зачем предлагал сыр, если не собирался им угощать?

Зато себе соорудил не бутерброд, а целый гамбургер, положив на тонкий кусочек хлеба толстенные куски колбасы и сыра. Пока он одевался, на ходу прихлёбывая из чашки кофе, я закончил с завтраком и снова отправился на диван досыпать.

– Ну что, котейка, вот и моя Белоснежка возвращается домой, – сказал Димка на прощанье, потрепав меня по холке, и вышел из дома.

Хорошо, что я ещё не успел задремать. Обращаются со мной как с малолетним котёнком. Я уже вышел из того возраста, когда мог засыпать на ходу. Теперь, если меня будят среди ночи, я потом долго ворочаюсь. Всякие мысли одолевают, я их гоню прочь, а они липнут, точно назойливые мухи.

Проводив Димку, я крепко уснул и спал до тех пор, пока в прихожей не появилась Татьяна Михайловна в чёрном обтягивающем трико до колена и такого же цвета коротком топе. По её виду я сразу догадался: она собирается заниматься спортом. Глядя на её фигуру, сложно было поверить, что у этой женщины двое взрослых детей. Я спрыгнул с дивана и направился за ней на кухню. Пуха тоже проснулась, вылезла из своего укрытия и заняла позицию на границе. Хитрая собака зимой всегда спала за диваном под батареей. Это было её излюбленное место. Как-то раз я у неё спросил: «Зачем ты там спишь, ведь неудобно лежать на жёстком полу?» На что Пуха невозмутимо ответила: «Зато там тепло, темно, и мухи не кусают».

– Ну что, Пушик, пойдём спортом заниматься. – Татьяна Михайловна обратилась к ней, предварительно наполнив оранжевую бутылку водой из кулера.

Собака радостно вскочила на задние лапы и закружилась волчком.

Для занятий спортом была выделена отдельная комната. Там стоял турник, тренажёр с горизонтальной лавкой и металлическими перекладинами наверху, лежали гантели разного цвета и размера, скакалки, два мяча – один огромный, как земной шар, другой чуть поменьше – и прочие приспособления. Это единственное помещение в доме, которое так и осталось неотремонтированным с момента моего появления в семье. Его серые стены и потолок были идеально ровными, а поверх бетонного пола лежал линолеум. Когда Петрович его стелил – в тот же год, когда я нашёл своих родственников, – он сказал: «Танюш, пока путь будет так, главное, чтобы тебе было комфортно заниматься. А когда наступит светлое будущее и мы разбогатеем, доведём здесь всё до ума – вместо лампочки Ильича сделаем подвесной потолок с подсветкой, покрасим стены, повесим зеркала, чтобы ты могла смотреть на себя во время тренировок, а на пол уложим ламинат».

Однако за все эти годы светлое будущее так и не наступило. Возможно, оно впереди. Каждый раз, когда хозяева вдвоём оказывались в этой комнате, они смеялись и будто нарочно одновременно произносили одну и ту же фразу: «Только начали жить – деньги кончились». Раньше я не понимал этой шутки, а после того как услышал их разговор об отсутствии денег, до меня наконец дошёл её смысл. Судя по тому бомжу, с которым мы стояли у мясного магазина^[14], я понял: финансовые проблемы существуют не только в нашей семье. Хоть люди и говорят, что деньги – грязь, но без них корма не купишь – это даже я понимаю.

Хозяйка направилась в спортзал в сопровождении главного тренера сборной нашего дома. Кстати, она действительно в шутку называет собаку именно так, поскольку та всегда крутится рядом, когда она занимается. А Пушик, как вы уже догадались, – просто новая интерпретация имени Пухи. Видимо, она появилась, когда я был в театральной командировке, во всяком случае, до отъезда я её не слышал. Вообще много чего произошло, пока я отсутствовал. Никак нельзя оставлять дом без присмотра. Мало того что собака умудрилась переночевать в хозяйской спальне, так ещё Татьяна Михайловна стала посвящать ей стихи. Не верите? Я чуть собственной слюной не подавился, когда услышал.

В тот день, как обычно, мы остались дома втроём.

Я увязался за Татьяной Михайловной и её тренером – поспать всё равно уже не получится, а так хоть составлю компанию спортсменам. Моё упражнение заключалось в лежании на гимнастическом коврике. Скажу вам, наблюдать за хозяйкой, когда она занимается спортом, не менее увлекательно, чем смотреть, как она порхает по кухне. Любой молодой человек позавидовал бы ей, если бы увидел, какие выкрутасы она выделывала на турнике. Мало того, что запросто подтягивалась, причём не один раз, так ещё, повиснув на перекладине, поднимала к ней абсолютно прямые ноги. Не хозяйка, а гимнастка.

Какие бы упражнения ни делала Татьяна Михайловна, тренер садился напротив неё, высунув язык, и не спускал ни на минуту глаз. Со стороны казалось, ещё чуть-чуть – и начнёт командовать: «Раз, два, три…» Хорошо, что в этот день хозяйка не прыгала на скакалке, я терпеть не мог это занятие. Не знаю, как она выдерживала столько времени скакать вверх-вниз, периодически то ускоряясь, то замедляясь. Даже я уставал, глядя на неё. Не понимаю, зачем так измываться над своим организмом, да ещё с утра пораньше. Больше всего нам с Пухой нравилось, когда Татьяна Михайловна в конце тренировки стояла на голове. Мы ложились напротив и смотрели на неё, а наглая рыжая морда так и вовсе норовила лизнуть её в нос.

– Звери, вы мне мешаете, – возмущалась Татьяна Михайловна.

И как она умудряется так стоять? Это же уму непостижимо!

Именно в такой позиции и застал нас Петрович, когда вошёл в спортзал.

– Привет спортсменам! – сказал он, подняв руку. – Как успехи, олимпийцы?

– Отлично, – ответила Татьяна Михайловна, по-прежнему стоя на голове.

Если думаете, что хозяин тоже пришёл заниматься, вы глубоко заблуждаетесь. Спорт и Петрович – понятия несовместимые.

– Тань, ты ещё долго? – спросил он, почесав в затылке.

– Я уже закончила, – сообщила она. – Но мне ещё нужно в душ.

– Хорошо, ты делай свои дела, а я пойду пока завтрак соображу, – сказал Петрович. – Яишенку пожарить? Тебе же нужно получить порцию белка после спорта.

– Я буду творог, и лучше свари мне пару яиц, – попросила хозяйка.

Я бы тоже не отказался получить порцию белка после такой изнуряющей тренировки – столько времени наблюдать за процессом, лёжа на коврике.

– А сколько их надо варить? – спросил Александр Петрович.

Я нисколько не удивился вопросу Петровича. Он повар ещё тот. До сих пор помню, как он чуть не спалил дом, когда решил на ужин пожарить картошку. Поставил сковороду на плиту, а сам уселся за компьютер и пропал в нём. Хорошо, что я заметил дым, который столбом валил из-под крышки^[15].

– Десять минут, – с усмешкой ответила хозяйка, продолжая стоять вверх тормашками.

– Я тебя жду на кухне, только сильно не затягивай с водными процедурами, а то что-то кушать хочется, – сказал Петрович и вышел из помещения.

Хм, а когда ему не хотелось есть? Сколько знаю хозяина, он всегда голодный. Я увязался за ним, поскольку на кухне гораздо интереснее, чем здесь. Пока Петрович будет готовить завтрак, может, и мне что перепадёт.

Хозяин поставил варить яйца, а себе решил всё-таки приготовить яичницу. Первым делом он положил в сковороду солидный кусок сливочного масла. Затем туда отправилась гора из толстых полосок колбасы. Что-то я не понял: он решил приготовить колбасу с яичницей или всё-таки яичницу с колбасой? Какой-то каламбур получился, но, надеюсь, вы меня поняли. Мясное взгорье он залил несколькими яйцами. Представляю себе реакцию Татьяны Михайловны на его завтрак. Я знал хозяина как свои восемнадцать когтей на четырёх лапах и нисколько не сомневался, что он непременно найдёт себе оправдание и скажет: «Тань, могу я хоть в выходной день поесть по-человечески?» Я понятия не имел, как правильно называлось это блюдо, но пахло оно невероятно: я думал, захлебнусь слюной. И в этот момент я решил напомнить ему о своём присутствии и потёрся о ноги.

– Кот, ты есть хочешь? – наконец спросил Петрович.

– Мяу, – ответил я, имея в виду, что не отказался бы от кусочка его стряпни.

– Сейчас посмотрим, чем тебя накормить. – Он открыл холодильник и принялся греметь крышками от кастрюль. – Овсянку будешь?

Конечно! А к ней ещё чашку кофе и стакан свежевыжатого апельсинового сока. И попрошу впредь называть меня сэр Сократ. Тогда уж лучше корма положи, если яичницы жалко. Естественно, я оставил его вопрос без ответа, а он решил, будто я согласился. Я содрогнулся, когда увидел, как в мою миску плюхнулось серое месиво.

– Что? – Хозяин удивлённо посмотрел на меня, увидев, что я не приближаюсь к миске. – Мало? Держи, дружище, этого добра мне не жалко. – И положил ещё целую ложку гадости.

Он что, издевается надо мной? Я обиженно опустил голову и отошёл к батарее. Лучше умру с голоду, но есть овсянку не стану.

– Эй, приятель, да ты харчами перебираешь! – воскликнул Петрович. – Был бы голодный, так и овсянку умял бы.

Себе, значит, нажарил целую сковороду яичницы, а мне кинул серой дряни, дескать, ешь, кот, давись.

Вскоре на кухне появилась свежая и бодрая, как утренний воздух, Татьяна Михайловна в сопровождении Катерины. На Кате была надета её любимая розовая пижама с голубыми дракончиками, нечёсаные волосы она собрала в хвост, а на чистом лице играла радостная улыбка.

– Дамы, прошу к столу, – пригласил Петрович, улыбаясь, точно Чеширский Кот.

– Папуля, что ты нам приготовил? – спросила Катя, чмокнув отца в щеку.

– Вам, спортсменкам, яйца и творог, – ответил он. – Ну а мне, лентяю, яичницу.

– Ой! – Катерина заглянула в сковороду, которая стояла посреди стола, и потёрла ладони. – А можно я сегодня тоже побуду лентяйкой?

– Девчонки, садитесь уже, я голодный как волк, – поторопил Петрович.

– Сейчас, я только животных накормлю, – сказала хозяйка.

– Тань, садись, Пуха потерпит, а Сократ не голодный, я ему положил овсянки, а он не стал есть.