Стремительно наступающий вечер был хорош. Большая стрелка часов, потрогав цифру десять, утащила солнце за горизонт. Дневная жара спала, оставив после себя довольно комфортные цифры температуры. Фёдор Михайлович Дромов сидел на берегу маленького прудика с удочкой в руках. Мужчина наслаждался вечером, природой и началом собственного отпуска. Возле него стояла пузатая полторашка пива, к которой он периодически прикладывался. Ему сейчас было хорошо и, казалось, ничто не могло нарушить его идиллию. Вокруг него назойливо вились комары, противно пища и пытаясь укусить. Федор Михайлович время от времени хлопал себя по той или иной части тела, желая убить очередного обнаглевшего насекомого, делал глоток пива и продолжал следить за поплавком. Тот, к слову сказать, за последние полчаса ни разу даже не шелохнулся. Но отсутствие клёва нисколько не беспокоило мужчину. Он здесь был не ради рыбы, а ради атмосферы.
Дромов был мужчина сорока девяти лет, плотно-пухлого телосложения, с круглым лицом и зарождающейся лысиной в районе затылка. Он служил следователем в Липсковском отделении полиции. За годы службы ему до смерти осточертела его работа, и он уж было подумывал справить своё грядущее пятидесятилетие и уволиться к чертям собачьим, благо на пенсию он себе уже заработал. Впрочем, такие мысли посещали его постоянно, в особенности когда на работе случался завал. Потом, правда, отпускало, где-то к середине отпуска. Ну а по выходе из него вновь появлялось желание написать рапорт на увольнение. И так год за годом.
Сейчас были первые дни отпуска, и Фёдор Михайлович жадно вдыхал в себя стремительно проходящую жизнь.
Рядом раздался приглушенный звонок телефона. Мужчина обернулся на лежащий в траве рюкзак, зло посмотрел на него и отвернулся. Телефон не умолкал. Вздохнув, Дромов положил удочку на рогатину, вкопанную в воду, нехотя встал с пенька, заменявшего ему стул, и направился к рюкзаку. Вжикнув молнией, он извлёк телефон. На экране светилось имя абонента: «Климчук». Лицо Дромова страдальчески искривилось, словно он слопал зараз целый лимон вместе с кожурой. Звонил его начальник. Отвечать не хотелось. Но надо, надо. Вдруг серьёзное чего случилось, пока он здесь рыбу ловит. Вдруг война с американцами?
«А вот если даже и война, то что? – принялся рассуждать мужчина, держа трезвонящий мобильник в руках. – Я же не военный, я простой провинциальный следователь. Да и лет мне сколько? Старый я для войны. А долг я свой родине отдал сполна, как-никак двадцать пять лет в системе МВД отработал. Или двадцать четыре? А может, двадцать три? Блин, не помню точно».
Дромов вздохнул и, несмотря на все свои размышления, всё же нажал зеленую кнопочку на телефоне.
– Федя, твою мать, ты что там, умер? – раздался визг в динамике.
– Здрасьте, Василий Павлович.
– Забор покрасьте. Ты чего не отвечаешь?
– Так в отпуске я, не слышал, отдыхаю.
– Ты к лору сходи, если не слышишь. Тебе начальство звонит, а ты… А вдруг война?
– Старый я для войны.
– Если старый, дуй на пенсию. Я, между прочим, на пять лет старше тебя буду и ничего, работаю, терплю и не жалуюсь. – Климчук на секунду замолчал, а потом, видимо, вспомнив, зачем звонил, продолжил: – Так, ладно, ты сейчас где?
– На пруду, рыбу ловлю,– ответил Дромов, пятой точкой уже почуяв неладное.
– На каком пруду? Территориально где?
– На нашем, за городом который.
– На нашем это хорошо, это, значит, недалеко. Короче, слушай приказ: бери руки в ноги и дуй в отдел.
– Василий Палыч, я в отпуске…
– Федя, в каком отпуске? Не до отпусков сейчас. Тут такое, такое…
– Какое?
– На месте расскажу. Жду у себя через тридцать минут.
– Я за полчаса не доберусь.
– Надо постараться. Всё, не теряй время. Руки в ноги и вперед – это приказ!
– Вообще-то правильно говорить ноги в руки, – произнёс Дромов, но Климчук уже отключился.
Федор Михайлович грязно выругался и даже хотел закинуть телефон в пруд, но вовремя остановился. Покупка нового гаджета в его планы не входила. Идти в отдел ему не хотелось, к тому же, как назло, поплавок, который до этого парализовано лежал в воде, вдруг начал дёргаться.
«Да пошло оно всё!» – подумал мужчина и поспешил к удилищу.
***
Спустя полтора часа Федор Михайлович был в кабинете у начальника. Он и сам толком не понял, как это произошло. Вначале он вытащил свою первую пойманную в этом году рыбу. Рыба оказалась так себе, мелюзга. Карасик, который и коту показать стыдно. Но ведь для рыбака главное – не улов, а сам факт пойманной рыбы. А размеры можно потом на словах увеличить, отчитываясь перед друзьями.
Потом клёв прекратился. Федор Михайлович посидел на бережку минут пятнадцать, и его стало распирать любопытство: что же это там такое в отделе случилось, что даже Климчук толком объяснить не смог. Некоторое время Дромов накидывал сам себе варианты, распаляя фантазию. Ещё минут через пятнадцать мужчину начало гложить чувство вины. А вдруг, и правда, там что-то случилось такое этакое, и без него совсем не справиться.
Чувство вины быстро прошло, а любопытство осталось. В результате Дромов не выдержал, собрал снасти, допил пиво и направился в город. И вот сейчас, в шортах и растянутой майке, с рюкзаком за спиной и удочкой в руках, он стоял перед начальником.
– Ну наконец-то! – облегченно воскликнул Климчук, лицезрея перед собой следователя.
– Что случилось, Василий Павлович? – спросил Дромов, пытаясь выяснить причину столь бесцеремонного прерывания своего отпуска.
– Беда Федя, беда!
– Что? Какая беда?
– Убийство!
Липск хоть и являлся городком небольшим, но убийства, пускай и редко, всё же здесь случались. Поэтому Дромов пока не понимал, почему Климчук так взволнован. На начальнике буквально не было лица. Он был весь бледен, а лоб его покрывала холодная испарина. Таким своего руководителя Федор Михайлович никогда не видел.
Климчук будучи человеком ума небольшого, по природе своей был чрезвычайно хитрым. Всю жизнь он где нужно, хитрил, где нужно, дружил, где нужно, жестил, а где не нужно – просто не лез. Руководствуясь этими талантами, он достиг огромных успехов по службе, начав работать младшим лейтенантом и став к своим годам начальником отдела, заимев при этом погоны подполковника. Внешне Василий Павлович был похож на мультяшного персонажа, придурковатого и лихого. Он всегда улыбался, глаза его блестели дюжиной хитринок, а нос, похожий на большую картошку, всегда чуял, где опасность. А вот нынешняя метаморфоза сейчас никак не вязалась с его обычным образом и уж совсем никак со словом «убийство».
О проекте
О подписке