Второй кусок парчи
Как правильно просыпаться, или Какая такая любовь?

«Любовь – это Бог, а Бог – это любовь. Любовь полна самой Собой, и она не испытывает никакой необходимости желать или ожидать чего-либо».

«Зеркало блаженства»

Вышли мы ранним утром, еще до того, как все встали. Видимо, прадед приказал, чтобы нас никто не провожал, – только дед, отец и он сам. Все было обставлено очень сухо, я бы сказал, по-деловому: встал, умылся, поел, накинул на плечи мешок – и в путь. Никто со мной особенно не прощался. Ну вышел человек по делам, месяца через три вернется…

Шаг монаха был таким плавным, что со стороны казалось, будто он шел, совершенно не спеша. Но угнаться за ним оказалось совсем не так просто. Часа через два я успел прилично устать, а Данг все шел и шел, тихо напевая себе под нос какую-то мантру и перебирая четки.

А у меня в голове все время крутилась одна и та же мысль: от такой ходьбы я скоро так захочу есть, что всех наших запасов мне хватит на один хороший обед. Ну может, что-нибудь еще на ужин останется. Хотя чем больше мы шли, тем больше мне казалось, что на ужин точно ничего не останется.

За все время пути Данг так ни разу и не открыл рот. Вся его учтивость и разговорчивость, видимо, предназначались только для тех случаев, когда не говорить было нельзя. В пути же он просто шел: ни лишнего слова, ни лишнего взгляда, ни лишнего движения. Видя, что умной (да хоть какой-то) беседы от него не дождешься, я решил сам осведомиться по поводу обеда.

Данг воззрился на меня c явным удивлением.

– Ты хорошо питался всю свою жизнь? – спросил он.

– Сколько себя помню, да.

– Тогда почему ты думаешь, что Господь, который так хорошо питал тебя всю твою предыдущую жизнь, не сумеет сделать это так же хорошо и сегодня?

– Ну сегодня обстоятельства другие. Еды мы взяли мало, нам может и не хватить.

– А ты не беспокойся, – успокаивающе похлопал меня по плечу Данг. – Обстоятельства, может, и другие, а Господь точно тот же самый, так что без обеда точно не останешься.

– Конечно, – сказал я. – Обед-то у нас есть, а что мы будем есть на ужин?

– Вот тебе важный урок. Никогда не беспокойся о будущем. Все равно оно будет не таким, как тебе бы хотелось, и не таким, как ты ожидаешь.

После обеда продуктов у нас не осталось, потому что Данг запасов не экономил.

– Во-первых, – приговаривал он, – совершенномудрый не делает запасов, во-вторых, мы так наелись, что вполне можем обойтись и без ужина (даже полезно будет), а в-третьих, быть такого не может, чтобы праведному монаху ничего не перепало на пропитание.

Ближе к вечеру вдали показалась деревня. Данг, ведомый каким-то чутьем, не колеблясь, направился к одной из хижин и вскоре вышел из нее вместе с немолодым мужчиной, который, как я вскоре узнал, был деревенским старостой. Они поговорили пару минут, после чего староста ушел, а Данг вернулся ко мне и мы уселись под дерево отдыхать. Данг мне ничего не объяснял, а я настолько устал, что даже спрашивать не хотелось.

Примерно через полчаса нас позвали в дом старосты. Там уже был накрыт стол, на котором был сервирован полный обед: суп из папайи, курица, рис, нарезанная стружкой сушеная свинина с какими-то побегами. Причем курица была такая жесткая, что я едва сумел прожевать ее. Жесткая курица – это был несомненный признак уважения, потому что во Вьетнаме считается, что чем больше курица прожила, тем больше она бегала и тем больше в ее мясе накопилось Ци. Судя по жесткости этой курицы, у нее была настоящая «железная рубашка». Такая вот бронированная курица…

В общем, монах оказался прав: Бог, который так хорошо кормил меня всю жизнь, обеспокоился этим и сегодня. Мало того, спать нас тоже уложили с невиданным почетом – в отдельной хижине, похоже, специально предназначенной для гостей. Стены хижины были сделаны из стволов бамбука, между которыми были огромные щели, так что гостей продувало насквозь. Была она совершенно пустая, только в середине стоял настил из таких же бамбучин и с такими же щелями между ними. Так что дуло не только со всех сторон, но еще и снизу. Ночи стояли прохладные, так что нам дали одеяло. Правда, одеяло было только одно и было непонятно, стелить ли его снизу или накрываться сверху. Но, как сказал Данг, это все равно намного лучше, чем ночевать «в чистом поле». На мой вопрос, откуда такая роскошь, он пробурчал себе под нос что-то непонятное, вроде «завтра утром узнаешь, а пока надо жить настоящим моментом», повернулся набок и мгновенно уснул. Через пару минут и я провалился в сон.

Наутро я проснулся со странным чувством: впервые за то время, что я себя помнил, мне не нужно было вскакивать с постели и бежать тренироваться с прадедом, который начал учить меня в тот день, когда мне исполнилось пять лет. Но было еще одно, еще более странное чувство: к моему большому удивлению, мне хотелось идти заниматься. Оказалось, что привыкшее к обязательной утренней порции движения тело настоятельно требовало обратить на него внимание. Компромисс между естественной ленью и потребностью тела, внезапно лишенного ежедневной тренировки, нашелся легко: раз уж я проснулся, то немного позанимаюсь, а потом снова завалюсь спать, пока не разбудят. Вон монах еще дрыхнет, а больше мне здесь никто не указ.

Но оказалось, что Данг не спал. Стоило мне спустить ноги с лежанки, как его лапища сомкнулась вокруг моего запястья. Вырываться я даже не пытался. Из рук такого буйвола мне никак не освободиться. Если прадед говорит, что Данг по мастерству примерно как отец, то куда мне до него. Ну еще лет десять, по крайней мере. Тем более он мне сейчас вроде наставника. Может, чего умного скажет.

– Не торопись, – сказал монах, не открывая глаз. – Сейчас буду тебя учить вставать так, как это делают мудрые старики.

– Но я же не старик и тем более не мудрый, – удивился я. – Как меня только не обзывали, но мудрым не называл никто. Так что отпусти меня, я лучше пойду позанимаюсь чем-нибудь более полезным, например боевым искусством.

– Позанимаешься, позанимаешься. – Данг не торопился отпускать мою руку. – Сначала расскажи мне, как встают с постели твои прадед и дед.

– Да обыкновенно, – удивился я. – Массаж себе делают, обычный и точечный, растирают лицо и уши, прохлопывают себя по ходу каналов, поворачиваются, наклоняются, растягиваются.

– Где они все это делают? – С этими словами Данг открыл глаза и, видимо, решив, что я уже никуда не сбегу, отпустил наконец мою руку.

– Как это где? Сидя на кровати, конечно. И долго делают. Прадед, например, минут сорок, не меньше. Он встает примерно на час раньше меня, выполняет всю эту свою чепуху и только потом будит меня для утренней тренировки.

– Поздравляю, теперь будешь все делать, как он.

– Да я от скуки помру все это делать! Или раньше времени постарею, – возмутился я. – И что же мне теперь, на час раньше вставать, делать эту тягомотину, а потом еще и воинскую практику, как обычно?

– Наоборот, то время, что ты пробудешь со мной, ни о какой воинской практике даже и не думай.

– Это как? С пяти лет не было дня, чтобы я не занимался. Если я чем-то заболевал, то прадед всегда «подхватывал» начало болезни и начинал меня лечить до того, как она успевала разыграться, и я все равно занимался. Меньше, правда, но все равно вполне достаточно. По этому поводу он всегда повторял мне одну и ту же старинную воинскую пословицу: «Один день прозанимался – приобрел один день; один день пропустил занятия – потерял десять дней!»

– Не беспокойся, ты будешь «не заниматься» с большой пользой. С одной стороны, будешь избавляться от своей привязанности к воинским занятиям, с другой – восстановишь внутреннее равновесие, а то уж больно ты сам весь какой-то «воинский». Слишком много в тебе готовности к войне и слишком мало готовности к миру и любви к людям. Кстати, и обед сможешь отработать. И это будет честно и справедливо по отношению к тем беднякам, которые так хорошо встретили нас.

– Отработать – это хорошо, это мне нравится, но как я это сделаю?

– Ничего не спрашивай, просто делай, как я говорю, и очень скоро ты все поймешь, – отрезал Данг.

Затем он уселся на кровати и торжественно начал:

– Комплекс «Восемь кусков парчи» – это древнее и очень эффективное средство для поддержания здоровья и продления жизни. – Затем он сменил тон и заговорил уже без всякого пафоса: – Этот комплекс совсем простой и не требует много времени для выполнения, потому что он намного короче того, что делают твои прадед и дед. Он состоит всего из восьми очень незатейливых упражнений, поэтому ты должен освоить его с одного показа. Чтобы ты быстрее запоминал, что нужно делать, я буду перед каждым упражнением читать тебе песенное наставление, которое для того и предназначено, чтобы человеку было легче изучать эту методику. Ты садишься напротив меня, повторяешь то, что я делаю, и запоминаешь коротенькое песенное наставление. Вот и вся твоя работа. Все вопросы вроде «как», «зачем», «почему» пока оставляешь при себе. Поехали.

Первый кусок называется «Сидеть неподвижно, закрыв глаза». Песенное наставление к нему следующее: «Сесть, закрыть глаза, сосредоточиться на духе. Ум спокоен, руки держат крепко». Запомнишь его и больше тебе ничего не надо.

С этими словами Данг положил левую ладонь на нижнюю часть живота, а правую ладонь – на левую. Тут никаких новостей для меня не было. Преподавая Ци-Гун, прадед уже говорил мне, что такое положение рук замыкает пальцы и соответствующие им энергетические каналы в положение, оптимальное для накопления энергии и сохранения концентрации ума. Потому его и называют «руки держат крепко». А глаза закрывают для того, чтобы перестать видеть окружающее и отвлекаться.

Думаю, что монах не сомневался в том, что я все это знаю, и потому без лишних слов сразу перешел к показу второй формы, которая называлась «Держать гору Кунь-Лунь». Песенное наставление к ней звучало так: «Постучать зубами, обеими руками держать Кунь-Лунь». На этот раз Данг соизволил сделать комментарий:

– Кунь-Лунь – это самая высокая гора Китая. В данном случае этим термином обозначается голова как наивысшая (в прямом и переносном смыслах) часть тела.

Упражнение это состояло из двух частей. Вначале надо было постучать зубами, причем выделившуюся при этом слюну, которую монах называл «золотой жидкостью», требовалось не сплюнуть, а проглотить. Затем нужно было сцепить пальцы, поместить кисти рук на затылок и откидывать голову назад, сопротивляясь этому движению руками.

– Сам понимаешь, шея является одним из самых важных мест в теле, – сказал Данг. – Недаром даосы называют ее «столбом, поддерживающим небеса» и «двенадцатиэтажной пагодой». Оно и правильно, ведь через шею идет поток крови и Ци к голове. Если у человека больная шея, с закупоренными энергетическими каналами, то у него не только будет болеть голова, он и думать будет плохо.

Когда монах стал показывать третью форму под названием «Стучать по нефритовой подушке», я подумал, что все эти «куски» какие-то микроскопические. Сутью всех техник, которые я изучал до этого, являлась целостность движения. Иначе говоря, в любое движение вовлекалось все тело. В том же, что показывал Данг, любая часть тела вплоть до пальцев вполне могла двигаться совершенно отдельно.

Песенное наставление к этой форме было очень краткое: «Бей в небесный барабан слева и справа». Суть же метода заключалась в том, что нужно было положить ладони на уши так, чтобы центры ладоней плотно закрывали слуховой проход, а средние пальцы оказались у основания черепа. Затем нужно было наложить указательные пальцы на средние и, «сбрасывая» их со средних пальцев, постукивать ими (как барабанными палочками) по основанию черепа (барабану).

Четвертая форма оказалась и того проще. Данг несколько раз повернул голову влево-вправо, после этого подвигал языком во рту (как он говорил, для того, чтобы вызвать слюноотделение), затем он забавно надул щеки и прополоскал рот накопившейся слюной. И наконец он со смешным звуком проглотил слюну в три глотка. К этому простому упражнению, носившему, тем не менее, звучное название «Встряхивание небесного столба», «прилагалось» совершенно непонятное песенное наставление: «Поворачивая голову, встряхни небесный столб. Красный дракон перемешивает слюну, и она заполняет весь рот. Раздели ее на три глотка и с помощью ума направь в колесо живота». Услышав эту чепуху, я сказал Дангу, что по моему мнению, такое, с позволения сказать, «наставление» было предназначено не столько для того, чтобы помочь человеку запомнить процесс выполнения, сколько для того, чтобы заморочить ему голову.

Данг рассмеялся:

– Тут все просто. «Небесный столб» – это шея, «красный дракон» – это язык, «колесо живота» – это середина низа живота или хорошо тебе известный нижний Дань-Тянь.

Пятая форма под названием «Массаж ворот семени» оказалась столь же простой. Задержав дыхание, Данг интенсивно растер ладони (как он сказал, «до появления в них ощущения энергии в виде тепла») и стал круговыми движениями массировать поясницу. Проделав это, он продекламировал песенное наставление к этому куску: «Задержи дыхание и разотри ладони, после чего разотри ворота семени. Представляй, что огонь прогревает колесо живота».

На этот раз мне все было понятно, потому что названия акупунктурных точек я знал, наверное, лучше, чем свое собственное имя. Поэтому я сразу понял, что «ворота семени» – это точки Цзин-Мэнь меридиана мочевого пузыря, расположенные на пояснице, как раз там, где Данг растирал себе спину. Так что пятую форму для собственного удобства я назвал «Круговой массаж поясницы».

Шестая форма носила имя «Вращение ворота». Для того чтобы выполнить ее, Данг сменил позу: если раньше он сидел, скрестив ноги, то теперь он (по-прежнему на вставая с кровати) выпрямил их. Затем он стал выполнять движения руками, как будто греб веслами. При этом верхняя часть туловища его слегка наклонялась вперед и назад, что делало эту форму еще более похожей на греблю. И хотя песенное наставление, которое продекламировал монах, гласило «руки вращают ворот, ноги удобно вытянуты», я назвал эту форму иначе: «Грести вперед и назад».

Седьмую форму Данг выполнял тоже с выпрямленными ногами. Называлась она «поднять, нажать, ухватиться за стопы», и песенное наставление к ней было такое: «Переплести пальцы обеих рук, поднять ими пустоту, надавить на макушку, схватиться за стопы».

Монах сцепил пальцы рук и поднял их ладонями вверх, как бы поднимая что-то над головой и удерживая его там. Пару секунд он держал руки в этом положении, а затем развернул ладони вниз и опустил их на макушку. При этом он сказал, что нужно одновременно слегка надавливать ладонями вниз, а голову вытягивать вверх, как бы толкая ею ладони.

После этого он расцепил пальцы, наклонился вперед, ухватился руками за пальцы ног (колени его были при этом выпрямлены) и потянул их на себя. Разумеется (мне это начинало уже нравиться), я придумал собственное песенное наставление: «Толкать небо, надавливать на голову, тянуть за пальцы ног». Или сокращенно: «Толкать – надавливать – тянуть».

Восьмой кусок назывался «Медленное перемещение неба» или «Ведение Ци по Малому небесному кругу» и даже внешне выглядел как завершение комплекса. Если вообще можно было назвать комплексом эти восемь простеньких упражнений. Данг сел неподвижно, скрестив ноги и положив руки на живот, так же, как он делал в самом начале. Подождав, когда во рту накопится достаточно слюны, он прополоскал ею рот и с шумом проглотил в три глотка. Внутреннее содержание этой техники он объяснил следующим образом:

– Когда глотаешь, ты должен перевести внимание на нижний Дань-Тянь, стараясь ощутить движение Ци в теле. Кроме того, ты должен представить, будто огонь распространяется по всему твоему телу. Такая мысль направит Ци в кожу и создаст поле защитной Ци вокруг твоего тела.