Семья Нелидовых проживала на втором этаже трехэтажного дома, построенного пленными немцами после войны. Квартиру получал еще дед Нелли Ивановны – капитан первого ранга. Его портрет при всех орденах висел над пианино. Ливень, пронесшийся над городом, наэлектризовал не только атмосферу, но и отношения между Нелли Ивановной и Борисом Александровичем. До этого он спокойно крутил через мясорубку мясо для котлет, жена с кроссвордом сидела в кресле у торшера. Но молнии, искрившие за окнами, нарушили привычный покой. Нелли Ивановна вдруг поняла, что пришло время сказать правду. Именно сейчас, и ни часом позже. Душа её прогибалась под гнётом неотвратимости страшного признания. У неё был любовник! С самой зимы. А Борис Александрович ни о чем не догадывался. В маленьком городе трудно сохранить такую тайну. Но ей удавалось.
– Сколько раз просил, не покупать мясо с жилами! Прокрутить невозможно! – раздался из кухни рассерженный голос мужа. Будто он не знал, что за такие деньги другого не предлагают.
Нелли Ивановна промолчала, но еще больше утвердилась в своём решении. Нельзя долго жить во лжи. Тем более, что Георгий прямо заявил, – «Бросай его и переходи ко мне». От такого предложения голова пошла кругом. Муж… дочь… ужасно! Но ведь не служанка она им и не раба! А тут любовь. Георгий, или любовно – Жора, младше её на десять лет, но какое это имеет значение, когда душа и тело в едином порыве стремятся принадлежать ему.
Борис Александрович с остервенением продолжал крутить мясорубку. Он любил котлеты, но ненавидел всякую кухонную работу. Сколько раз, тупо занимаясь мытьём посуды, мечтал о том, чтобы пожить хоть недельку в одиночестве. Семейная жизнь превратила его в какое-то приложение к желаниям жены и дочери.
«Ну, ладно, дочка может замуж выйдет, а эту-то куда деть?» – с раздражением размышлял он, не видя для себя никакого выхода из тупика.
В третий раз пришлось развинчивать мясорубку и ножом соскребывать жилы, намотавшиеся на винт. В кухне неожиданно появилась Нелли. В руке она держала скрученный журнал с кроссвордами и, размахивая им, как дубинкой, резко заявила:
– Нам нужно поговорить!
– Нашла время! – Борис Александрович отмахнулся от неё большим кухонным ножом.
– Мне придется кое в чем тебе признаться.
– Валяй, – процедил сквозь зубы Борис Александрович, сдерживаясь, чтобы не послать её подальше.
– Наша дочь выросла.
– Неужели?
– Она закончила школу. Впереди вся жизнь. А что у нас?
– Котлеты, – вздохнул Борис Александрович, не понимая, куда она клонит. Разговоры о дочери возникали редко, поскольку он давно отошел от вникания в её девичьи проблемы.
– Я не хочу больше так жить! – вдруг сорвалась на крик Нелли Ивановна и с размаху хлопнула журналом по мясорубке.
Борис Александрович вздрогнул, таких эмоций в их семье не наблюдалось.
– О чем ты?
– Мы должны расстаться! – выпалила Нелли Ивановна.
Последний раз Борис Александрович обалдевал от услышанного, когда его признали негодным к армейской службе. Тогда голову снесло от непонимания – радоваться или горевать. Сейчас же зачем-то взмахнул ножом, словно стараясь отсечь ненужное.
Нелли Ивановна с криком отскочила к холодильнику.
– Не делай этого! Я всё объясню! – взгляд магнитом притягивался к окровавленному кончику ножа. Его острие в любой момент могло войти в её дрожащее от напряжения тело.
– Что случилось? – поведение жены испугало Бориса Александровича.
– Я от тебя ухожу. К любимому человеку!
– Откуда он?
– Какая разница!
– Откуда взялся… ты же всё время дома… – Борис Александрович не мог представить, что существуют еще какие-то мужчины.
– Ты его не знаешь, убери нож.
Только в эту минуту Борис Александрович осознал, что вооружен.
– Ах, ты, – замахнулся он.
– Не убивай меня!
Такой романтический поворот вдохновил Нелли Ивановну. Она грохнулась на колени и с искренностью кающейся грешницы, выпалила:
– Его зовут Жора… Георгий… Он любит меня. Умоляет, чтобы ушла к нему…
– Так иди, – пожал плечами Борис Александрович и бросил нож в мойку. Котлет ему перехотелось. Нежданно-негаданно сбылась мечта. Искоса кинул удивленный взгляд на жену. «Неужели это кого-то еще возбуждает? Хотя, черт его знает, у самого же иногда встает».
Нелли Ивановну оскорбила будничная развязка кровавого конфликта.
– Ты не понял, – сказала она, поднимаясь с колен. – У меня есть любовник! Неужели не врубаешься?
– Я ему не завидую, – Борис Александрович явно не тянул на Отелло. – Забирай вещи и вали куда хочешь.
Не так представляла Нелли Ивановна сцену признания. Но в этот момент раздался звонок телефона. Она взяла трубку. Очень захотелось, чтобы это был Жора. Незнакомый женский голос сообщил, что их дочь, Ада Нелидова, находится в больнице. В неё попала молния, но сейчас здоровье девушки в безопасности и её можно забрать домой.
– Какая молния? Вы в своём уме? – возмутилась Нелли Ивановна.
В ответ раздались короткие гудки.
– Что там? – грозно спросил Борис Александрович.
– В Аду попала молния, с ней все в порядке… ничего не понимаю… как такое возможно?
– Вся в тебя… – процедил он сквозь зубы.
Нинке выпала удача. Её взяли кассиром в обменный пункт. Не просто так, конечно, через постель. Но она по этому поводу не заморачивалась. Работа не пыльная, с кондиционером. Большие суммы никто не менял, поэтому ошибиться было трудно. Всё больше болтала по телефону. Когда в окошке увидела Толяна – обрадовалась, бывший одноклассник, хотя его и выперли из школы после седьмого класса.
– Что, Нинка, банкиром заделалась? – его самодовольную улыбку, портило отсутствие переднего верхнего зуба.
– Крутиться при чужих бабках, много ума не надо, – скромно отшутилась она.
– Чего сидишь, как в конуре? Пошли пивка попьём.
– Я ж на работе!
– Приклей записочку, буду через пятнадцать минут. Кому приспичит, подождёт.
«А почему бы и нет?» – подумала Нинка, – «Она ведь сама себе хозяйка. Да и Толян – прикольный пацан». Поэтому затворила окошко и, прихватив ключи, выпорхнула на улицу. Обменник стоял рядом с автобусной остановкой, а чуть левее находился киоск, возле которого молодежь оттягивалась пивком.
Толян оказался в компании трех, таких же веселых и не напряженных, корешей. Всех их Нинка видела и раньше. А как кого зовут, не запомнила. Да, и какая разница, интереса для неё они не представляли.
С бутылками в руках уселись на низкую изгородь палисадника. Толян ошарашил сообщением о том, что Федю, парня её лучшей подруги Ады, убило молнией. Рассказал всё с такими натуральными подробностями, что у Нинки похолодели руки.
– Так ведь между ними никогда такого не было…
– Вот и мы думали, что она целка-неваляшка, а оказывается – одна маскировочка, подмигнув корешам, хихикнул Толян.
– Надо ж, позвонить Адке! – спохватилась Нинка и вспомнила, что мобильник забыла у окошка. Встала, передала бутылку, сидящему рядом парню. – Она же в шоке.
Толян встал вслед за ней и тоже направился к будке обменника. Нинка открыла ключом дверь, повернулась к Толяну, чтобы предупредить, что ему сюда нельзя и тут же получила тяжелейший удар по голове. Её отбросило внутрь. Толян бесцеремонно наступил ей на грудь и захлопнул за собой дверь.
Вернувшись домой, Ада не почувствовала враждебного напряжения между родителями. Они уже знали, чем занималась дочь в момент удара молнии, и это еще больше распаляло их неприятие друг друга. Никто не хотел заговаривать первым. Нелли Ивановна со скорбным выражением лица лишь кивнула мужу в сторону дочери. Он пожал плечами и скрылся за дверью кухни. Ада, воспользовавшись моментом, рванула в ванную комнату. Быстро разделась и встала под душ. Больше всего она боялась родительского гнева. Она не знала, что психолог потребовал от Нелли Ивановны и её мужа ни в коем случае не касаться обсуждения происшедшего несчастья. Молчать было трудно, ибо все трое понимали, с какой быстротой по городу разнесется слух о случившемся. Отличница, гордость школы, девушка из приличной семьи занималась в центре города развратными действиями!
Борис Александрович сделал для себя окончательный вывод – две потаскухи в одной семье – перебор. У него есть полное моральное право отказаться от обеих. Вот ведь как бывает, живет человек, из последних сил тянет семью, заботится, отказывает себе во всем и вдруг, в одночасье оказывается у пустого корыта. Он особо никогда не любил ни жену, ни дочь. Но боялся признаться себе в этом. А теперь понятно, почему не любил! Их поступки – его оправдание. Так чего кричать? Пусть уходят обе – жена к Жорику, а Ада куда-нибудь подальше от стыда, например, поступать в институт в Москву. Во всей этой ситуации Борис Александрович считал пострадавшим себя, поэтому ему было наплевать на то, что творится в душах и жены, и дочери.
Нелли Ивановна переживала иначе. Во всем винила Бориса, он никогда не занимался Адой. Она не чувствовала отеческой любви, а лишь боялась взрывов его неуравновешенного характера. Кто должен объяснить девочке, что потерять честь – самое постыдное для приличной девушки? Разумеется, отец! Матери она не поверит. Как хорошо, что известие о Жоре дойдет до Ады позже. Не нужно будет оправдываться. А дальше,… дальше Аде лучше уехать. Раньше Нелли Ивановна была против Москвы, а теперь пусть едет, учится. Тогда и Нелли Ивановна сможет спокойно перебраться к Жоре.
Всех троих мучила необходимость, что-то выговорить друг другу, но неожиданно пришло спасение – в дверь позвонила Нинка. Нелли Ивановна открыла и ахнула. Лицо Нинки представляло собой деформированную опухоль: правый глаз заплыл почти полностью, щека вздулась, губы были разбиты и покрыты коркой запекшейся крови.
– Ты откуда?
– Из ментовки…
– Что они там с тобой сделали?
– Не они. Меня ограбили. Напали на обменник. Мне срочно нужна Ада.
– Она приблизительно в таком же состоянии, – Нелли Ивановна пропустила в коридор Нинку и закрыла за ней дверь.
Услышав голос подруги, Ада вылезла из душевой кабины, накинула махровый халат и поспешила к ней. Схватила её за руку и повела в свою комнату.
Нелли Ивановна вздохнула с облегчением. Самое время собирать вещи.
Ада на какое-то время забыла о том, что с ней произошло, поскольку Нинка с порога обрушила на неё жуткую историю.
– Я пришла в себя, когда подъехали менты. Тётки с остановки увидели мои торчащие ноги из пункта и вызвали. Потом примчался Рафик.
– Кто это?
– Хозяин.
– А… этот твой.
– Какой он мой… так, про между прочим. Короче, отвезли в ментовку, составили протокол. Похищено две тысячи баксов, семьсот евро и семьдесят тысяч рублей.
– Ты сказала, кто?
– Нет.
– Ну и дура!
– Ага! – вспылила Нинка – дура, а что должна была сказать? Сама в рабочее время вышла из пункта, пила пиво, считай, впустила внутрь постороннего.
– Ты бы объяснила, что Толян – наш бывший одноклассник…
– И что? Он когда бил меня, кричал, что если сдам, вообще зарежет.
– Всегда знала, что отморозок, но чтоб до такого… Они дружили с Федей, пиво пили, Феда ему деньги одалживал.
– Я сказала ментам, что не заметила. Вышла за сигаретами, а когда открыла дверь, сзади ударили и отключилась.
– Поверили?
– Ментам наплевать. А Рафик отказался подавать заявление. У него там с документами не все в порядке. Поставил меня на счётчик, через неделю нужно вернуть всю сумму.
– Где ж ты столько возьмёшь? – ужаснулась Ада. Беда подруги совершенно вытеснила её собственные переживания.
– Где? Нужно припугнуть Толяна, пусть всё вернет, иначе сдам его ментам.
– Испугала ежа! Он же грозился тебя убить…
– Я ж думала, Феда с ним поговорит.
И тут на Аду нахлынуло. Щелкнуло в голове так, будто только что сказали, что Федя умер. События сегодняшнего дня настолько плотно придавили её психику, что факт смерти вытеснился переживаниями случившегося и страхом последствий. Федя умер,… о чем они говорят?… Умер на её глазах! Его больше нет!
Губы Ады задрожали, перед глазами возникла напряженная фигура Феди с вздыбленным членом и снесенной частью головы. Запекшиеся глазные яблоки уставились в изодранное тучами небо. Ада вскрикнула и повалилась в обморок.
Похороны оказались довольно многолюдными. Кроме друзей и одноклассников Феди, пришли деповские и просто любопытные. Событие чрезвычайное. Убило молнией во время секса на скамейке! Даже в телевизионных новостях показали, не говоря уже об интернете. Все сообщения строились на рассказах милиционеров и фельдшера «скорой помощи». Изуродованная голова Феди стала лидером просмотров на ютубе. Откуда-то всплыла фотография Ады. Разговоры возле гроба сводились к обсуждению – круто ли так умереть.
Ада на прощание не пришла. Она вообще не выходила из дома. С отцом разговор оказался коротким.
– Собирай вещи, езжай поступать в Москву, – прорычал он, не глядя в её сторону.
Нелли Ивановна зашла в комнату Ады, прижала её мокрое от слез лицо к груди и прошептала.
– Мы обе несчастные. Во всём виноват отец. Его деспотизм отравил нам жизнь.
О проекте
О подписке