Торжество силы, доблести и красоты состояло из трех туров, но сначала следовал сугубо официальный этап прохождения строгой судейской комиссии, целью которой было отобрать шестьдесят четыре лучших претендента. После этого, в первом туре нужно было в арбалетной дуэли поочередно одолеть двух претендентов. Затем в конном сражении на копьях стояла задача поочередно сбить с седел еще двух других рыцарей. В третьем и самом опасном туре стояла цель выиграть полуфинальный, а затем и финальный поединок на мечах. Конечно, такие рискованные бои иногда заканчивались смертью и довольно часто увечьями среди участников, но такие мелочи не должны были отпугивать бравых воинов.

Хотя турнир провозглашался открытым для всех желающих, в нем было категорически запрещено участвовать лицам с подконтрольных вражескому Арогдору территорий, то есть всем, кто жил на вулкане и его подножиях. Наградою за победу было сто золотых монет, которые могли обеспечить безбедную жизнь на протяжении нескольких лет. Из-за столь высокого поощрения мало кто помнил о возможном выборе другого вознаграждения: личной просьбы к королю. За многовековую историю существования торжества ею никто так ни разу и не воспользовался. Казалось, несметное богатство в виде ста золотых монет могло само по себе совершить любое чудо и при этом все равно оставались средства на год безудержного кутежа, как раз до следующего турнира.

Спустя три дня после неожиданного визита Алена к гостеприимному порогу дома кузнеца пожаловали дорогие столичные гости в лице уважаемого трибуна Нильса Дора, красавца центуриона Ричарда Фейна и прекрасной выпускницы Марии Лури в ярко-зеленом волнистом платье в мелкий цветочек, впрочем, как и все другие ее повседневные наряды. Произведя неизгладимый шок на местных жителей своим парфагонским внешним видом, они все по очереди горячо обняли и поприветствовали засмущавшегося от такого внимания Томаса, также испытывающего некоторый стыд за свой импульсивный уход из города. Всегда все понимающий Нильс, как опытный и взрослый человек, вел себя так, как будто ранее не было никакой ссоры, словно вовсе ничего необычного не происходило. Он был уверен, что юному приемному сыну нужно было лишь дать немного времени, дабы переоценить сказанное и наверняка глубоко пожалеть об этом. В своих сильных руках он крепко держал за повод резвого молодого жеребца яркого черно-белого окраса, который привлекал всеобщее внимание своими белыми лохматыми щетками над копытами, а также длинной смолисто-черной гривой и пышным хвостом почти до земли.

– Новый конь, Нильс? Шикарный!

– Нет, мой дуралей еще жив. Это тебе.

– Что?!

– Какой же рыцарь без лошади?

– Это невероятно! – Не верящий своему счастью Томас, почти подпрыгивая от радости, кругами заходил вокруг своего нового фыркающего друга с белым вытянутым пятном на переносице и большими умными глазами под лохматыми черными ресницами.

– Это Вектор. Ему пошел пятый год.

– Красивое имя.

– Хотел подарить тебе при поступлении в Академию.

– Правда? Спасибо!

Томас горячо обнял Нильса и сразу попытался неуклюже оседлать коня, но тот нервно заржал и встал на дыбы, скинув под всеобщий смех нового хозяина в грязную лужу. Собравшиеся вокруг неопытного всадника селяне и рыцари тут же его засыпали полезными и не очень советами по приручению своенравного животного, после чего всегда голодные воины дружно отправились на долгожданный ужин.

Хозяйственная жена кузнеца с радостью накрыла им богатый стол в той самой кухне, в погребе под которой когда-то прошли последние часы семьи Томаса. Впервые используемая праздничная скатерть ломилась от простых, но аппетитных сельских яств, по большей части состоящих из разных частей забитого молодого барашка, чтобы насытить трех исполинских рыцарей и ненамного отстающего от них кузнеца. Наевшись до отвала и с превеликим удовольствием выпив по большой кружке категорически запрещенного в Парфагоне крепкого вина, окончательно раздобревшие мужчины начали душевно решать, как им быть дальше. На дворе уже стоял жаркий июль, поэтому для обучения у Томаса было всего три интенсивных месяца. За это время он должен был дополнительно набрать не менее пятидесяти фунтов веса и десяти дюймов роста, чтобы хоть немного приблизиться к рыцарским четырехстам фунтами и семи футам трем дюймам соответственно, являющихся разрешенным Этической комиссией пределом. При более массивных показателях возникали существенные проблемы как в эффективном управлении такой горой мышц, так и ее поддержании пищей и фазой. Отчего в полной мере и страдали более массивные мутанты Арогдора, лишенные вообще каких бы то ни было ограничений в таких вопросах.

Чтобы Томас мог правильно тренироваться, Нильс привез ему несколько тренировочных копий, старый меч со сколами и используемый в королевской армии арбалет. Специальные турнирные доспехи и меч изначально планировалось купить, но Макс безапелляционно решил, что его долг вместе с самими Томасом за три месяца успеть сделать их самому. Дело в том, что соревнование, кроме всего прочего, выполняло важную светскую роль чуть ли не показа мод. Дамы целый год напролет готовили для него свои самые лучшие наряды, пользуясь случаем лишний раз поразить вожделенных мужей более удачных подруг на трибунах Арены и привлечь внимание самых мужественных воинов, смело сражающихся на центральной площадке. Рыцари же не намного отставали от слабого пола, приобретая изготовленные на заказ дорогущие и уникальные доспехи и обмундирование, часто безумно жертвуя необходимой практичностью ради эффектной зрелищности.

Для обучения меткой стрельбе из арбалета, по совету Макса, было решено нанять известного охотника, дальнего родственника Томаса, о котором он никогда раньше даже не слышал. Конной выездке и травмоопасному бою на копьях вызвался обучить Ричард, один из лучших в этом виде. А за бой на мечах решил отвечать сам Нильс, не понаслышке знающий нюансы этого вопроса, ведь в свое время он несколько раз безрезультатно пытался выиграть турнир, когда был молод, и ему это еще было интересно.

В итоге, к невероятной мотивации Томаса добавилась завидная комбинация из самых лучших наставников в каждой отдельно взятой дисциплине. Безрассудная и смелая задумка с турниром уже на этом этапе больше не выглядела бредом. Может быть, даже сам Ален не подозревал, что его безумная идея может оказаться столь реалистичной.

Не осталась в стороне и всегда отличавшаяся активной деятельностью и настырной заботливостью Мария. Ко всеобщему удивлению, она вовсе вызвалась добровольно остаться на время в селе, чтобы помочь решить всевозможные бытовые вопросы, а также придирчиво следить за графиком тренировок и так необходимой фазовой практики, тем самым позволив не отвлекаться от подготовки к турниру по мелочам. Несмотря на то, что ее простые доводы сильно рассмешили Нильса, поспорить с ними было действительно сложно. В этот хитрый и кем-то тщательно продуманный момент несчастный Томас начал подозревать, что его жизнь в некоторых личных аспектах начинает легонечко заворачивать на какую-то определенную дорогу и ходу обратно может уже не быть. Однако он тоже не стал спорить с рассудительной девушкой, так как впервые смог по-настоящему оценить преимущества Марии на фоне сельских женщин, которых он привык видеть последнее время.

Чистая, как безоблачное небо, ангельски белокожая, чертовски фигуристая от природы и доведенная до совершенства благодаря фазе, она впервые заметила, как пускающий слюни Томас смущается, украдкой бросая стеснительные взгляды на ее шикарное, облегающее верхнюю часть тела, платье с декольте строго-настрого запрещенной в Парфагоне глубины. Естественно, почувствовав коварное преимущество и неодолимую силу, она искусно делала донельзя серьезный, деловой и незаинтересованный вид, будто речь шла вовсе не о Томасе, который словно был ей совсем неинтересен. Этим она окончательно сбила его с толку, как это с самого рождения хорошо умеет абсолютно любая настоящая женщина.

Насытившиеся и полностью расслабленные от отнюдь не сухого вина гости решили остаться на ночлег у кузнеца, чему были несказанно рады хозяева дома. По удивительному стечению обстоятельств именно Марии не досталось свободной комнаты, а в соседских домах ей было страшно спать без должной рыцарской охраны. Обрадовавшемуся Томасу ничего не оставалось, как предложить эту ночь, одну-единственную и исключительную, остаться в его скромной комнате, где кроме одного соломенного матраса на полу практически ничего не было, если не считать стопку книг в углу и висящую на стенах военную амуницию. Единственным украшением, как считал Томас, был видавший виды склеенный плакат с неуклюже нарисованным рыцарем, прокалывающим мечем четырехрукого мутанта.

– Ты только не приставай к нему. Поняла? – нарочито серьезно попросил подвыпивший Нильс, зашедший пожелать доброй ночи. – Ни в коем случае!

– Конечно! Что вы?! – предательски покраснела Мария.

– Серьезно. Не прикасайся даже. Я знаю вас, баб!

– Ну, что ты говоришь? – попытался вмешаться Томас.

– Вырастишь – поймешь, – весело подмигнул Нильс. – Но советую тебе все равно сейчас не расслабляться. Всё. Всем спать. Это приказ! Пам-па, па-па-пам…

Выходя, поющий трибун сам громко захлопнул за собой дверь, за которой послышались его тяжелые удаляющиеся шаги, сотрясающие стены. В освещенной догорающей свечой комнате повисла неловкая тишина. Из открытого окна доносилось пение сверчков и дул теплый летний воздух, наполненный колоритными ароматами леса и села. Смущенные молодые люди молча стояли друг напротив друга и не знали, как нужно вести себя дальше.

Неопытный в таких взрослых ситуациях Томас неожиданно растерялся и заволновался больше подруги, понимая, что именно он должен что-то предпринять. На его счастье, природа сама решила эту проблему, и некое внутреннее чутье подсказало аккуратно взять Марию за нежную ручку и медленно подвести к окну. Там, плотно прижав ее к себе за чувственную мягкую талию, он томно шепнул самые правильные для такого случая слова:

– Спасибо, что приехала. Я рад тебя видеть.

– Скучал? – опуская свои большие зеленые глаза и прикусывая нижнюю сочную губку, спросила еще тише Мария.

– Да, конечно, – не совсем искренне ответил Томас, но это был еще один верный ход в этой взаимно хитрой викторине.

– Думала, что мы больше никогда не увидимся.

– Что ты! Я бы нашел выход, чего бы мне это не стоило, – прозвучал еще один правильный ответ.

Снова возникла неловкая пауза. Томас почувствовал, что пора сделать следующий шаг. Причем не просто пора, а можно и нужно, сейчас или никогда. Осторожно нагнувшись к милой девушке, он переместил левую руку с талии на ее затылок и, вожделенно закрыв глаза, уверенно пододвинул милую головку к своим распаленным устам. Сначала он почувствовал пухлые и влажные губки, осторожно и скромно позволяющие к себе лишь едва ощутимо прикасаться, а также нежные ладошки, плавными движениями ощупывающие его тут же напрягшиеся массивные и сухие мышцы рук под рубахой. Но уже через мгновение ни он, ни она не могли сдержать эмоции. Так быстро подпортив всю романтику, они слились в безумно жарком и страстном первом настоящем для них обоих поцелуе, о котором кое-кто терпеливо мечтал целое десятилетие.

– Все, – вдруг строго и неожиданно отрезала Мария, уверенно оттолкнув Томаса. – Нам пора спать.

– Спать? Да, конечно.

Расстроившийся горе-любовник задул свечу, в полумраке снял с себя верхнюю одежду, лег на грубый матрас со стороны двери и отвернулся, обреченно вздохнув. Мария же уже была переодета в накидку, под которой сияла в свете луны белая ночная сорочка. Она демонстративно легла с другого края, повернувшись к окну, и накрыла себя явно давно нестиранным покрывалом. Уже в который раз возникла тишина, перебиваемая вовсе не музыкальной трелью содрогающих стены храпов трех других массивных мужчин в доме.

– Спокойной ночи, Томас, – холодно пожелала Мария спустя не менее пяти минут.

– Сладких снов, – пожелал кавалер, зевая и переворачиваясь, при этом как бы невзначай кладя руку на ее талию.

– Томас!

– Что?

Якобы раздраженная Мария презрительно убрала его тяжеленную руку и бросила укоризненный взгляд, на миг повернувшись к нему. Томас в этот момент окончательно понял, что его наивный организм совершенно зря весь вечер находился в болезненном радостном предчувствии. Снова глубоко вздыхая, ему ничего не оставалось, как вернулся на свой одинокий и холодный край матраса.

– Все-таки ты и вправду деревенский дурак, – тоже расстроенно вздохнув, произнесла Мария где-то с минуту спустя, пробуждая очередную надежду чувствительного организма Томаса. Он тут же снова повернулся, уже более уверенно положил руку на талию и начал ее нежно поглаживать, тяжело дыша и уткнувшись в густые и ароматные волосы.

Смелеющая с каждым движением рука Томаса совершала все более и более размашистые поглаживания. В определенный момент, проводя ею от бедра и до вожделенной мясистой груди, его ладонь стала получать ощущения, которых еще не было в его восемнадцатилетней жизни ни разу. Биение сердца Томаса немедля волнительно участилось, в теле возникла дрожь, а дыхание стало прерывистым и тяжелым.

– Поигрался, и хватит, – снова жестко отрезала Мария, этим немало поразив саму себя, словно нечто неосознанное контролировало ее губы и тело, проверяя выдержку и истинное мужское начало претендующего на продолжение рода молодого человека.

Но уже наученный Томас не останавливался и молча продолжал все наглее изучать наливную подругу, одновременно просчитывая в уме возможные шансы на успех.

– Я сказала, прекрати, – еще более решительным голосом попросила Мария, в действительности находящаяся на тонкой грани помутнения рассудка, безвозвратно погруженная в бесконечные волны предательских мурашек и приливов обжигающего тепла то к одному, то к другому месту ее неистово требующего ласки пока еще невинного тела.

Томас же продолжал, хотя уже и не столь уверенно.

– Так! – слышно на весь дом сказала Мария.

– Что?

– Ты не понял?

– Что именно?

– Поигрался и хватит. Спать!

– Ладно, – Томас убрал руку и зло повернул свой опечаленный организм на другую сторону.

– Ду-у-ура… – очень тихо и в отчаянии произнесла обескураженная своими собственными действиями измученная Мария, скрежеща зубами и вонзая тоненькие ноготочки в промокшую простынь. – Ду-у-ура.

– Что? Что ты говоришь? – встрепенулся Томас, почуяв очередную порцию надежды, хотя и не расслышал, что именно сказала подруга по несчастью.

– Так легко сдался, да?

– Как бы… Что?!

– Фи, рыцарь еще называется.

На этот раз стремительно, пока в дурной женской головке что-то снова не переключилось в совершенно ненужную никому сторону, Томас жестко схватил ее обеими руками, страстно пытаясь охватить сразу все возможные обжигающе пылкие места. Затем он стал страстно целовать ее шею, губы, плечи, а в ответ она извивалась, закатывая глаза, тихо постанывая и постепенно проваливаясь в некое параллельное измерение, еще никогда доселе ею не изведанное.

– Ну, все! – опять встрепенулась она и из последних сил отбросила разгоряченного Томаса.

– Ты серьезно?

– А ты не соображаешь сам, да?

– Слушай, иди-ка ты куда подальше! – окончательно давая отбой своему героически настрадавшемуся организму, рявкнул взбешенный Томас. Он тут же вспомнил слова искушенного в таких вопросах Нильса, который сказал, что расслабляться не стоит, несмотря на такую очевидную победную компанию. Как это всегда бывает с мужчинами в эти дурацкие моменты, ему подумалось, что он в чем-то неправильно себя повел или, на самом деле, совсем ей не нравился. Почему еще она могла себя так странно вести? Она же не дура, так ведь?

Неиспорченный молодой человек просто не знал, что это было частью очень древней игры без понятных правил и осязаемых граней, разумных норм и соблюдаемых порядков. Стоило ему полностью разочароваться, окончательно повернувшись на бок, и попробовать побыстрее расслабиться, дабы попасть в фазу и там гарантированно продолжить так и не начавшееся романтическое дело, как он почувствовал нежные прикосновения к своей спине и рукам. Разозленный Томас принципиально не реагировал на эти заигрывания и тогда горячие и трясущиеся пухлые губки сами начали целовать его шею и руки. И это уже была открытая и честная игра, тотальное сжигание всех последних мостов на огненном пути к бурному морю сладострастной нежности и коварного наслаждения, бесконечного всплытия и погружения в его бездонные затягивающие пучины.

* * *

Следующие три напряженных месяца пролетели для окунувшегося с головой в подготовку к турниру Томаса как три коротких недели. Его ежедневный график был жестко расписан по минутам, за чем непреклонно следила строгая в таких моментах Мария, не давая проявить слабину даже в самых невинных мелочах.

По несколько дней в неделю у них гостил нанятый дальний родственник, отдаленно напоминавший отца своей коренастостью и простыми чертами лица. Он приезжал со стороны западного моста через реку Змея для обучения Томаса меткой стрельбе из арбалета. Не меньше двух раз в неделю, но в разные дни, приезжали Нильс и Ричард, делясь мастерством боя на копьях и мечах. При всех этих тренировках Томасу было необходимо каждый день выезжать своенравного Вектора, с которым уже давно хорошо сладил, а также с утра до вечера ударно работать в жаркой кузнице с неутомимым Максом, выковывая прочную и эффектную броню и амуницию. Также Томас должен был ежедневно не меньше трех или хотя бы двух раз попадать в фазу, по несколько минут выращивая шаблон рыцарской мутации, который нужно было заправлять обильной пищей в реальности, плотно перекусывая множество раз на дню.

Изначально юный Томас очевидно находился в самом проигрышном положении относительно любых других потенциальных участников соревнования. Однако никогда за всю историю Королевского рыцарского турнира никто так качественно и продуманно не готовился, привлекая самых лучших специалистов в своих областях. Все, кто участвовали в этом тяжелом процессе, включая самого Томаса, хорошо это понимали. Чем больше проходило времени, тем больше они обретали уверенности в его шансах на победу. Мотивированный до мозга костей, он так прилежно учился и тренировался, что заметно прогрессировал день ото дня, оправдывая самые смелые надежды.

Если все мужчины были заняты своим делом и едва ли думали о чем-то еще, то постройневшая Мария, как и полагается настоящей девушке, жила сразу в нескольких параллельных вселенных. Не считая периодических желаний то внезапно вернуться в цивилизованный город, то остаться навсегда жить ближе к природе в этом далеком селе, на первом месте у нее было развитие и, самое главное, долгосрочное планирование серьезных отношений с Томасом. На втором, весьма высоком месте был сам обреченный жених. Затем были заботы по быту, где они жили, а между всем этим она умудрялась следить за собой, достойно держа парфагонскую марку и делясь женскими секретами с простыми крестьянками, почитающими ее за святую. Каким-то невиданным образом ей также совершенно легко и непринужденно удавалось следить за плотным графиком Томаса, словно организация таких мероприятий было ее прирожденным призванием.

Естественно, сам турнир ее мало интересовал, хотя выиграть его не помешало бы. Почему? Потому что тогда она будет невестой победителя Королевского рыцарского турнира! Она еще не знала, в каком именно платье будет вызывать зависть и приступы ненависти всех придворных падших стерв, но определенно сможет к этому качественно подготовиться, используя свой весьма высокий для девушки интеллект и всегда проламывающую все преграды целеустремленность. Не зря же ей удалось с отличием окончить Школу и единственной захомутать, как она считала, самого привлекательного и перспективного мужика, всегда находившегося в центре всеобщего внимания. Все эти вселенные, в которых жила молодая девушка, только ненадолго отключались поздно вечером в нежных объятиях любимого, чтобы на следующий день с удвоенной силой расширяться дальше.