Читать книгу «Точно продюсер! Алёна Михайлова и семейный альбом российского шоу-бизнеса» онлайн полностью📖 — Михаила Марголиса — MyBook.

Глава 5
«Танцы минус», Пресный – в плюс?

В 1996-м с Михайловой познакомился молодой питерец Слава Петкун, только создавший группу «Танцы минус». У «Танцев» ещё не было ни синглов, ни альбомов, ни поклонников, но Петкун чувствовал, что всё это он найдёт в столице, куда и переместился незадолго до встречи с Алёной.

«Летом 1996-го я приехал в Москву. Задружился с Димой Нестеровым из “Свинцового тумана”, Женей Каценельсоном (“Кошки Нельсона”), Димой Таравковым (группа “Экзе”), – рассказывает Петкун. – Они тогда только пробили на “Союзе” лейбл “Инди рекордс”. А вскоре обстоятельства сложились так, что я оказался, по сути, ведущим в этом “союзовском” инди-проекте. Занимался обложками дисков, собирал песни, мастерил их на “Мосфильме”. Новые артисты сами слетались в “Союз”, особенно когда появился первый релиз “2000 % живой энергии”. Его обсуждали критики, о нём говорили радиостанции».

Ход «Союза» действительно получился резонансным и неожиданным. Компания, ассоциировавшаяся до этого исключительно с народным мейнстримом, вдруг собрала под ярким брендом и мощно толкнула на российский музыкальный рынок новую плеяду отечественных рок-музыкантов, ориентированных на актуальнейшее в тот период брит-поповое звучание.

«По ходу работы над сборником “2000 % живой энергии” я познакомился с Алёной, – говорит Петкун. – Затем она пришла вместе со всем штабом “Союза”: Бочковым, Васьковым, Швачко, курившим трубку, на концерт “Танцев” в клуб Bells, где директором был Каценельсон. Пригласил туда всех Нестеров. Мне он сказал, что в “Союзе” шло какое-то собрание по очередным релизам и прямо после него все отправились на наше выступление. Дима предложил: “Сегодня же у Славки сольник, поехали послушаем, что он поёт”. Они ведь все меня знали как выпускающего менеджера их инди-лейбла, со своей музыкой я в тот момент в “Союз” не лез. И тут послушали концерт, прониклись нашим творчеством. Особенно им понравилась песня “10 капель”. Вскоре Алёна подписала с нами контракт. На эту песню отсняли клип, и наш дебютный альбом, выпущенный “Союзом”, тоже назвали “10 капель”.

Хотя ребята мы тогда были проблемные. Вели себя кое-как, хамили, рассказывали пошлые анекдоты, открывали ногами двери, в прямом смысле слова. Для того чтобы что-то получилось, мне казалось, надо не только дружить, но и конфликтовать со своей выпускающей компанией. Если не посылаешь никого на хер, не переворачиваешь столы, стулья, то всё застрянет на уровне рядовых офисных исполнителей. С ними тоже приходилось ругаться, но далее подключалось их руководство. Странным образом нам всё сходило с рук. Вспоминаю то время и понимаю, что на месте Михайловой давно бы на хрен нас послал. Но Алёна почему-то так не поступала. Наоборот, всячески нам помогала, продвигала. Она очень коммуникабельная. Сейчас принято говорить – эмпатичная. А мне больше нравится – сочувственная, умеющая сопереживать людям».

«В ту пору артисты были ещё совершенно безответственными, неорганизованными, – считает Лиана. – Они не понимали, что надо вовремя явиться на подписание контракта, фотосессию, обсуждение дизайна обложки их альбома и т. п. Многое нам приходилось делать фактически без них, но им это ужасно не нравилось. Лишь Алёне удавалось их встряхивать, ставить в какие-то рамки. Причём с лёгкостью. Без упрёков и конфликтов. Она спокойно решала вопросы с Киркоровым, Агутиным, директором Пугачёвой… С моим братом Валерой, само собой, общалась легко, с Володей Пресняковым… У Алёны есть особый дар общения. Ей доверяют творческие, гениальные порой люди».

Несколько лет Михайлова сохраняла и доверие главы «Союза» Виталия Белякова, человека, по мнению Лианы, «достаточно авторитарного, способного запросто взять и выгнать навсегда половину артистов, с которыми уже собирались подписать контракты». Не понравилась «союзовскому» шефу и дорогостоящая идея с «подписанием на новый альбом» Владимира Преснякова – младшего. Но тут Алёна, невзирая на иерархию, продюсерскую логику и прочий рационализм, отступить не могла. Ею двигало что-то большее, чем её подкупающая эмпатия. И такой порыв убедил даже Белякова.

«Где-то зимой 1996-го Михайлова и Швачко пригласили меня в “Союз”, – вспоминает Пресняков. – Приехал к ним офис, и мы как-то сразу по-дружески стали общаться. Я заметил, что Алёна очень любит и трепетно относится к тому, что я делал раньше. По ходу разговора они мне предложили: “А давай запишем твой новый альбом”. К этому моменту я уже года два ничего не мог записать, поскольку жизнь складывалась так, что и пару часов в студии нормально провести не удавалось. То звали на какие-то съёмки, презентации, юбилеи, то концерт у кого-то должен был отработать. А я мечтал, как “фирмачи”, залечь на дно и записать альбом. Поэтому Алёне с Максом ответил: “Я с удовольствием, только сделаем это в Америке, где у меня есть Лёня Гуткин со своей студией”. Идея, в принципе, была на уровне бреда. Но они согласились».

«Статус Вовы был тогда бомбическим, – говорит Михайлова. – Его записи продавались миллионными тиражами. Я рассчитывала, что так получится и с новым альбомом. Правда, артист находился в ту пору в совершеннейшем кураже. Распадался их союз с Кристиной Орбакайте, вокруг Володи кружилось множество людей. Он приезжал в студию, и через пять минут там собирались ещё три десятка его друзей. Всё сразу превращалось в сейшен, потом в тусовку. Первую песню из нового диска, который назвали “Слюньки”, он записывал в московской студии, и там мне выставили счёт за 100 часов работы! За одну песню!».

Когда возникла тема с Америкой, я была счастлива. Договорилась о партнёрстве с авиакомпанией “Трансаэро”, и мы бесплатно летали в Штаты бизнес-классом. Хотелось просто вырвать Вову из московской среды, где сотни приятелей ходили за ним хвостом. А он же безотказный. В Штатах у него, конечно, тоже компания нашлась. И “Парк Горького” там жил в то время, и другие знакомые музыканты, но всё же в Америке было больше шансов сосредоточиться на записи».

Краткая справка:

Созданная ещё на закате СССР, осенью 1991 года, компания «Трансаэро», стала первым частным авиаперевозчиком в России. На протяжении многих лет занимала второе место (вслед за «Аэрофлотом») по годовому пассажирообороту среди всех отечественных авиакомпаний. Прекратила своё существование по совокупности причин в октябре 2015 года.

«В Америке я кайфовал; ежедневно в течение двух месяцев входил в студию и погружался в работу, ни на что не отвлекаясь, – говорит Пресняков. – Мне казалось, что получается очень неплохой материал. Когда приехала Алёна, я показал ей песню “Через тысячу лет”, думая, что эта тема вообще разорвёт всех. Она послушала и деликатно сказала: “Та-ак, Вова… Надо делать что-то другое”. Я ей: “Как? Ты что! Эта песня всем зайдёт, она же такая фирменная”. Не то чтобы я тогда напрягся на Алёну, но был удивлён: неужели она не понимает классность такого трека? Но выяснилось, что именно Михайлова смотрела в корень и была права. Из альбома “Слюньки” не вышло ни одного серьёзного хита. Разве что “Чёрное море” более-менее активно крутилось. И “Дуська” ещё, кажется.

“Слюньки” не стрельнули, как мы планировали, в основном по моей вине. Я сделал альбом как бы в другой культуре. Он получился американизированным, не попал в текущее российское время, когда происходила резкая перемена вкусов. Безусловно, я приобрёл колоссальный опыт, работая над этим проектом, но народу он не понравился”.

«“Слюньки” не провалились, но получились не столь успешными, как ожидалось, – считает Алёна. – Там были клёвые треки, хотя и не ставшие большими хитами. Сказалось определённое заигрывание в западную музыку. Однако никакой судьбоносной для меня отрицательной роли этот альбом не сыграл. Хотя знаю, что некоторые так предполагали. И даже связывали с этим мой последующий уход из “Союза”. Просто, когда случился кризис 1998 года и мы подчищали разные долги, выяснилось, что на проекте “Слюньки” у нас серьёзные потери. Отчасти в этом винили меня. Но никаких оргвыводов не последовало. Расставание с “Союзом” я планировала раньше и решение приняла самостоятельно, почувствовав, что вне этой компании уже могу сделать и заработать больше».

«Презентовали “Слюньки” в декабре 1996-го в магазине “Союза” на Старом Арбате – вспоминает Владимир Пресняков. – Какие-то вещи, которые Алёна придумала для этой акции, мне были чужды. Но кругом тогда расцветала пафосная стилистика. На презентации мне установили громадный памятник. Я подобных моментов всегда стеснялся. Пришлось сильно напиться, чтобы туда пойти. Помню, как мы с Сашей Маршалом, полупьяные, приехали в магазин, и там много людей выстроились ко мне за автографами, которые я раздавал на фоне своего трёхметрового монумента. Чувствовал себя Лениным. Смешно и нелепо. Но я понял, что Алёна мыслит другими, крупными категориями, которых в моей голове просто нет, поскольку я никогда никого не продюсировал. С первой нашей встречи я видел в ней не обычного молодого менеджера, а очень способного продюсера. Я, скажем, заметил тогда, как звучит из каждой палатки и здорово продаётся “Золотое кольцо”. И понимал, что это благодаря Михайловой. Она чувствует какой-то алгоритм песенного успеха, и к ней надо прислушиваться.

Однако после выхода “Слюнек” в профессиональном плане мы на некоторое время расстались. Сохранив при этом чистоту нашей дружбы. Я даже не взял гонорар за этот альбом, который мы прописывали в договоре. Поскольку чувствовал свой косяк в том, что он не продался в тех объёмах, которые компенсировали бы большие расходы на него, включая двухмесячное проживание в Штатах.

Я продолжил жить своей жизнью, Алёна – своей. Обстоятельства нас развели, и мы не виделись, наверное, лет десять. Я не знал, что у неё происходило в это время, а она, как потом мне сказала, следила за моей судьбой».

Глава 6
«Я сожгу твой гардероб перед Курским вокзалом!»

То, что Михайлова не утратила интерес к «своему» артисту, даже прервав с ним сотрудничество, совершенно естественно. Родственное отношение к тем, кто был или остаётся причастен к её работе – ключевое свойство Алёны. В полной мере она раскрыла его в собственном лейбле – Velvet Music, а развивать начала в «Союзе», где «семейственность» атмосферы в коллективе отмечали многие из пересекавшихся с «союзовскими» ребятами.

«Потому что по 18 часов в сутки мы проводили в офисе, – вспоминает Лиана. – И, помимо работы, фактически всё делали сообща: покупали одежду, кушали, ездили отдыхать вместе с Алёной. Она, кстати, тогда очень странно одевалась, и мы регулярно над ней ржали. А Алёна смеялась вместе с нами. У неё потрясающее чувство юмора и спокойное восприятие иронии в свой адрес. Дима Федякин, единственный среди нас москвич и стильный парень, улыбался и обещал: “Алёна, я соберу весь твой гардероб и сожгу на площади перед Курским вокзалом”. Как-то зимой он утащил из офиса Алёнкино пальто, оранжевое, с рыжим хвостом. Не помню даже, в чём она до дома дошла. Наверное, какую-нибудь куртку взамен ей Федякин оставил».

«Димка всегда следил за модой, – говорит Алёна, – очень стильно одевался и однажды потряс моё сознание, рассказав о носках за 8 долларов. В тот момент мне казалось невероятным, что носки могут стоить столько же, сколько я тратила в неделю на еду! Он действительно стебался над моим внешним видом и корректировал его. Потому что одевалась я, конечно, очень смешно. Казань из меня не сразу вышла».

Другим человеком, когда-то критиковавшим повседневный имидж Михайловой, был известный продюсер Александр Иратов. В определённый период они с Алёной оказались коллегами по «Союзу», когда Иратов возглавил концертный отдел компании. Тогда завязалась и их дружба, сохранившаяся по сей день. Но начиналось всё не с шуток и дискуссий о красивой одежде, а с классической для девяностых брутальной «разборки», памятной (уже с улыбкой) Алёне и сегодня.

«Как-то раз Иратов, мегапродюсер и муж Алёны Апиной, совладелец рекорд-компании, вместе со своим бизнес-партнёром Сергеем Киселёвым приехали в “Союз” с претензиями к Белякову, – рассказывает Михайлова. – К тому моменту я проработала в “Союзе” ещё совсем немного и на всякий случай любых крутых представителей шоу-бизнеса побаивалась, а Иратов мне вообще казался монстром.

Проблема возникла из-за того, что Александр Борисович продал новый альбом Апиной сразу нескольким лейблам. Нормальной юридической базы в нашем звукозаписывающем бизнесе ещё не существовало, и он просто раздал кассеты с “мастером” альбома в разные компании, получив от каждой аванс. Потом эти компании, в том числе “Союз”, столкнулись лбами на рынке, когда выяснилось, что они параллельно выпускают одну и ту же пластинку. И у них на неё равные права. Естественно, издатели решили, что за такую подставу никто Иратову дальнейшие роялти выплачивать не будет. А альбом, надо заметить, оказался очень успешным по продажам.

Александр напрягся. Он был в то время такой значительный, немножко бандит, как многие тогда. И вот приехал с Киселёвым к Белякову “решать вопрос”. А Виталий Петрович отправил меня беседовать с ними, сказав, что подойдёт попозже, но так в переговорной и не появился. В итоге два здоровых мужика – Иратов и Киселёв – долго рассказывали мне, какая проклятая компания “Союз”, что они тут всё взорвут-разнесут и конкретно меня вывезут в лес. Несколько месяцев потом я озиралась, выходя с работы, жила с постоянным чувством страха. А затем мне дозвонился Иратов и сказал, что нужно встретиться. С каким ужасом я ехала на эту встречу из съёмной квартиры в Конькове к спорткомплексу “Олимпийский” – не забуду никогда. Предполагала, что, возможно, это мой последний путь.

Тему встречи Иратов по телефону не обозначил. Но ничего хорошего не ожидала. Когда пришла в указанное место, подъехали два “мерседеса”. Я таких красивых машин раньше не видела. За рулём одной – Иратов, за рулём другой – Киселёв. И тут смотрю – рядом с Иратовым сидит улыбчивая, располагающая к себе девушка (это была Юля Высоцкая, их пиар-менеджер, ставшая позже моей близкой подругой). Подумала, что, если они с ней приехали, наверное, меня сейчас не убьют».

Краткая справка:

Среди иномарок, начавших активно завозиться в Россию в девяностых, особой популярностью пользовались американские Chevrolet, Buick, Lincoln и многие другие (как новые, так и б/у). Но самым дорогим и престижным лотом считался купе Mercedes-Benz 600 SEC. Этот роскошный автомобиль, прозванный бюргерами «канцлером Колем», удачно вписался в постсоветскую страну, стал её легендой. В базовой комплектации «шестисотый мерседес» в 90-е стоил 130–180 тысяч долларов, а с «начинкой» цена переваливала за 200 тысяч. За бронированный «мерс», полезный ряду тогдашних российских бизнесменов, отдавали вовсе сумасшедшие по тем временам суммы: от трёхсот тысяч до полумиллиона «зелёных».