Глава 2

1538 год – 2 декабря, Москва

Солнечный зимний день. Скрипучий снег.

Возок остановился возле небольшой площадки на берегу Яузы, и Елена Васильевна смогла понаблюдать за играми сына. Там, на импровизированном плацу с добротно притоптанным снегом, сотня недорослей посадских развлекали своего Великого князя…

Выстроившись в четыре шеренги по двадцать пять человек, ребята четырнадцати-пятнадцати лет пытались маршировать. Елена, правда, не знала, что именно они делают^[11]. Подростки оперировали длинными увесистыми палками, двигаясь под рваный барабанный бой. Удар – шаг. Удар – шаг. И так далее.

– Странная потеха, – произнесла Елена.

– Отчего же? – удивилась ее мать, Анна.

– А что в том хорошего?

– Ты что-нибудь слышала о ландскнехтах? Я их видела в молодость свою. Знаешь, зачем палки они вот так держат? Это, мыслю, чтобы привыкнуть к весу длинного особого копья. Его пикой называют.

– Вот как? – выгнула брови Елена Глинская. – Ты уверена?

– С нашим мальчиком ни в чем нельзя быть уверенным. Но видишь вон того человека, – указала Анна Стефановна на крутившегося вокруг внука худощавого мужчину. – Это Ганс Шмульке. На последней литовской войне^[12] его в полон взяли. А он, сказывают, из ландскнехтов.

– И как он возле сына моего оказался?! Кто его пустил?! – разозлилась Елена. Ее совсем не обрадовало, что какие-то проходимцы прилипают к сыну. И хорошо, если ради корысти. А если их кто подослал для дела дурного?

– Так Ванюша сам его приметил. Как по всяким мастерским стал лазить, так и нашел. Он при Якобе фан Веллерштадте^[13] был. Подсоблял в работах у избы пушечной.

– Ясно, – нехотя кивнула Елена и кивнула возничему. Тот тронул, и возок «заскрипел снегом» в сторону потешной сотни…

Прошел ровно год с того знаменательного заседания Боярской думы.

Елена выжила и сохранила свои позиции регента. А вот положение Шуйских существенно ухудшилось. И это при том что со стороны как самой Елены, так и ее людей никакого явного противодействия им не было.

Андрей свет Михайлович наотрез отказался соблазняться. Видимо, сказались те три года в холодном подвале, куда его Елена упрятала. Поэтому ему нашли другое приключение – отправили в Пермь наместником, нашептав, что Строгановы золото моют тишком по ручьям. Выехал он, значит, и через три месяца новость пришла о «геройской смерти» этого «славного мужчины» ^[14]. Строгановы не поняли его неуемной алчности. А места там глухие, дикие, люду лихого множество. И татары опять же. В общем, погиб Андрейка не за понюшку табака. Но Великий князь о том не печалился. Да и зачем? И врага сгубил, и со Строгановых виру вытряс. Тайно, без огласки. Они ведь понимающие, за убийство наместника, да еще кровей, можно и головы лишиться всем семейством. Заплатили. Охотно заплатили. Тем более что Великий князь слишком много и не просил.

Василий Васильевич, прозванный за риторические таланты Немым, также отправился в Страну вечной охоты. Шестьдесят лет – солидный возраст для тех лет. Он и так своим ходом в относительном покое должен был отойти в ноябре 1538 года, а тут Ванюша его делами нервическими загрузил по самые гланды. Подготовка большого посольства – дело непростое. Да еще в обстановке полного бардака и конфликтов с братом своим двоюродным за скудные ресурсы. Вот он в мае и преставился на глазах у многих. Как стоял, так и упал. Сгорел на службе государя, как и Андрейка…

В результате этих бед число желающих занять престол Московский сильно уменьшилось. По сути, из совершеннолетних значимых претендентов осталось только двое. Это изрядно перезрелый Иван Васильевич Шуйский, балансирующий на пороге старости, и молодой да горячий Федор Иванович Скопин-Шуйский. Но Иван, прихватив малого сына, отправился в Англию, возглавив посольство, а Федор сидел тихо-тихо. Его эти внезапные смерти родичей изрядно испугали. Очень уж они вовремя произошли.

Таким образом, всего за полгода кризис власти был успешно преодолен, и ситуация на Москве стабилизировалась. А дальше? Дальше Ванюша смог наконец заняться делами более значимыми, чем попытка выжить в острой обстановке…

– Ты хотел меня видеть? – спросила Елена, когда, заметив прибытие матери, Великий князь подъехал к ней.

– Да, – кивнул он и выразительно так посмотрел.

Мама нахмурилась, но, откинув мех с колен, вылезла из возка и отошла с сыном в сторону.

– Ты не доверяешь бабушке? – наконец спросила она, когда они удалились шагов на тридцать от всех.

– Нет. Просто там много всякого простого люда. Их обычно не замечают, иной раз и за людей не считают. А зря. Они все видят, все слышат и ежели что узнать нужно – подкупить бедняков проще и легче, чем родовитых да влиятельных.

– Что-то серьезное? – напряглась Елена, сообразив, что сын ее вытащил в это снежное поле не просто так.

– Мне нужны деньги.

– И ты ради этого звал меня сюда?! – ахнула мама.

– Ты не спросишь, для чего и сколько?

– Обычно ты осторожен в своих тратах. Что тебе потребно?

– Вино и девицы, – на голубом глазу^[15] произнес восьмилетний Иван. А потом, видя отсутствие реакции, продолжил: – Ты уже поняла, зачем мне эти дети посадские нужны?

– Не до конца. Бабушка твоя сказывала что-то про ландскнехтов.

– Она умная женщина, – улыбнулся Великий князь. – Без крепких пехотных баталий нам никуда. Я хочу для них особую слободу здесь строить, доведя число потешной рати до пяти сотен. Снаряжать их надобно всем. Сама видишь – даже платья на них доброго нет. Клинки надобны, пики, пищали и прочее. Знаю, что дорого. Потому к той слободе потешной мастеровые избы приставить нужно для опытов. И кое-каких дельных людей нанять. Кого подрядом взять, а кого и переселить сюда, привлекая к службе.

Елена долго и задумчиво смотрела в глаза своему сыну, а потом спросила:

– Это тебя немец подбивает?

– Какой немец?

– Которого ты в пушечной избе себе взял.

– Ганс Шмульке?

– Да.

– Не только ты наблюдаешь за моими забавами. Ганс – удобный человек. Он думает, что советует мне. Я его держу при себе во время забав. И все то видят. А если его станут расспрашивать, то он подтвердит легенду охотно и убежденно. Даже приняв вина изрядно. Он – тот, кого должны видеть. Ежели пожелают мне навредить и сорвать упражнения, то именно его и попытаются убить или сманить.

– Кто же тогда тебе советует?

– Ганс, – продолжил Иван, проигнорировав вопрос мамы, – инструктор, то есть особый род учителя, наставник. Он обучает этих детей посадских приемам работы с пикой. Он ведь с пикой ходил до плена. А кроме того, я ему вменил в обязанность обойти Москву с окрестностями да поискать тех, кто в полон был взят в свое время, и вызнать, кто чему обучен и нет ли там полезных людей.

– И многих нашел?

– Пятерых, но трех я забраковал как болтунов, четвертый вон на барабане стоит, а пятого к делу пока не пристроить – ему меч большой нужен. Цвайхендер^[16]. Обещал несколько учеников подготовить из наших для оформления почетной свиты при прапоре^[17].

– Хорошо, – после небольшой паузы кивнула мать. – Сколько тебе нужно денег?

– Я представлю смету затрат.

– Боже! Где ты понабрался этих слов?!

– Не предоставлять? – повел бровью Иван. – Мне показалось, что тебе она понравилась.

– Предоставлять, – чуть поколебавшись, согласилась Елена Глинская и, поджав губы, направилась к возку. Расходы, задуманные сыном, ее не порадовали совершенно. Определенный резон во всей этой задумке имелся, но деньги… их требовалось слишком много… а было слишком мало…

Иван же, проводив взглядом мать, не сдержался и позволил себе легкую улыбку. Ее душевные мучения слишком явно проступали на лице. Да и странно, если бы они не проявились. Сажать пять сотен рыл на довольствие великокняжеской казны – удовольствие ниже среднего. Дорого это. Не так чтобы критично, но дорого. Впрочем, Иван уже думал над тем, как разрешить это затруднение.

Любопытным в этой ситуации с потешной ратью оказалась позиция боярства. Узнав, что Великий князь желает набрать детишек для забав, они охотно пропихнули туда своих малышей. Но не рассчитали. Забавы оказались решительно скучными для детей и подростков. Настолько, что даже сейчас на этом импровизированном плацу находилось трое отчаянно скучающих боярских отпрысков. Что им вся эта шагистика? У них в голове война ассоциировалась с конницей. Так что отваливались они при первой возможности и с изрядной охотой.

Глава 3

1539 год – 3 июня, Рига

Герман фон Брюггеноэ^[18] восседал на своем кресле в окружении небольшой группы приближенных и смотрел на стоящего перед ним купца.

– Я слушаю тебя, – торжественно произнес он. – Мне донесли, что ты прибыл из Москвы?

– Слухи ходят разные об их посольстве… – влез поперед батьки архиепископ Риги, не дав купцу ответить. Вообще-то они с Ливонским ландмейстерством находились в довольно сложных отношениях, но существенное уменьшение торгового оборота с Московией многое изменило. Впрочем, застарелая вражда давала о себе знать даже сейчас…

– Ваше Высокопреосвященство, – начал купец. – Московиты действительно собрались отправить посольство через поморов. Куда – мне неведомо. Они помалкивают. Туда же по Северной Двине было сплавлено много меха, воска, пеньки, дегтя и прочего. Сказывают, что целыми стругами, набитыми до отказа, спускали по реке.

– Сколько и каких кораблей? – уточнил Герман.

– Мне не известно. Я поспрашивал про поморов. Мало кто на Москве знает толком, что они строят.

– И когда посольство должно отбыть?

– Да по весне этой и должны были пойти. Как лед сошел с Белого моря, так и отправились…

Иван Васильевич специально настаивал на том, чтобы люди помалкивали о цели посольства. Подготовку не скрыть. Вот пусть враги сами гадают, куда поплывут поморские ладьи^[19].

– До Датских проливов им долго идти?

– Не знаю, – развел руками купец. – Идти кругом норманнских земель сложно. Места там дикие, ветры и море дурные. Может, и потонули все уже.

– Я слышал, – произнес один из мужчин, стоявший до того молча у окна, – что полвека назад московиты посылали посольство датчанам.

– И как оно прошло? – оживился ландмейстер.

– Они больше не рисковали ходить в Данию сами. О чем там переговоры были – не известно. Я полагаю, что туда они снова и отправились. Пробовали уже. Да и товар в этот раз много богаче.

– Это плохо… очень плохо… – пробормотал архиепископ Риги, начав вышагивать по залу. – Кристиан III^[20] – один из самых ярых еретиков!

– Мы должны все проверить, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, – нахмурившись, произнес Герман фон Брюггеноэ.

– А что мы можем предпринять?! Что?! – воскликнул крайне раздраженный архиепископ. – Ганзе не выгодна прямая торговля московитов с датчанами в обход наших общих интересов. Но воевать с Кристианом ни они, ни мы не можем. Датский флот закупорит нас в проливах. А русские станут ходить вдоль норманнских владений Кристиана в полной недосягаемости для нас.

– Будем надеяться, – произнес максимально спокойным голосом ландмейстер, – что обойдется. Полвека назад они уже плавали в Данию и более туда не ходили…

– Полвека назад там не было рьяного еретика Кристиана! Схизматики и еретики! – выкрикнул архиепископ, находившийся на грани истерики.

– Кто инициировал посольство? – поинтересовался ландмейстер у притихшего купца, старавшегося не привлекать к себе внимания.

– Ходят разные слухи… – уклончиво ответил он.

– А ты что думаешь?

– Так регент при Великом князе силу большую имеет. То мать его, Елена Глинская, порядок в монете московской навела. Супротивников своих переморила одного за другим. Даже дядю не пожалела. Подозреваю, что она и затеяла это дело. Властна и умна, даром, что в юбке.

– А что там за дело случилось с Великим князем полтора года назад? – поинтересовался архиепископ. – Сказывают, что ему дурно стало в церкви. Так ли это?

– По Москве легенды про малого Ивана ходят одна страннее другой. Чему верить – непонятно. Одно ясно – изменился Великий князь сильно после того случая в церкви.

– Ему действительно стало дурно в церкви? – оживился ландмейстер, даже чуть подавшись вперед.

– Задремал он там. Сморило. Да так сильно, что очнулся лишь на третий день. Забавы у него теперь совсем не детские. По пушечным избам да мастеровым всяким ходит. Речи умные ведет. Спрашивает так, словно разбирается.

– А митрополит что?

– Ничего. Великий князь теперь проводит в церкви времени много больше прежнего. Любит на колокольню забраться да читать там.

– Читать? – ахнули и ландмейстер, и архиепископ.

– Читать, – уверенно кивнул купец. – В свои восемь лет он и читает, и счет знает, и вообще явную склонность к наукам имеет. Потешных себе завел из посадских да крестьянских детей и странное с ними творит. Заставляет вышагивать особым образом, фигуры строить да палки держать длинные. Иной раз, словно еж, станут, выставив их в разные стороны.

– И кто учит его этому делу? – сильно помрачнев, спросил ландмейстер. Ему как военному человеку современной европейской традиции тех лет оказалось несложно догадаться о роде занятий малыша.

– Он себя всякими инородцами из пленных окружает. Все больше из земель Кайзера, но есть и пара итальянцев. Мать-регент на то смотрит сквозь пальцы.