Глава 7

Корабли чуть покачивались на легкой волне. Едва-едва.

Экипажи отдыхали.

Только вахтенные мрачно посматривали в ночную темноту. Новости о быстром наступлении Красной Армии, разбившей хваленые французские части, вгоняли в тоску. Противник был уже недалеко от Риги, и вскорости, возможно даже завтра, кораблям придется вступить в бой.

Да, как артиллерия поддержки.

Но это и пугало. Потому как внезапно сильная авиация союзников взяла и испарилась из-за халатности на местах. А именно так оценивали известия об уничтожении самолетов прямо на аэродромах. Глупо и тупо… и очень стыдно… Из-за чего угроза авианалетов на флот становилась более чем реальной.

А тут еще и контратака французов захлебнулась. Об этом, конечно, никто официально не объявлял. Но на кораблях по какой-то неведомой причине о том знали и ходили все мрачными, прекрасно понимая, что военная кампания явно не задалась. Так что флаги Латвии, которые развевались над остатками Королевского флота, перешедшего вроде как в лизинг этой небольшой, но гордой стране, вгоняли в особую тоску экипажи. Мало кто из них считал разумным ввязываться во всю эту историю, и чем дальше, тем больше…

Тем временем со стороны моря заходили советские дирижабли.

Тихо.

Погасив всякие огни, чтобы их не заприметили заранее.

Прожекторы ПВО союзников исправно рыскали по небу в поисках целей, но больше ориентировались по полусфере берега. В то время как небо над кораблями оставалось девственно черным. Полноценно накрывать акваторию мощные береговые прожекторы не могли. Вот руководство и решило вообще не дергаться. Просто на самих кораблях потушили почти все огни. Ну почти. Совсем в полную темноту вогнать их было небезопасно для местной технической навигации.

Дирижабли шли довольно высоко – на высоте около семи километров, из-за чего экипажи были вынуждены пользоваться дыхательными масками. Такая высота была нужна, чтобы минимизировать вероятную угрозу зенитного обстрела. Ведь после первых взрывов прожекторы ПВО сразу начнут их искать. И найдя – подсвечивать для огня зениток. А на семи километрах в этих условиях даже по таким крупным целям, как дирижабли, довольно проблематично вести огонь.

Вот они и двигались в вышине. Минуту за минутой подкрадываясь к своей цели… Своим целям…

Наконец под ними показался рейд, где в ночной темноте едва-едва различались силуэты кораблей. Да и то – условно. Во всяком случае, никто бы не поручился, что им это не кажется в той мешанине блеклых отблесков и густых теней на водной глади.

– Работаем, – произнес командир первого дирижабля.

И спустя полминуты с внутреннего держателя соскользнула первая тяжелая бомба. ФАБ-5000. Стальной сварной корпус. Почти что дюжина взрывателей. Внутри же – тротил, перемешанный с алюминиевой пудрой.

Секунд десять.

И с направляющей сорвалась следующая бомба. А потом еще, и еще, и еще…

Всего типовой дирижабль второй серии нес до 50 тонн полезной нагрузки, так что девять таких тяжелых бомб мог себе позволить. А с определенными ухищрениями и все десять.

БАХ!

БАБАХ!

Стало эхом отдаваться откуда-то снизу. Вверх поднимались высоченные столпы воды. Упругие и широкие.

Вот что-то сверкнуло.

Видимо, удалось добиться попадания. Куда-то.

В темноте на ощупь даже предположить, какую цель получилось поразить, было невозможно. Да и целей что-то потопить не стояло. Шугануть – да. Напугать. Вынудить отступить… На очень непродолжительное время взрыв вроде бы что-то осветил, но дым почти сразу все это компенсировал. Густой и черный – он обильно повалил, затягивая рану своей смрадной, удушливой массой…

Не прошло и четверти минуты, как прожекторы стали рыскать в поисках злодеев. И что примечательно, даже какие-то силуэты смогли выхватить в ночном небе. Но едва различимые настолько, что никто бы не поручился, что это не облака. Однако стрельбу открыли.

А с британских авианосцев начали подниматься самолеты.

Они находились на боевом дежурстве. И готовились что днем, что ночью отразить налет на флот. Слишком уж очевидным был удар по нему. По большому счету ведь только тяжелые боевые корабли имели возможность отразить нападение Красной Армии.

Ну…

Может, и нет. Но без них надежды удержать Ригу не было вовсе. Штаб командования надеялся использовать тяжелые корабли как артиллерию дивизионного звена. Только очень тяжелую. Способную одних только пяти- и шестидюймовых снарядов насыпать массу практически по любому из пригородов Риги. А если потребуется, то и главным калибром угостить.

И вот – налет.

Самолеты были полностью готовы и ждали только вылета. Пилоты – тоже. Дежурная смена пила чай и коротала время за байками. Так что минуты не прошло с первых взрывов, как они уже бежали к своим самолетам.

Разбег.

Взлет.

И набор высоты по восходящей спирали.

При этом по команде с флагмана береговые средства ПВО прекратили стрелять. Все равно целей не видно. А угрозу для своих истребителей такой огонь представлял.

И тут началось…

Оказалось, что дирижабли шли не в одиночку. Их прикрывали тяжелые истребители, которые в атаку и пошли, пользуясь своим преимуществом – примитивными системами ночного видения.

Изначально их делали для оснащения кораблей. Но Зворыкин сумел миниатюризировать установку для монтажа в тяжелый истребитель. Инфракрасный прожектор, камера, оптико-электронный преобразователь и простенький кинескоп с крошечным разрешением.

Ничего особенного.

Все уже имелось. Оставалось только «обработать напильником» и правильно применить.

Качество картинки даже не дрянь, а полный абзац. Удавалось различать только бесформенные пятна, связанные с работающими двигателями. Но и этого хватало, что позволяло в воздухе определять, где кто.

Одиночное пятно – палубные истребители. Два пятна рядом – тяжелые истребители. Дирижабли же выглядели довольно массивно, проступая большим силуэтом. У них ведь имелась система защиты от обледенения, из-за чего весь массив жесткого каркаса для баллонов светился пусть и не ярко, но заметно.

Вооружение же тяжелых истребителей позволяло быстро и почти что безболезненно сбивать неприятеля. Сбривать. Разрывая самолеты англичан в клочья.

Палубные истребители пытались сопротивляться.

Дураков среди летчиков не было. И лайми практически сразу просекли, что их атакуют. И что это все одна сплошная ловушка. Но не видно же ничего. Тяжелые же истребители в маневренный бой не вступали и били на проходе.

Выныривая из кромешной тьмы, они давали короткую очередь из 20-мм автоматических пушек тонкостенными снарядами с повышенным содержанием взрывчатки. Местными аналогами Minengeschoß. Даже одно попадание такой плюхи в довольно хлипкие палубные бипланы ставило на них жирный такой крест. Но их прилетало обычно два-три, из-за чего эти пепелацы буквально лопались, разлетаясь.

После чего тяжелый истребитель, проявившись на несколько секунд во вспышке взрывов от огня, исчезал, ныряя в темноту. Раз – и его вновь не видно.

Хуже того, эти яркие пятна, какими падали горящие палубники, сильно мешали зрению пилотов. И тех и других. Только советские истребители ориентировались по прибору и с довольно высокой степенью безошибочности выходили на цель. Раз за разом… Раз за разом…

На земле не выдержали и начали стрелять из зенитных пушек, видя это безобразие. Но несколько снарядов, прилетевших с кораблей, заставил зенитки замолчать. Отрезвив. Помочь истребителям они не могли, а вот сгубить жалкие остатки самолетов союзников – очень даже…

– Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… – медленно произнес Фрунзе, когда прочитал доклад о ходе боя. Оперативный. Потому что вся эта операция отслеживалась из Ставки в реальном времени. Ретрансляторы на легких дирижаблях первого поколения позволили иметь прямую связь с авиагруппой.

Окружающие как-то странно скосились на Михаила Васильевича, но промолчали. Он иногда выдавал странные словечки и выражения. Все уже привыкли.

Приняв доклад о том, что все идет как надо, генеральный секретарь отправился на встречу с исторической секцией Академии наук и просто толковыми историками, которых ему подбирала контрразведка. Обе. И политическая, подчиненная Фраучи, и военная, что была под рукой Триандафиллова.

– Здравствуйте товарищи, – поздоровался генсек, входя в просторную комнату для переговоров.

Те отозвались нестройным хором.

Поздно.

Ночь на дворе.

И Михаил Васильевич многим поломал график жизни-работы, вытащив вот так непонятно для чего. Да еще и из разных городов, поселив в московские гостиницы. Люди не пылали большим энтузиазмом и здоровались лишь из вежливости и осторожности. Так-то у некоторых по лицу было ясно – сказали бы, много чего сказали, если бы не статус Фрунзе.

– Прошу прощения за долгое ожидание. Вас покормили? – спросил Михаил Васильевич.

– Да. Да. Конечно, – стало раздаваться отовсюду.

– Нормально заселили?

И вновь он услышал отовсюду положительный ответ на все лады. Но уже несколько более позитивный. Людям было приятно, что столь высокий начальник заботится об их быте. Несмотря на все неудобства.

– Хорошо, – кивнул Фрунзе. – Тогда к делу. Я собрал вас, чтобы обсудить два важных вопроса: экспериментальную историю и военно-патриотическое воспитание.

– Экспериментальную историю? – удивился профессор Городцов Василий Алексеевич.

– Да. Именно так. У нас есть некоторые представления о прошлом, основанные на письменных источниках различной достоверности^[8] и отрывочных археологических сведениях^[9]. А так как история – это наука, то было бы логично в экспериментальном порядке эти гипотезы проверять. Например, реконструировать технологию производства металла на Руси из болотных руд. Аутентичными инструментами. С тем, чтобы оценить различные аспекты производительности труда. Или там изготовление кольчуги, шлема, меча, топора, оковки на лопату и прочего. Или сверление-пиление камня по-древнеегипетски. Или перетаскивание больших блоков-мегалитов. И так далее, и тому подобное. Работы – непочатый край.

– У нас по многим вопросам очень условные предположения, – заметил профессор Бахрушин. – Не окажется ли так, что мы выдумаем историю?

– Главная цель этого будущего НИИ – проверить степень адекватности гипотез. Самостоятельным доказательством такие опыты вряд ли могут стать. Параллельно нужно повысить интенсивность и масштаб научно-исследовательской деятельности в целом. Систематизация и введение в оборот архива старинных документов и актов. Их обобщение и анализ, то есть все наши старые царские архивы нужно будет перетряхнуть от и до. По монастырям проехаться. По музеям, вводя в научный оборот не только самые ценные и интересные находки, а все, что у них лежит в запасниках. Ну и археология. Правительство разработало металлоискатели переносные для военных нужд, но готово выделить их вам для раскопок. Водолазное снаряжение. И прочее. Так что ищите, а потом анализируйте и проверяйте.

– И сколько нам всего выделят на это? Ведь война же.

– Война не может идти вечно. И ресурсов она у нас отнимает немного. Так что выделим столько, сколько потребуется. Тем более что сколько у вас людей? Даже если поставить условно «под археологическое и архивное ружье» тысячу студентов при научном руководстве двух-трех десятков профессоров – страна такой нагрузки даже не заметит.

– Но ведь в экспериментальную историю будут ложиться не только компактные исследования вроде получения кричного железа, но и…

– Верно, – перебил его Фрунзе. – Но тут мы подходим ко второму вопросу. Тесно с ним связанному. Смотрите. В рамках экспериментальной истории нам нужно будет сделать несколько исторических парков. Например, крепость какую-нибудь старинную полностью восстановить в типичном для времен Ивана Грозного виде. Ту же Коломну, или Зарайск, или Тулу, или еще что. Полностью все обустроить. И водить туда людей, в первую очередь молодежь. Можно подумать над тем, как восстановить Смоленскую крепость, которая, как я слышал, была крупнейшей в Европе. И так далее. Предполагаемый список я хочу получить от вас, как от специалистов.

– А кто эти парки будет обслуживать? – спросил академик Готье. – Вы же сами говорите, что у нас мало людей. И я в этом с вами полностью согласен. Более того – быстро их найти не получится.

– Клубы военно-исторической реконструкции, – произнес Фрунзе. – Нам нужно создавать такие объединения, в которых бы люди, не ученые, хотели прикоснуться к старине. Например, у нас есть Крым. Во времена Античности там стояли римские войска. А значит, что? Правильно. Можно по крупным городам страны организовать клубы, которые бы занимались реконструкцией тех или формаций разных эпох. Легионов там, когорт или еще чего. А потом съезжались бы раз в год на большой тематический фестиваль в Крым, по которому потом выпускался бы альманах, делались бы киноматериалы и так далее. И так по иным эпохам-регионам. Вот этим объединениям подобные исторические парки и передавать, чтобы они их поддерживали.

– А… – начал было говорить Готье, но осекся и сильно задумался.

Все присутствующие были несколько обескуражены и в то же время вдохновлены словами генерального секретаря. Такой интерес к истории… Странный…

– Кроме того, нам нужно заняться вопросами восстановления старинного инженерно-технического наследия, – продолжал меж тем Фрунзе. – Например, сделать реплику первого отечественного броненосца – «Петра Великого». И ряда других старинных кораблей. Для того чтобы превратить их в своего рода мини-парки исторического толка и водить туда молодежь. Корабли в этом плане очень показательны, но не обязательны. Главное – дать возможность мальчишкам пощупать историю.

– Парусные корабли вы тоже хотите восстанавливать? – поинтересовался Жерве. – По ним ведь мало материалов. Нередко не чертежи, а эскизы самого общего характера.

– Мало. Но надо. Если раскопаете материалы, то и «Орел» Алексея Михайловича построим. А так, скорее всего, со знаковых кораблей эпохи Петра начнем. Полтава, Ингерманланд и так далее. Ну или с драккаров викингов и древнерусских ладей. И так до Русско-японской войны. «Аврору» вот надо будет привести в порядок, чтобы люди могли ее осмотреть, представляя устройство. К механизмам спуститься и так далее. Возможно, что-то из эскадренных броненосцев сделаем. Посмотрим. Это на самом деле не так дорого. Но крайне важно. Потому что одного посещения броненосца в юности может хватить, чтобы парень увлекся флотом и связал свою жизнь с ним. И не только с флотом.

Так и болтали.

Долго.

Часа три или даже больше, из-за чего разошлись только утром. Но никто не роптал. Более того – если поначалу историки были больше «пришибленные мешком», то есть скорее озадачены, чем вдохновлены, то потом глазки загорелись, и пошло величайшее оживление. Они, наконец, поняли, ЧТО им предложил генеральный секретарь. Так что по номерам отелей они расходились натурально всклокоченные. И не по своим номерам, а собираясь дальше это обсуждать. Под впечатлением. Ведь Фрунзе потребовал от них составить план мероприятий для оценки порядка финансирования и выделения смежных специалистов на ближайшие пять, десять и пятнадцать лет.

– Не понимаю, зачем сейчас все это? – спросила супруга, когда Фрунзе пришел домой. – Страна воюет. А тут – история… Вот уж нелепица. Разве она на что-то влияет? Это же дела давно минувших дней.

– Эта война пройдет. Рано или поздно. И я тешу себя надежной, что наши враги обломают о нас зубы. И тогда, поняв, что силой нас не взять, сменят тактику.

– Ударят по прошлому? – с сарказмом спросила она.

– Среди прочего. Народ, который не знает своего прошлого, не узнает и своего будущего. Потому как можно будет ему втирать любую дичь, удобную для разрушения внутреннего единства. Например, через концепцию так называемого мнимого золотого века. И тогда у нас пойдут великие племена, что выкопали, допустим, Черное море в незапамятные времена. Или того хуже. История – это наш тыл. Идеологический тыл. А чтобы победить в долгой борьбе, тылы – это то, куда наносятся приоритетные удары.

– Не понимаю, – покачала она головой. – Как можно атаковать прошлое? Оно же уже прошло.

– Прошлое – это наше воспоминания о нем. И если их нет, то их всегда можно выдумать. И если на академическом уровне не заниматься популяризацией правильной, целостной и непротиворечивой картинки прошлого, то я уверен – наши враги станут поддерживать всяких фальсификаторов и фантазеров. И чем более дикие идеи те начнут транслировать, тем лучше, из-за чего мы окажется завалены бредовыми мифами и легендами. А они, в свою очередь, смогут стать идеологическим фундаментом для чего угодно. В том числе и экстремизма.

– Милый, тебе не кажется, что ты сгущаешь краски и нагнетаешь?

– О нет… – покачал головой Фрунзе. – Мы не так давно воевали с Польшей из-за Украины, в которой шло, по сути, создание искусственной нации. А вместе с тем и искусственной истории, дабы объяснить и оправдать природу их отделения. Уже сейчас слышались голоса, что именно украинский народ – наследник древней Руси, а вся остальная Россия – это так, приблудные. Что становилось основой вражды. К слову, через ту самую концепцию о мнимом золотом веке, который им создавали сначала австрийцы, а потом уже мы сами по дурости своей. Чем все закончилось? Войной. К счастью, удалось избежать больших жертв. А что было бы, если бы это все развивалось десятилетиями? Новый виток Гражданской войны? Брат на брата, отец на сына. Только потому, что один брат себя посчитал себя лучше другого по этническому признаку?

Любовь Петровна задумчиво промолчала.

– Нет, милая, история – это не шалости. Это война. Большая, тяжелая война. Война за будущее.