Глава 2

Михаил Васильевич пил чай.

С баранками.

Супруга сидела рядом и о чем-то щебетала. После той истории с вербовкой она очень активно пыталась «вляпаться» в новую историю. Но к ней, кроме отдельных неудачливых соблазнителей, теперь никто не подходил. Особенно после того, как с ней попытались восстановить связь британские агенты и люди Фраучи повязали и непосредственного исполнителя, и его кураторов. И вот теперь она сама искала в режиме «акулы» такого рода цели, из-за чего регулярно попадала во всякие забавные истории.

– Ты какой-то хмурый, – тихо произнесла Любовь Петровна, перескочив с темы.

– Предчувствие. Очень плохое предчувствие… – медленно произнес генсек и посмотрел на часы, мерно тикавшие на стене.

Был глубокий вечер.

Скоро должны были доставить вечернюю корреспонденцию. Самую важную. Включая заметки секретаря по итогам дня. И после чтения, если никаких форс-мажоров не наблюдалось, Михаил Васильевич планировал отбой. Прогулки он совершал по утрам, до завтрака. Так было легче проснуться и прийти в тонус. Так что вечера в обычные дни проходили достаточно спокойно.

Раздался звонок в дверь, от которого генсек невольно вздрогнул. Встал. Подошел к коридору и, не входя в него, открыл дверцу шкафа, где стоял кинескоп. Нажал на кнопку включения. Дождался прогрева. Пощелкал тумблером, переключаясь между камерами. И только после этого вышел в коридор перед дверью, который чисто технически был простреливаемым. Условно. Потому что входная дверь стояла металлическая в деревянной отделке и ни один из пистолетов или револьверов взять ее не мог. Но мало ли.

Подошел.

Заглянул в глазок перископического прибора, который через призмы смотрел с потолка на людей у двери. И, убедившись, что там все тот же хорошо знакомый посыльный от секретаря в сопровождении бойца службы охраны, открыл дверь.

Небыстрая процедура.

Зато безопасная.

После серии покушений он старался быть бдительным и осторожным. Ездил исключительно на тяжелых бронированных лимузинах, построенных на базе грузовика, в составе кортежа. Или в небольших специальных поездах. Бронированных опять же.

Паранойя.

Да.

Она у него волей-неволей развивалась и крепла, так как время от времени удавалось вскрыть подготовку к очередному покушению…

Принял пакет.

Пожелал хорошей ночи.

Прошел в свой кабинет и начал читать.

Его окно выходило во двор, который находился под круглосуточной охраной. Да и стол располагался так, чтобы с улицы генсек не просматривался. Можно было, конечно, что-то закинуть снаружи. Но с охраняемой территории это представлялось малореальным. А если уж кто-то что-то и кинет, то применялись дополнительные меры, начиная с толстого бронированного стекла в тройном пакете, из-за которого подоконника, по сути, и не оставалось.

Бензовоз ехал своей дорогой по улице Герцена, также известной как Большая Никитская. Но тут – раз! – и свернул на улицу Грановского. Водитель резко выкрутил руль и пробил шлагбаум.

Ему навстречу выбежали несколько сотрудников охраны. Начали что-то кричать. Но водитель вместо того, чтобы попытаться остановить автомобиль, упал на пассажирское сиденье.

Они открыли огонь из пистолетов.

Но безрезультатно.

Кабина грузовика оказалась забронирована. А стрелять в цистерну они не решились. Вдруг взорвется?

Мгновение.

Гулко ударил по узкой улочке громкий, сочный выстрел. Это с чердака дежуривший егерь отработал из 20-мм самозарядной тяжелой винтовки, не просто пробившей покрышку, но и изрядно разворотившей колесный диск.

Грузовик отреагировал мгновенно.

Он мотнул мордой и почти сразу уперся в угол здания. Где и заглох.

– Твою мать! – рявкнул подбегающий сотрудник охраны. – Ты что творишь?!

Водитель выглянул, показавшись ненадолго.

Лихорадочно огляделся.

Его лицо перекосила ярость.

Он что-то нажал, открывая рот для крика, но… Не успел…

Грянул взрыв!

ВЗРЫВ!

Михаил Васильевич стряхнул пыль, которая насыпалась с потолка на листок. И продолжил читать.

Секунд пять.

На улице послышался топот. Крики.

Он спокойно достал пистолет. Проверил, что магазин полон. Взвел курок, дослав патрон в патронник, и поставил на предохранитель.

Чуть помедлив, достал еще несколько полных магазинов. Пару рассовал по карманам. Один оставил на столе – рядом с пистолетом.

Детей, к счастью, не было.

Они отдыхали с бабушкой на подмосковной даче. Ведь на дворе была майская суббота. Праздновать 9 Мая в привычном для Фрунзе ключе не требовалось – ужасной Великой Отечественной войны еще не случилось. Так что после первомайских праздников дети выезжали на выходные за город. Чтобы дышать более свежим воздухом и больше проводить времени на природе.

Нарком же себе этого позволить не мог.

Как и его супруга, ставшая куда ближе к нему после той дурацкой истории с мнимой вербовкой. Она была теперь не просто удобной женщиной для организации семейного уюта, а своего рода сподвижницей. Соратницей.

Строго говоря, она и раньше вмешивалась осторожно.

Сейчас же Михаил Васильевич взял этот шаловливый экспромт под свой контроль и частенько поручал Любови Петровны различные задания. По линии взаимодействия с разного рода творческой интеллигенцией. Но не только. Совсем не только. Но именно по художественной специфике она старалась словно на полноценной работе, держа своего рода салон. В старых традициях имперской России.

– Что случилось? – спросила она, входя в кабинет.

– Произошел взрыв.

– А это зачем? – кивнула она на пистолет.

Фрунзе не ответил.

Их отвлек звонок в дверь.

Секунда.

И Любовь Петровна прошмыгнула к пульту наблюдения, к кинескопу, который супруг не выключил. Там стояли трое бойцов охраны. Оружия в руках не держали.

Раздался звонок телефона.

– Слушаю, – максимально равнодушным голосом произнес Фрунзе.

– Михаил Васильевич. Говорит Иванов. Была попытка прорыва к зданию.

– А что за взрыв?

– Когда грузовик заблокировали, он инициировал взрыватель вручную. Вероятно, покушение. Я послал к вам своих людей. Полагаю, нужно как можно скорее вам уехать. В Кремль. Мало ли что они еще задумали.

– Нет.

– Что? Но почему?

– Отправьте пустой кортеж в Кремль.

– Вы думаете?..

– Я бы сделал так.

– Понял. Исполняю, – произнес начальник смены и положил трубку.

Секунд через пятнадцать в дверь перестали звонить. И бойцы охраны удалились. Им передали приказ по мини-радиостанции.

Где-то через минуту три бронированных лимузина, мягко урча моторами, выехали из сквера и направились на Воздвиженку, чтобы оттуда перебраться на Моховую и далее в Кремль.

Михаил Васильевич, как услышал звук тронувшихся авто, открыл секундомер, стоя у карты. Скорость их движения ему была известна. Как и график движения. Он много раз проезжал по этому маршруту.

Секундная стрелка бежала по циферблату.

Палец двигался по карте.

Бабах! Донесся глухой звук взрыва откуда-то издалека.

Палец замер на перекрестке Моховой и Воздвиженки.

Чуть помедлив, он взял трубку телефона и, нажав на кнопку, вызвал пост охраны.

– Уже слышал, – ответил начальник смены, не дожидаясь вопроса.

– Вызовите мне Фраучи и Мюллера. Кратко введите их в курс дела. Пусть объявляют план-перехват. Возможно, наблюдатели или кураторы покушения попытаются выехать из Москвы.

– Слушаюсь.

– Там что взорвалось на нашей улице?

– Бензовоз.

– А на Моховой?

– Не могу знать.

– Судя по звуку взрыва – что-то аналогичное.

– Судя по всему.

– Пусть московская полиция проверит все бензовозы. И вышлите наряды в автопарки, откуда эти приехали. И домой к ним людей пошлите.

– Слушаюсь.

Фрунзе положил трубку.

Подошел к супруге и спросил:

– Ты как?

– Хорошо, – нервно улыбнувшись, ответила она.

И он ее обнял.

Крепко.

Прижимая к себе…

Новое покушение. Теперь их могли убить обоих.

Противник повышал ставки.

Видимо, ему ужасно не понравилось какаться и писаться в Вестминстерском дворце после того жуткого взрыва.

– Почему ты их не пустил? Этих бойцов охраны, – тихо спросила Любовь Петровна.

– А ты уверена, что они не предатели?

– Не поехал тоже из-за опасений?

– Чтобы подстрелить куропатку, нужно ее спугнуть, вынудив взлететь из травы. Не так ли?

– Я ничего в охоте не смыслю.

– Это неважно. Главное, что смыслю я.

– И что будешь делать?

– Сейчас обезопасим периметр. Потом я отправлюсь на радиостанцию и выступлю с обращением, где расскажу, что враги Советского Союза опять пытались меня убить. Чтобы выступление вышло утром.

– А если они задумали переворот, как тогда, с Троцким?

Михаил Васильевич завис на несколько секунд.

После чего быстрыми шагами достиг телефона. Набрал комендатуру 1-го корпуса постоянной готовности и отдал распоряжение немедленно выдвигаться к Москве. Отправив для обеспечения охраны генерального секретаря вперед одну тяжелую БТГ. На всякий случай.

Разорвал соединение.

И снова набрал начальника охраны. Тот трубку не взял, так как сам разговаривал по параллельной линии. Но через зама Фрунзе привел всю охрану, так сказать, в ружье, из-за чего была открыта оружейная комната и личный состав, получив тяжелое вооружение, занял оборону периметра. Да и существующие посты получили соответствующие распоряжения.

После чего генсек подошел к шкафчику, где стоял кинескоп системы видеонаблюдения. Откинул крышку под ним. И начал, щелкая тумблерами, наблюдать за тем, что происходило вокруг. Ожидая развития событий.

Свыше сорока камер.

Они перекрывали весь периметр и подходы, включая прилегающие улицы. Часть камер уже работала в режиме ночного видения и дублировала наиболее важные направления. Зворыкин постарался, сделав преобразователь.

Минут через пять подъехали наряды особистов и полиции. Еще через десять – наряды с собаками, специально натасканными на поиск взрывчатки. И начали все обшаривать. В первую очередь автомобили, находящиеся в зоне оцепления. Мало ли.

Через двадцать семь минут в квартиру вошли Фраучи и Мюллер. Они встретились ранее и успели кое-что обсудить.

– Чаю? – спросил Фрунзе, когда они уселись.

В этот момент пискнула радиостанция Фраучи. Он ее тоже таскал с собой, будучи постоянно на связи. Стержневые лампы позволили сделать что-то вроде «уоки-токи» – небольшой переносной радиостанции для голосового общения размером примерно с полбатона хлеба. Запас автономности был небольшой. Радиус действия тоже. Но пользы от нее было невероятно много. Во всяком случае, и Фраучи, и Мюллер таскали их с собой постоянно, а в их служебных автомобилях стояла рация помощнее и сидел специально обученный человек, который осуществлял связь своего патрона с внешним миром.

Да и охрана генсека такими же пользовалась.

Михаил Васильевич кивнул: дескать, отвечай.

Тот нажал на кнопку и произнес:

– Фраучи. Слушаю.

– В Москве засекли три радиостанции. Вещают на волнах главных союзных радиостанций. Передача зациклена. Видимо, с записи. Будто бы диктатор, захвативший власть в Союзе, убит. И теперь людям нужно выходить на улицы и восстанавливать завоевания революции.

– Где они?

– Двигаются.

– Как быстро накроют?

– Обещали в течение четверти часа.

– Ясно. Доложите через четверть часа. Отбой.

– Интересно, как это они так быстро сумели восстановить свою агентуру? – спросил Фрунзе в гнетущей тишине.

– Региональные отделения МИ-6 далеко не все передали в центр. И мы сумели накрыть только часть… А может быть, это не они?

– А кто? Французы? Не смеши меня. Кому это покушение выгодно из тех, кто его может провернуть? Что? Большой список?

Ранним утром по всем крупным радиостанциям Советского Союза в нарушение всякого графика и планов транслировалось выступление генерального секретаря:

«Товарищи!

В 1917 году Российская Империя была сокрушена серией революций, приведших в итоге к установлению советской власти, то есть вашей власти, товарищи. Когда державой стали управлять люди, выбираемые непосредственно населением и представляющие их интересы.

Революция не была простым делом.

Мы всей страной положили на ее алтарь просто чудовищную жертву. Миллионы погибших и изувеченных людей, еще большее количество тех, чья судьба сломалась. А разрушения? По нашей державе революционные ветра пронеслись, сокрушая многое из того, что строили наши предки. То, что они добывали по́том и кровью.

И вот – победа.

Но зачем?

Ради чего вся эта трагедия, равной которой, не побоюсь этого слова, не было никогда в истории нашего Отечества?

А я вам отвечу.

Это все только для того, чтобы каждый простой человек стал жить лучше. Чтобы у него для этого появилась возможность. Чтобы появился шанс.

И, взяв власть, Советы принялись за дело. И сейчас… Уже сейчас, спустя каких-то полтора десятилетия с момента начала революции, вы уже сами можете увидеть, насколько улучшилась жизнь каждого отдельного гражданина. Что крестьянина, что рабочего, что служащего…

Но революция не так проста.

Высочайшее напряжение силы и духа, которое нам пришлось испытать, привлекало не только людей праведных. Отнюдь. Большое количество проходимцев и авантюристов, уголовных элементов, сектантов и прочей нечисти, прикинувшись “пламенными революционерами”, влились в ряды наиболее прогрессивных сил. И начали обстряпывать свои делишки.

Кто-то просто грабил и убивал на потеху своей черной душе.

Кто-то упивался властью.

А кто-то и обслуживал интересы своих зарубежных нанимателей. Ведь благородным душевным порывом трудового народа постарались воспользоваться и враги нашего Отечества. Чтобы под видом революции и обновления общества уничтожить как можно больше предприятий, перебить как можно квалифицированных кадров и ограбить как можно больше тех, у кого есть что взять.

Мы делали революцию для того, чтобы стало как можно меньше бедных. Именно борьба с бедностью и тем более нищетой – вот та цель, ради которой мы – настоящие революционеры – старались. Не грабить богатство, но обогащать бедность.

Но не мне вам рассказывать, что творили отдельные деятели.

Реки крови пролились на многострадальном теле России.

Загорелись тысячи и тысячи пожаров.

И все ради того, чтобы отбросить наше Отечество как можно дальше назад. Как можно сильнее ослабить. Как можно больше лишить ресурсов. А в идеале и вообще – сжечь, словно охапку хвороста, принеся ее в жертву Мировой революции, которую эти мерзавцы видели как инструмент фактического разрушения всего цивилизованного мира. Дабы финансовый интернационал, интересы которого они представляли, сумел получить на этом чудовищном горе великие барыши.

…

Но мы победили.

Несмотря ни на что – победили.

Мы сумели предотвратить контрреволюционные перевороты.

Мы сумели устранить те кошмарные ловушки, которые постарались расставить эти злодеи на нашем пути в светлое будущее. И, оздоровив устройство нашей державы, стали пытаться жить мирно. В труде и покое.

Но враг не унимается.

Финансовый интернационал оказался разбит и отброшен. Кто-то погиб, кто-то ослаб. Однако покоя это не принесло. Ведь проснулся наш старый, вековой враг, отравивший гам весь XIX век. Он поднял под свои знамена остатки финансового интернационала. Он провозгласил лживый марионеточный Коминтерн, полностью подчиненный его воле. Он нашел слабых и нестойких в наших рядах. И ударил…

Менее месяца назад враг пытался уничтожить обновленный Балтийский флот. Самый сильный флот в мире! Не получилось. Сегодня ночью пытались уже взорвать меня, полагая, что Союз рассыплется без единого руководства. Но опять воля Провидения пришла нам на выручку. А потому я призываю вас, товарищи, будьте бдительны.

Враг не дремлет!

И только от нас с вами зависит – сумеем ли мы пробиться через эту завесу адских козней и построить доброе и светлое будущее для себя и своих детей. Или сгинем, раздираемые гнойными противоречиями, которые эти мерзавцы пытаются между нами посеять…».