***

Об этом семейном совете мне рассказала Марина, когда пришла ко мне в образе и состоянии свободной женщины, чтобы поговорить. Я вообще большую часть этой истории узнал из первых рук. Немногое оставшееся я восстановил сам, соединяя точки линиями. Они ведь, если помните, в среднем стремятся быть прямыми.

– Ты знаешь, – сказала Марина под конец того первого разговора, который, признаюсь, был довольно длинным и закончился под утро. – Это была, наверное, первая трещинка в фундаменте. Ты еще не веришь, что она появилась, а она становится длиннее, шире, все начинает перекашиваться…

Марина говорила все это фигурально, не зная, что вполне натуральные трещины уже пронизали фундаменты зданий в Экотауне и довольно бодро расширяются. Через три дня все начнет перекашиваться и весь район уплывет вниз по реке вслед за пиломатериалами.

***

У Марины было свое представление о счастье. Выглядело оно так: все домочадцы сидят рядком, сложив руки на коленях и дружелюбно и радостно улыбаются друг другу. Марина могла часами созерцать эту сцену, не переставая ей радоваться. Из этого не так уж трудно понять, что Марина была женщиной довольно несчастной – никто ведь никогда так по-идиотски себя не вел – однако каждый раз, как ей не удавалось достичь цели, она чувствовала, что приблизилась к ней еще немного, и тем утешалась.

Ровно это происходило и во время семейного совета по установке чипов. Стремясь приблизиться к желаемой картине Марина пыталась смягчить обстановку негромкими восклицаниями неопределенного содержания:

– Эдик, зачем так!.. Толик, пожалуйста!.. Вика, милая!..

Ясно, что никто на нее внимания не обращал. За все время спора никто ни разу даже не повернул к ней головы. Вплоть до момента, когда Эдик, сообщив, что принципы не продаются, засунул руки в карманы и демонстративно из столовой вышел вслед за сестрой. Только тут Анатолий Антонович остановил взгляд на Марине.

Она поднялась, шагнула к нему.

– Так плохо? – спросила она, имея в виду настроение мужа.

Он в ответ обвел глазами помещение, шумно вздохнул и посмотрел на свои руки, которыми держался за спинку стула.

– Сложно, – буркнул он наконец.

– У тебя ничего не отложено?

Оценка доступных ресурсов – первое дело в моменты кризиса. Спрашивала Марина только сейчас, потому что до этого никогда не интересовалась финансовым положением семьи. Не случалось таких кризисов, чтобы отменялись поездки на море, а муж неделю ходил мрачным.

– Крохи, – признался Анатолий.

Помимо подаренной «Полностроем» квартиры, которая из-за наводнения сейчас почти ничего не стоила, и старого дома в Низовке, крупных активов у него и впрямь не было. Даже если продать дом да две их уже не очень новых машины – далеко и надолго не уедешь. А бизнес можно было продать разве что «Полнострою» и на выгодную сделку рассчитывать не приходилось. Анатолий вздохнул.

Как и недавно Вика, он тоже словно видел себя в каком-то фильме: героя посадили в закрытую кабину вроде большого лифта, а потолок медленно опускается. И если он немедленно не скажет, где сокровища, то его просто расплющит. Это рождало в нем необычное желание высказать свое беспокойство: выговориться, поделиться, пожаловаться, в конце концов. Только с кем? С Мариной? И чем же она ему поможет? Как она сможет прогнать из его головы человека, который раскладывает на столе бумажки из папочки?

Анатолий никогда не занимался самоанализом и не проводил даже простенького самотестирования, когда, например, рекомендуют выписывать свои чувства в какие-нибудь две колонки. А зря! Если бы он это сделал, то узнал бы удивительный факт – он любил и даже уважал свою жену ровно за те же качества, которые в ней презирал и на которые раздражался.

Качества эти были: покорность и абсолютное ему доверие. Он всегда ощущал жену не полноценным самостоятельным человеком, а примерно как свою третью руку. Это было очень органично и удобно во многих ситуациях, однако если не знаешь, как помочь самому себе, то тут хоть пять рук отрасти, толку от них не будет.

На самом деле у него в голове уже была картинка, на которой Марина, положив свою ладонь ему на грудь, заглядывала ему прямо в глаза и говорила:

– Ты не мог поступить по-другому. Никто не мог знать, что такое случится с озером. Я тебя не оставлю, мы разберемся со всем этим вместе!

И затем обнимала его за шею. От этого у Анатолия в области солнечного сплетения могла появиться какая-то теплота, приносящая силы для встречи с грядущим. К сожалению, эта живительная для него сцена не была видна его осознанному взору, поэтому он ничего не сделал, чтобы ее осуществить, а только плотнее сжал губы.

Марина чувствовала напряжение мужа. Более того, она хотела утешить его, а затем обнять за шею, но не сделала этого, потому что не получила команды. Из этого совершенно не следует, что она была серой, безвольной и затюканной домохозяйкой. В действительности она была деликатным человеком с высокой чувствительностью, а деликатность, знаете ли, требует крепкой самоорганизации. Марина опасалась задеть мужское самолюбие Анатолия Антоновича!

Последовательность была примерно такая: муж, очевидно, старается выглядеть сильным – раз он сказал, что все обойдется, значит, так оно и будет. А ее сантименты могут ненароком его уверенность оскорбить, как бы намекнув, что сильным он не выглядит, или, что еще хуже, бросив тень сомнения на его слова. Это может его расстроить, интуитивно полагала Марина, потому что ему приятно чувствовать себя самостоятельным, властительным и уверенным в себе мужчиной.

В этом она была безусловно права – кому бы такое было неприятно? Однако это приятно, только когда ты себя таким чувствуешь, а когда только делаешь вид, то довольно утомительно и тоскливо.

Таким образом, Анатолий тосковал, пялясь на большой обеденный стол, а Марина, ждала надежного сигнала, выражать ей сочувствие или нет, и ощущала себя при этом точь-в-точь, как послушная третья рука. Редкая, согласитесь, семейная гармония! Увы, даже она не делала их счастливыми.

Анатолий еще раз вздохнул. Если с женой он поделиться своим состоянием не может, то тогда с кем?

– Мне отлучиться еще надо. По делу, – сказал он и, не оглядываясь на Марину, из квартиры вышел.

У рачительного и хозяйственного Анатолия Антоновича конечно было кое-что отложено. Однако три года назад, получив в подарок апартаменты, львиную долю отложенного он потратил на другую квартиру в Экотауне, поскромнее, в шестом корпусе. И об этом он тоже не мог сказать жене. Вот как все было сложно!

***

Тика – такое Анатолий придумал ласковое прозвище – владелица купленной им квартиры, была, кажется, лет на семнадцать его младше. Он точно не помнил. Что-то ей было около тридцати.

Из ее нового места жительства вида на реку не было. То есть не было раньше, пока река сама не забралась во двор. Анатолий шел от своего дома пешком, тяжело шлепая по воде высокими сапогами, важнейшим последнее время атрибутом любого жителя Экотауна. Если жена и смотрела ему в спину из окна кухни, ничего удивительного в его пешеходности не было – со времен утонувшей машины, никто во дворы не заезжал, автомобили толпились на небольшой парковке у въезда в Экотаун, на взгорке. Места не хватало, поэтому страдали и обочины, и газоны.

Когда Анатолий предупреждал о своем визите заранее, Тика встречала его в шелковом тоненьком халатике на голое тело и чулках. Ему так нравилось. Даже если дело не доходило до дела, а они просто пили чай и разговаривали, ему нравилось наблюдать ее в таком наряде – то пола приоткроет грудь, то она положит ногу на ногу, открывая бедро вплоть до узорчатого манжета.

Безобидное постоянство эротических вкусов Анатолия Тику нисколько не утруждало, а даже забавляло. У него была и парочка других фантазий, но столь же необременительных. Никаких сильных страстей, требовавших специального инвентаря и костюмов, у Анатолия Антоновича к обоюдному их с Тикой удовлетворению – прошу прощения за невольный каламбур – не было.

Тика вообще была веселой. Возможно, потому что все ее мысленные картинки были похожи на мультфильмы. Все, что в них двигалось – двигалось стремительно, у всех героев были забавные мордочки, а цвета были яркими и сочными.

Она когда-то приехала в город из отдаленного рабочего поселка, отучилась в колледже на неясную специальность под названием «референт» и потихоньку ползла по бесконечной карьерной лестнице от учреждения к учреждению, снимая сначала угол, потом комнатку, потом крохотную квартирку. В этой постоянной суете, связанной с тем, чтобы в городе зацепиться, потом задержаться, а затем укрепиться, она как-то потеряла свою личную жизнь. Кое-какая жизнь была, конечно, но отрывистая, бессистемная и безрезультатная. А потом случайно пересеклись их пути с Анатолием, он переселил ее в Экотаун, и уже года четыре она и не искала ничего другого. Все как-то было некогда.

Анатолий же Антонович нашел в Тике то, чего ему не хватало в жене. Марина в интимном смысле была покладистой, гиперпредупредительной и в какие-то моменты даже сладостной, но в общем несколько скучной. Тика же и внешне походила на мультяшного персонажа – большие темные глаза все время двигались, то и дело она корчила забавные гримаски, всегда могла подшутить и над собой, и над мужчиной, впрочем, совершенно беззлобно. Она всегда хорошо пахла какими-то фруктовыми шампунями и пенами для ванн, была активна в постельных приключениях, и, когда Анатолию удавалось заграбастать Тику в объятия, казалось, что внутри у нее похрустывают и перекатываются смешинки и веселушки, как пенопластовые шарики в детских игрушках. Это его бодрило.

Регулярные походы к Тике никак в голове Анатолия не противоречили его образу строителя крепкой семьи. Фокус был прост – картинка с семьей в его мысленном поле зрения находилась чуть правее, картинка с Тикой в халатике была чуть левее. Им обеим хватало места, и они никогда не пересекались.

Сами подумайте: когда Анатолий смотрел на правую картинку, он видел безупречного главу семьи и это ему нравилось. На левой же он был в образе солидного, но сексуально привлекательного мужчины, и это ему нравилось тоже. Какие проблемы?

Забавно, хотя это и случайность, что расположение картинок соответствовало поворотам при въезде в Экотаун. Нужно было повернуть направо, чтобы попасть домой, а налево – к Тике.

Пытался ли Анатолий Антонович когда-нибудь совмещать картинки? Один раз. Ощущение при этом было такое, будто свело несколько мышц в разных местах одновременно, и он это занятие тут же и бросил. Опасался ли он, что когда-нибудь они совместятся случайно? Это было пренебрежительно маловероятно. Не отказываться же от теплой и похрустывающей Тики сейчас из-за некоторой гипотетической возможности в будущем, правда?

Анатолий Антонович думал, что правда. Если начать заранее готовиться ко всем возможным гипотетическим трудностям, не останется времени на текущую жизнь, а таких вещей, как прорыв на озере Верхнем, все равно не предусмотришь. В его рассуждениях была, конечно, одна ошибка, но он ее к тому времени еще не нашел.

Этим вечером Анатолий заранее о визите не предупредил, и Тика встретила его в серой домашней футболке и в пижамных штанах с ромашками. С первого взгляда ей стало ясно, что он пришел не за утехами, а за утешением. Они сели на кухне, Тика набрала воды в чайник, щелкнула выключателем.

– Что-то случилось?

– Навалилось… – буркнул Анатолий, начиная издалека.

Всегда легче, если тебя расспрашивают, а ты, отвечая, как бы идешь на уступки.

– Что такое? – честно играла в эту игру Тика, выставляя на стол круглые шоколадные конфетки, стаканы и початую бутылку коньяка.

И потихоньку, отнекиваясь, бурча и прикидываясь, что все это в сущности мелочи жизни, отпивая мелкими глоточками коньяк, Анатолий Антонович рассказал ей про бетон, сваи, фундамент и воду. Эта информация в общем-то никак не вредила его образу солидного, но сексуально привлекательного мужчины, в отличие от образа мудрого главы семьи. Какая разница, какой там подлог совершил этот мужчина? Он же от этого не становится менее сексуальным, не так ли?

Тика взъерошила темные волосы в своей короткой стрижке и посмотрела на Анатолия Антоновича ласково:

– Думаю, все будет хорошо.

– Если что, они же меня подставят крайним, – не поверил ей Анатолий. – Хотя сами акты приемки подписывали.

– Если что, всем худо будет, – со знанием дела сказала Тика и отпила чая, глядя в стену перед собой.

После исповеди Анатолий Антонович чувствовал некоторое облегчение. Вроде во всем сознался понимающему человеку, и ничего не случилось: потолок не упал, пощечину ему не дали, и даже наоборот – посочувствовали и поддержали. Может, и действительно, все это не так страшно? Он протянул руку и погладил ромашки на бедре у Тики. Ромашки были мягкие и упругие одновременно.

– Прости, пожалуйста, я сегодня не могу, – сказала Тика. – Такие дела у меня.

– Да-да, – послушно кивнул Анатолий.

После нервотрепки последних дней и бурного семейного диспута он и сам не чувствовал особого желания. Он дружески помял ромашки еще немного, допил коньяк и в конце концов ушел.

Тика закрыла за ним дверь, взяла с кухни бутылку и стакан, пошла в комнату и уселась со всем этим в большое кресло. Она махом опрокинула в себя сладковатого бархатистого напитка, ощутила первый отзыв организма, выдохнула, глядя в направлении окна, и налила еще порцию.

Никаких «таких дел» у нее, по правде говоря, не было, а была обида. Когда Анатолий поведал ей про фундамент, она почувствовала себя, как висельник в тот момент, когда у него из-под ног выбивают табуретку. Или ящик. Или что там у висельников бывает последней в жизни опорой?