Аэроклуб

Сейчас я совершенно не представляю своей жизни вне авиации. Поэтому даже предположить, как иначе могла бы сложиться моя судьба, – задача абсолютно невыполнимая, да и не имеющая никакого смысла. Но когда небо впервые подало знак, могущий быть истолкованным как пророческое знамение, его истинный смысл все же ускользнул от меня, чтобы открыться лишь спустя шесть лет…

Подобно большинству сверстников, я, обыкновенный ученик третьего класса деревенской школы, проявлял особый интерес к технике, новости о последних достижениях которой тщательно выискивал в газетах, выписываемых отцом. Где-то там, вдали, строились заводы и электростанции, спускались на воду корабли и суда, страна начинала свой нелегкий путь к статусу индустриальной державы. Наши хутора находились на обочине научно-технического прогресса, поэтому своими глазами мне довелось увидеть лишь только первые, весьма несовершенные колхозные трактора да еще легковой автомобиль приехавшего из города большого начальника, в неслужебное время катавший хуторскую детвору вокруг сельсовета.

И вот свершилось чудо – в Кальтовке приземлился самолет и, высадив чиновника, направленного к председателю колхоза, тут же улетел обратно. На другой день «У-2» вернулся, и летчик, не разглядев заросшую травой канаву, подломил при посадке стойку шасси. К превеликой радости окрестных ребятишек, сбегавших со школьных занятий поглазеть на чудо-птицу, необходимые запчасти везли к месту аварии целых три дня.

Скромный трудяга кукурузник казался нам тогда воплощением технического совершенства, а его пилот вызывал безграничное восхищение, подобное которому мальчишки 60-х испытают, разглядывая фотографии космонавтов. Конечно же, учителям было несложно определить наше местонахождение, чтобы, дав соответствующее внушение, вернуть прогульщиков к прерванным занятиям. Нехотя возвращаясь в школу, мы, перебивая друг друга, взахлеб делились впечатлениями. Именно в эти дни размытые доселе контуры моих детских фантазий приобрели устремленные ввысь очертания самолета.

Конечно, реализовать мечту о полетах, находясь в деревне, было практически невозможно, и мне пришлось на некоторое время смириться с этим. Но когда отец объявил о нашем переезде в Уфу, в голове стремительно промелькнуло: «Быть может, судьба дает мне шанс…» Сердце забилось немного быстрее, как бы чувствуя то, во что я все еще не мог поверить…

Оказавшись в незнакомой для меня атмосфере достаточно большого города, первое время я ощущал себя не совсем уверенно, прилагая все силы, чтобы побыстрее адаптироваться к непривычному ритму и настроению. Приятным открытием стало то, что здесь, в Уфе, молодежь имела достаточно возможностей для реализации своих способностей и предпочтений.

Меня же, казалось, подталкивало и направляло к столь желанной цели буквально все вокруг. Газеты пестрели заголовками о славных достижениях советских авиаторов. Книги, детально описывающие их легендарные, полные опасностей и риска, рекордные перелеты, в изобилии имелись на полках книжных магазинов и в фондах общественных библиотек. В Доме пионеров, школах, театрах наряду с изображениями Ленина, Сталина и других руководителей нашей страны висели большие цветные портреты Чкалова, Байдукова, Белякова, Водопьянова, Громова, Слепнева, а также отличившихся во время испанской войны Рычагова и Грицевца. «Нет такой высоты, покорить которую не способен целеустремленный и настойчивый» – было послание этих прославленных героев нам, молодым ребятам, только начинающим свой жизненный путь.

И мы со всем энтузиазмом откликнулись на этот призыв, ведь наши сердца переполняли юношеский задор и искреннее желание изменить к лучшему мир вокруг себя, а стремление посвятить свои жизни служению Родине систематически прививалось нам воспитанием.

Наверное, сегодня эти строки покажутся кому-то из читателей преувеличением, а может быть, идеализацией собственного поколения, свойственной моему возрасту. Но это действительно было так… Из моей школы почти все парни из 9-х и 10-х классов поступили в военные училища…

Сентябрьский день 39-го года, окончательно определивший всю мою дальнейшую жизнь, начинался вполне обыкновенно, ничем, в сущности, не выделяясь из монотонной череды других. Бодро шагая по школьному коридору на комсомольское собрание, я и не подозревал, что до встречи с судьбой оставалось всего лишь несколько минут…

– Как известно, – торжественно начал комсорг, – на всесоюзном съезде комсомола было принято решение направлять молодежь в авиацию и на флот…

Почувствовав важность момента, мы сидели, не шевелясь, и ловили каждое слово выступающего…

– …Предлагаю приступить к поименному обсуждению кандидатов на зачисление в аэроклуб! Кто за – прошу поднять руки! Единогласно…

Застигнутый врасплох неистовым вихрем эмоций, я не вполне осознавал суть происходящего, даже когда вместе с десятью своими товарищами словно на крыльях несся к заветному зданию аэроклуба, прижимая к сердцу направление школьного комитета комсомола. «Я буду летать!» – молотом стучало в мозгу.

Но реальность несколько охладила мой пыл. Во-первых, еще предстояло пройти медицинскую и мандатную комиссии. Во-вторых, мать, только лишь услышав о полетах, строго сказала: «Не пойдешь, и все!» Нет-нет да проскальзывали в газетах известия об авиакатастрофах. Передаваемые из уст в уста по «женскому радио», они обрастали все более ужасными подробностями и из разряда редких исключений переходили в правило. В общем, она ужасно волновалась за меня, опасаясь неминуемой, как ей казалось, беды. Отец особо не возражал против моего решения и даже старался успокоить заплаканную маму: «Ну, не плачь, не надо. Мужик, чай, растет»…

…Ожидая своей очереди на медкомиссию, я совсем было упал духом, наблюдая, как внешне гораздо более крепкие парни в полном отчаянии выходили из кабинета, проклиная «зловредных» докторов. Но, против ожиданий, состояние моего здоровья вполне соответствовало строгим критериям отбора, и на моей карточке рука главного врача начертала вселяющую надежду резолюцию: «Годен к летной работе».

Окончательное решение о принятии комсомольца Шишкова, ученика девятого класса средней школы № 19, в аэроклуб должна была принять так называемая мандатная комиссия, в обязанности которой вменялось пристальное слежение за классовой чистотой наших ВВС. Проверяли даже, нет ли у меня родственников за границей, затребовали характеристики из школы, комитета комсомола, послали запрос по месту рождения. Из-за последнего пришлось достаточно серьезно поволноваться, ведь мой дедушка был раскулачен, но, поскольку отец считался середняком, мне удалось пройти и это испытание.

Оставалось лишь оформить все необходимые документы и сделать фотокарточки для личного дела, для чего требовалось заплатить в общей сложности около пяти рублей. Просить деньги у матери, зная ее отношение к авиации, как-то не хотелось. Поэтому в ближайшее воскресенье мы с ребятами пошли на пристань и разгрузили баржу с дровами. Таким образом была заработана искомая сумма…

В один прекрасный день, придя домой, я с гордостью объявил: «Меня приняли!» Конечно, слезы, плач… Но постепенно мать смирилась, а со временем и успокоилась…

…Десять лет спустя, сидя за праздничным столом, мы вновь вернулись к этим событиям.

– Помнишь, мама, – говорю, – не пускала ты меня в аэроклуб, а я, смотри, войну прошел, сейчас продолжаю летать… И не боюсь! А ведь сколько всего было…

– Богу скажи спасибо, сынок, – ответила она, – все под ним ходим…

Как только все необходимые формальности были улажены, нас сразу же разбили на группы по пять человек, закрепив каждую за определенным инструктором, в ведении которого находился один самолет. Три группы составляли звено, руководимое командиром. У него был свой персональный «У-2», который использовался в качестве резервного. Так что весь наш курс, общей численностью тридцать человек, состоял из двух звеньев и имел восемь самолетов, расположенных в ангаре на аэродроме.

Лишь двое из нас уже прошли армейскую школу, один – старшина, другой – сержант, бывший помкомвзвода. Все остальные учлеты – школьники, студенты или рабочие, в основном молодежь допризывного возраста, занимавшаяся без отрыва от учебы или производства. Присутствие в наших рядах трех девчат заставляло парней более внимательно следить за своими внешностью и речью.

…Забегая наперед, скажу: всего лишь двое не смогли пройти программу аэроклуба, оказавшись неспособными к полетам. Подавляющее большинство ребят после ее окончания поступили в школу военных пилотов, находившуюся в Молотове, так в то время называлась Пермь. Старшина ушел вместе с нами, сохранив свое воинское звание. Некоторые направлялись в гражданскую авиацию, а наш сержант, бывший прекрасным спортсменом, остался в аэроклубе инструктором…

Как ни скучно показалось это некоторым романтично настроенным учлетам, путь в небо начинался с обычной парты, абсолютно идентичной школьной. И порядки были схожими, только дисциплина построже. Теоретический курс оканчивался экзаменом, за которым в зависимости от результатов следовал или допуск к полетам, или отчисление из аэроклуба. Так что пришлось будущим авиаторам запастись терпением и усердно приняться за освоение довольно приличного объема фундаментальных наук, без владения которыми невозможна грамотная эксплуатация самолета.

Нами были досконально изучены конструкция легендарного «У-2», а также устройство и кинематика его стосильного сердца – двигателя «М-11». Кроме того, программа включала в себя основы навигации и ориентирования. Естественно, основной упор делался на аэродинамику, называвшуюся в то время теорией полета. Каждый учлет, разбуди его в любое время ночи, должен был без запинки назвать «подъемные и неподъемные» силы, действующие на самолет во время выполнения той или иной фигуры, указав их направление и точку приложения и начальную скорость, требуемую для ее, фигуры, правильного выполнения.

Первые практические навыки управления приобретались на самодельном тренажере, представлявшем собой обыкновенный стул с прикрепленными к нему педалями и ручкой.

– Выполнить боевой разворот, – ставит задачу инструктор, и небольшой самолетик, который он держит в своих руках, тут же описывает требуемую траекторию. Обучаемый, сидящий на этом самом стуле, должен вовремя отреагировать, отклонив органы управления в соответствии с текущим положением модели.

– Слишком резко дернул ручку, потерял скорость, – комментирует инструктор. – Результат – недобор высоты. Повторить еще раз!

– Слушаюсь, товарищ инструктор!

– Теперь ногу дать опоздал… – И так продолжалось до тех пор, пока движения учлета не приобрели должные плавность и согласованность. Месяц, а то и больше «летали» мы на этом тренажере, практически до первого провозного…

Аэроклуб фактически являлся полувоенной организацией, требовавшей пунктуальности и дисциплины, поэтому совмещать его посещение со школой оказалось очень непростой задачей – плотный график ежедневных занятий не оставлял ни минуты свободного времени, да и от домашних обязанностей никто не освобождал.

Ситуацию сильно осложняли весьма приличные расстояния, на преодоление которых времени оставалось в обрез. Встаешь пораньше, завтракаешь, кладешь школьные тетрадки в карман и – пулей к зданию аэроклуба, находившемуся в центре города, примерно в 4-5 километрах от нашего района. Около часа дня выскакиваешь оттуда – и в школу, первый урок в которой начинался в два. Пока погода позволяла, ездил на велосипеде, потом уже приходилось топать на своих двоих. А точнее, бежать. Частенько, запыхавшийся, я влетал в класс вместе со звонком. Правда, в то время уже начал ходить автобус, но проезд в нем стоил 30 копеек, которых у меня не было…

Освоив теоретическую программу, в марте 40-го мы приступили к полетам. Хотя они и начинались в девять часов, на месте мы должны были быть в половину девятого – помочь технику подготовить самолет и выкатить его на предварительный старт. Чтобы попасть на аэродром, расположенный за рекой Белой, приходилось идти практически через весь город к пристани, а это километров, наверное, десять, не меньше. Переправиться на лодке стоило 50 копеек. А на том берегу нас уже ожидал аэроклубовский газик. Успел – садишься на него и едешь, не успел – бежишь еще километра два. Опоздал на аэродром – летать не будешь, отстранен. Но скучать не приходится, встречаешь садящиеся самолеты и сопровождаешь на отведенное им место… Устаешь как собака… Ну что делать, сам виноват…

После разбора полетов и составления плановой таблицы на следующий день бег наперегонки со временем повторялся в обратной последовательности. Вскоре появился трамвай, на котором иногда можно было подъехать от берега до центра города. Дальше – опять пешком, прямо в школу. По дороге подкрепился куском хлеба, взятым из дома, или булочкой, которую давали на аэродроме. Вот так мы и бегали…

К вечеру домой приходишь, коромысло с двумя ведрами в руки – и за водой. Речка находилась довольно далеко от дома, но когда возвращаешься назад с полной загрузкой, да еще и на гору… путь кажется гораздо длиннее. Осенью еще ничего, терпимо было, а вот зимой… Идешь-идешь… Поскользнулся, равновесие не удержал, и все – лежишь на снегу, ведра вниз катятся. Поднялся и, чертыхаясь, снова топаешь к проруби. Набрал воды и опять наверх карабкаешься, домой. А ведь надо еще маме помочь по хозяйству, дрова нарубить, в магазин сходить. В магазине очередь…

Единственным «свободным» днем было воскресенье, которое, впрочем, не являлось выходным. Ведь для каждодневных поездок на аэродром нужны деньги, поэтому, договорившись накануне с друзьями, в шесть утра мы встречались у пристани и работали на разгрузке барж. Двое забрасывают тебе на спину мешок с зерном или связку дров, и ты идешь. Вначале груз кажется не таким уж тяжелым, но вскоре, словно увеличивая свой вес, он постепенно пригибает тебя к земле, лямки нестерпимо режут плечи, ноги становятся ватными. Предельным напряжением воли заставляешь себя сделать еще несколько ходок. Потом меняешься с кем-то из товарищей и немного отдыхаешь. За день пятерку заработал, и слава богу… Что интересно, будильника ни у кого из нас не было, просыпались сами, кусок хлеба в руки – и бегом…

Какая уж там учеба! Так, на тройки, где-то четверочка проскочит. Прибегаешь к звонку, тихо сидишь, как мышь, надеясь, что тебя не вызовут к доске… В общем, школу закончил кое-как, средне…