Душа и тело – вечный спор,
Научная проблема.
Как уживаться им без ссор?
Вот всем нам теорема.
Душа, как лебедь, рвется ввысь,
Она неудержима,
А тело камнем тянет вниз.
Как быть, скажите, с ними?
Спешим мы телу угодить,
Снося его проказы,
Даем ему и есть, и пить —
Закон его приказы.
А души? Там иной расклад,
Их держим «в черном теле».
С душой опять у нас разлад.
Ну что мы, в самом деле?!
Ну что нам с вами враждовать,
Душа моя и тело?
Ведь надо жить нам, поживать —
Природа так велела.
Ведь с вами вместе я – одно.
Нельзя нам разлучиться.
Давайте будем заодно,
Попробуем ужиться.
Пусть тело требует свое —
Его не забывайте.
Но души – тоже бытие,
Теплом их согревайте.
И дайте пищу и жилье,
Надежду подарите,
И будет славное житье.
Вы душу – возлюбите!
Одиночество – вызов богам и природе.
Одиночество – путь, где фатальны исходы.
Одиночество – грош как цена за юродство.
Одиночество – ложь, искаженье, уродство.
Собираются в стаи и птицы, и звери,
И сплетаются корни и кроны деревьев,
И плывут облака, и сбиваются в стадо,
И, ликуя, волна обнимает преграду.
Ищет встречи рука и пожатию рада.
Ловят наши глаза свет ответного взгляда…
Одинокому – выть на луну одичало.
Одинокому – жить в безутешной печали,
Не дружить, не любить и не ведать расцвета.
Одиночество – ночь без луны и рассвета.
Одиночества тишь – давит глыбой на плечи.
Это вечность разлук без надежды на встречу.
Не огонь, а зола – не согреть, не согреться.
Одиночество – мышь, что грызет наше сердце.
Жизнь уходит, как кровь из разорванной жилы.
Одиночество – крест безымянной могилы.
Собираются в стаи и птицы, и звери,
И сплетаются корни и кроны деревьев,
И плывут облака, и сбиваются в стадо,
И, ликуя, волна обнимает преграду.
Ищет встречи рука и пожатию рада.
Ловят наши глаза свет ответного взгляда.
Жаждет наша душа теплоты и участья…
Только рядом сердца замирают от счастья.
Хотя бы чуточку тепла,
Когда ознобом бьет до дрожи.
Хотя бы чуточку тепла
Озябшей от мороза коже,
Чтоб душу всю огню открыть,
Ее доверив без сомненья,
И страстно жажду утолить,
Огня поверив исцеленью.
Хотя б немного доброты,
Хотя б сердечности немного.
Ищи в других ее черты,
Сердца людские ею трогай,
Чтоб душу всю добру открыть,
Ее доверив без сомненья,
И страстно жажду утолить,
Добра поверив исцеленью.
Хотя бы чуточку любви,
Хотя бы нежности немного.
Хотя бы чуточку любви
Ты дай, судьба, мне ради Бога,
Чтоб душу всю любви открыть,
Ее доверив без сомненья.
И страстно жажду утолить,
Любви поверив исцеленью.
Хотя бы чуточку тепла,
Любви и нежности немного —
И можно жить, и жизнь светла,
Светла и радость, и тревога.
И надо жаждой жизни жить,
Служа высокому горенью.
Пусть нам ее не утолить,
Но в этой жажде исцеленье.
Их называют зеркалом души.
Им не солгать, в них не укрыться лжи.
И верю я глазам без опасенья.
В них огонек загадочный дрожит,
А в нем магнит людского притяженья.
В них неба синь, в них ночь и спелость ржи.
Они порой сверкают, как ножи,
И нежность в них сменяется презреньем.
Они на грани некоей межи
Души с ее телесным воплощеньем.
Тому, что не дано подчас словам,
Чего порой не осознаешь сам,
Они найдут простое выраженье.
В них трепет чувств и отзвук мелодрам.
В них жизнь сама глядит, как в отраженье.
В твоих глазах свет вечности и миг,
В них целый Мир мне свой являет лик,
И сердце вновь трепещет от волненья…
Как мне понять души твоей язык?
Так одари, любовь, меня прозреньем!
Ты лицо запрокинь,
И в глазах разольется
Неоглядная синь
Вместе с золотом солнца.
Ты душой окунись
В эту синь вслед за взглядом,
И войдет в тебя высь
Неземным своим ладом.
Ты на землю вернись
С этим чувством высоким
И вокруг оглянись,
Оглядись ненароком —
И увидишь: умыт
Мир сиянием радуг.
И внезапно пронзит
Душу светлая радость.
Пробежись босиком
По ромашковым росам
И на травы ничком,
Будто в омут с откоса,
И щекой ощути
Белый бархат березы,
И почувствуешь ты
Вдруг невольные слезы.
И почувствуешь грусть
И щемящую нежность,
И откроется суть,
Что как неба безбрежность.
И душа соловьем
Запоет и зальется.
И поймешь ты, о чем
В этой песне поется.
И нахлынет любовь,
Как дыхание жизни,
И войдет в твою кровь
Та, чье имя – отчизна.
И замрешь ты, хмельной,
От любви задохнешься,
И навеки душой
Ты с березкой сплетешься.
Лицом опрокинусь в ромашки и травы,
К ладоням земли припадая шершавым,
И душу в объятьях ее успокою,
Земною наполнив ее красотою.
О тонкая нить, что сродни пуповине,
Та связь, что продолжена матерью в сыне!
Как быстро приходит к нам эта утрата —
Родства и единства со всем, что так свято!
Где это родство, освященное кровью?
Где это родство, что согрето любовью,
С шумящей листвой и с зеленой травою,
С прозрачным ручьем и с рекой голубою —
Со всем, что вокруг, с тем, что живо и суще,
С теленком, у матери вымя сосущим,
С пичугой, букашкой, зарей и закатом,
Ведь были мы с ними едины когда-то…
Как искренне все, неподдельно и просто
В весенних цветах и в осенних погостах,
В распахнутом небе и в рокоте моря.
А мы – диссонансом в их слаженном хоре.
А мы, мы в разладе с собою и Миром
И тратим себя по пустяшным мотивам,
Грешим, суетимся и лжем лицемерно,
Насилуя душу, и сердце, и нервы.
Где та чистота, первозданность и сила,
Все то, что в природе светло и красиво?!
Где это служенье извечным канонам?
Мы сами, как волки, себя – вне закона.
Они возвращаются к нам бумерангом —
Земли наши слезы, и стоны, и раны.
Рубя все под корень, мы душу калечим.
Бездушие к боли – ты хуже увечий.
Отравлены воздух, земля, океаны
И воды священные Нила и Ганга.
Горят, как в аду, крематориев печи,
И жизни самой задуваем мы свечи…
Как хочется снова с природою слиться,
И в теплом дыханье ее раствориться,
И вновь обрести это чувство живое —
Гармонию духа, единства с собою
И с отчей землею, с родными корнями,
Со всем, без чего невозможны мы сами,
Вернуться к основам, к истокам, к порогам,
Себя ощутив и песчинкой, и Богом.
В природе все довольно просто:
Цветам – цвести, ручьям – звенеть
И выпадать на травы росам,
А травам буйно зеленеть.
У всех – свое предназначенье:
Всем дан единственный удел.
Она не ведает сомнений,
Нет у нее ненужных дел.
Есть у нее свои резоны
И понимание добра —
Пустые чужды ей трезвоны,
Она по-своему мудра.
Все в ней гармония, и чудо,
И первозданность красоты,
И кровь бурлит в ее сосудах,
И мысли все ее чисты.
А мы живем: зачем – не знаем.
Наш путь порой как у слепых.
Самих себя не понимаем
И не хотим понять других.
О, как мучительно сознанье
Того, что все идет не так!
И бесполезно покаянье,
И всем словам цена – пятак!
И жалость – только униженье,
А совесть словно жернова…
И не даровано прощенье,
И снова кругом голова!
Пиры, и тризны, и похмелья:
Ужимки пошлой суеты!
И горек привкус у веселья,
И в сердце холод пустоты…
Мы как затравленные волки
Или как овцы – все одно:
Зачем-то мечемся без толку…
Мы только жертвы – все равно:
Страстишек, алчности, капризов,
Наветов, зависти, вранья,
Себя и жизнь свою принизив
Лишь до притворства и нытья!
Усилий запоздалых тщетность,
Когда откажут тормоза…
Пускай безжалостная трезвость
Заглянет истине в глаза!
Пусть болью куплено прозренье:
Ты это пламя не туши —
И бремя страха и сомнений
Вдруг воплотится в крик души!
Пускай – мучительно, но ясно:
Лишь только б спала пелена!
И вновь поверить: жизнь – прекрасна!
Понять: зачем она дана.
Где наше место в мирозданьи?
Где наша главная стезя?
В чем смысл и цель существованья?..
Без тех вопросов жить нельзя!
Пусть не дано летать, как птице,
Но я – не червь, а человек!
И суждено было родиться
Мне в непростой двадцатый век.
Пшенице – в поле колоситься,
Земле – родить, а солнцу – греть.
И соловьиной песне – литься…
А мне: каким огнем гореть,
Чтоб не растратить понапрасну
Себя на тыщи мелочей
И выбрать путь простой и ясный,
Незамутненный, как ручей?!
К каким корням приникнуть влагой?
В чьем сердце мне плодоносить?
И на простом листе бумаги
Как душу всю суметь открыть…
Спасти планету от пожара,
Как друга каждого понять
И жизнь прожить свою недаром,
Что не задаром умирать…
Хватило б голоса и слуха,
Лишь сердце б мне не надорвать!..
Вновь от волненья в горле сухо
И не могу уста разъять…
Ворона на кресте —
Философ в черной тоге.
В кладбищенской черте
Задумайся о Боге,
О зле и о добре,
О бренности земного…
Живя, как крот в норе,
Узришь ли божье слово.
Здесь голос приглуши,
Войдя в чертоги скорби,
И путы сбрось с души,
И впредь ее не горби,
И волю дай слезам,
В чем грешен, в том покайся.
Ведь кладбище как храм —
Не лги, не притворяйся.
Задумайся о том,
Что ждет нас всех в финале.
Как глупо мы живем.
Того ль от жизни ждали?
Безумный режиссер
Нас ввергнул в эту драму.
А плохонький актер —
Не кто иной – мы сами.
Все тлен и суета
Под солнцем и луною.
Все тлен и суета,
Но что-то есть святое,
Что выше суеты,
Сильнее власти денег —
Наивный дар мечты,
Любви высокий гений.
Но как их примирить
С враждебным, страшным Миром,
Где «Быть или не быть?!» —
Острей, чем у Шекспира,
Где сохранить себя —
Почти недостижимо,
Где личная судьба —
Заложница «режима»,
Где «травка» и запой —
Отсрочка суицида,
Где в моде «вечный бой»,
Где праздник – панихида,
Где мертвых хоронить —
Живого сжить со свету…
Как выжить нам и чтить
Библейские заветы?!
Ворона на кресте —
Философ в черной тоге.
В кладбищенской черте
Задумайся о Боге…
Лев, ожидающий подачки,
Орел с подрезанным крылом,
Волк в роли комнатной собачки —
Как будто по сердцу ножом.
Как это больно – быть в неволе
И жить природе вопреки
Вдали от леса и от поля,
Вдали от неба и реки,
И видеть Мир через решетку
Из клетки тесной и чужой,
Когда сжимает спазм глотку
В тоске бессильной и немой!
И в жажде яростной свободы
Магнитом тянет на простор…
Но не прорваться – нету хода,
И гаснет безнадежно взор.
И, будто вдруг хлыстом хлестнули,
Он вдруг оскалится… родной.
Он, может, лучше б выбрал пулю,
Чем жизнь за глухой стеной!
А мы зачем порой смиренны,
Хоть нет ни клеток, ни оград?
Какие нам мешают стены?
Что превращает жизнь в ад?
Зачем становимся рабами
Вещей, пороков и судьбы?
Зачем подчас сдаемся сами
Мы без усилий и борьбы?..
Мне жаль, когда ломают крылья
И ничего нельзя спасти,
О проекте
О подписке