Цитаты из книги «Ногти»

В уборной с ним случилось помрачение. Когда Кондратьев очнулся, он только помнил, что штанов не снимал и на унитаз не садился. Он ощупал зад руками, но никакого грязного присутствия не почувствовал. Значит, штаны он всё-таки снял. И в этом заключалось противоречие. По всем законам логики, раз он снял штаны, но не садился на унитаз, фекалиям полагалось лежать на полу под ногами. Чтобы не губить логику, Кондратьев выловил фекалии из унитаза и положил рядом.

Матвей не утерпел, показался и с важностью предрёк: – Спустя сто лет на Украине всех мальчиков будут звать Тарасами, а девочек – Оксанами!

Пизда – это бессмысленная агрессия, «дать пизды» – отнюдь не миролюбивый акт мужской солидарности, полового угощения. Нет. Это горький, чёрный символ избиения себе подобного.

«Дохуя» – отметим в первую очередь исчезновение личного местоимения как эгоистического элемента. Идиома безличностна, точнее, всеобщна, всемирна, космична. «Дохуя» – это всегда множество, приятное количество, достаток, урожай. То есть, говоря языком математики: Пизда – это минус, а Хуй – это плюс.

Звучит почти что как please и «да» – вкрадчивая просьба, приглашение, мол, пожалуйста, мистер, вот рёбрышко, вот ляжка, а вот ещё кусочек мяска, вы изумлённо переспрашиваете: «Неужели эта пакость для меня?» – и слышите в ответ раскатистое, брызжущее венерическими соками, на всё согласное: «Да!»

Хожу, плетусь по дорогам с тяжёлым пузом, веночек на голове, и чуть что – бегу топиться.

Как мало хорошего написано о старушках, об их повадках, привязанностях, местах обитания! Во мне давно зреет нобелевский сюжетец: олигофрен в степени лёгкой дебильности привёл к себе в дом симпатичную старуху и изнасиловал. С целью сокрытия преступления он связал ей руки и принялся душить, но старуха заплакала, тогда он пожалел её и отпустил. Олигофрена звали Ромео, а старуху – Джульетта.

– Ты на пороге вечности, Семён, – сказал я жестяным голосом. – А что там, за порогом? – спросил он с робкой надеждой. – Не знаю, Семён. Может, ебля с пляской, может – ничего… У тебя последнее слово. Он покачал головой: – Хуета хует… И я свернул шею Голубю Семёну Григоренко.

««Целка, целка, целка, целка» – пела птичка-соловейка»

Обсуждая моё внезапно отёкшее громоздкое «хозяйство», бабы вздыхали: «И зачем дурачку столько», – и кому-нибудь в шутку или всерьёз предлагалось поваляться со мной.