Цитаты из книги «Ногти»

Я произошёл от страха, живу погоней за впечатлениями, за свежим ужасом попрусь в любой конец города. Я лелею мой страх, культивирую его, жёлтого.

Путь мой неведом, я бреду дальше чем нахуй.

точно гипсовый экспонат в заброшенном музее, мимо которого проходят редкие посетители, лениво оглядывают с головы до ног, а потом тихо, бочком, разочаровавшись в своём излишнем внимании, отходят и исчезают навсегда.

Буров всхлипнул, потом разрыдался. Причитая словами «цыплёнок» и «котёнок» – именно этими именами Елена Павловна награждала неизвестного мужчину, – он вышел на балкон. Там он перелез через перила. Возле подъезда столпились соседи, подкатил жёлтый милицейский «бобик». Тогда Буров набрал в лёгкие побольше воздуха и с истошным криком: «У меня большой и толстый хуй!» – прыгнул с балкона.

– Для начала нам нужен хуй, – сказал Буров нарочито бодрым голосом, – большой и толстый хуй. Или имеются возражения? Буров покосился на неподвижно лежащую в кровати женщину. – А может, нам нужен большой и толстый, – он комично выдержал паузу, – цыплёнок? Женщина не улыбнулась. – Да, да, цыплёнок, – с шутливой серьёзностью настаивал Буров, – или всё-таки хуй? Женщина молчала. – А может, котёнок? Решайте же, Елена Павловна, хуй, цыплёнок или котёнок? Буров чуть подождал ответ и продолжал: – Ну, хорошо, попробую угадать сам, первое, второе или третье. Он задумался. – Наверное, нам нужен… Котёнок! Нет? Значит, нам нужен… Цыплёнок! Нет? – Буров изобразил страшное недоумение. – Опять не угадал! Остаётся хуй. Тогда нам нужен большой и толстый хуй! Правильно?! Тирада Бурова осталась без внимания. – Ну-с, стало быть, хуй! Кто бы мог подумать! Не котёнок, не утёнок. А вдруг львёнок или тигрёнок? – с надеждой спросил Буров. – Вы не торопитесь, Елена Павловна, времени предостаточно. Ответа не последовало. – По вашим глазам вижу, что всё-таки хуй, – сказал Буров уже несколько раздосадованно. – Впрочем, как вам угодно – хуй так хуй. Уточняю в последний раз: большой и толстый? А может, маленький и тонкий, нет? Женщина, казалось, заснула. – Поднимайтесь, Елена Павловна! – прокричал над самым её ухом Буров. – Как вы и заказывали – большой и толстый хуй. Извольте. Буров постоял перед женщиной со спущенными штанами. Мужское достоинство Бурова не отличалось ни размерами, ни толщиной.

– Я с тобой общалась только потому, что нужно было выкопать картошку! – И трахалась со мной поэтому?! – Я же должна была как-то с тобой расплачиваться! – сказала уже не Фройляйн, а Немецкая Проститутка.

женщинам привычно расставанье, каждый месяц они теряют с кровью частичку себя, природа приучает их к разлукам

когда ты доверчиво отдашь себя в чьи-то руки, то кладёшь начало своему проигрышу…

От прочих мужчин я отличаюсь тем, что перед совокуплением говорю женщине приятные слова и дарю шоколадку. Женщины платят мне глубокой привязанностью за такое понимание их уродливой психологии. Кто не удержался бы от оскорблений: вот, мол, сучье племя, за поганый какао-бобовый суррогат копыта раздвигаете! – и непременно обидел бы. Я же если и уколю: «Ну ты и дешёвочка!» – то сделаю это мягко, потреплю ей волосики на лобке, и женщина повеселеет и усмехнётся вместе со мной своей незамысловатой продажной природе.

В уборной с ним случилось помрачение. Когда Кондратьев очнулся, он только помнил, что штанов не снимал и на унитаз не садился. Он ощупал зад руками, но никакого грязного присутствия не почувствовал. Значит, штаны он всё-таки снял. И в этом заключалось противоречие. По всем законам логики, раз он снял штаны, но не садился на унитаз, фекалиям полагалось лежать на полу под ногами. Чтобы не губить логику, Кондратьев выловил фекалии из унитаза и положил рядом.