Ребенок начинает показывать разные разности, я в ответ улыбаюсь. Мне – хорошо. Я – счастлив. И, даже когда я узнаю, что прицепом к моей детской мечте в обязательном порядке идут денежные долги, проблемы на работе, сложности со здоровьем, иногда ругань и непослушание ребенка, я все равно останусь счастлив. Если бы сейчас я делал такой выбор, как в детстве, я бы загадал тоже самое.

Мы приехали на рождественскую распродажу. Пока парковались, «Пионер» в автомобиле запел:

«…Самое счастливое время на свете –

Когда мы еще дети, мы еще дети.

Самое счастливое время на свете…»

Я был не совсем согласен с автором. Счастлив ты или нет: в любом возрасте зависит только от тебя самого.

Ребёнок радостно носился по игровой комнате, супруга кушала мороженое, а я просто смотрел на них. И тут я ощутил присутствие ещё кого-то:

– Ну как, понравилась твоя мечта?

– Спасибо тебе, – ответил я, не поворачивая головы.

– Ты счастлив?

– Абсолютно.

На обратной дороге из колонок пела уже другая композиция той же группы:

«…Время – остановись, жизнь так прекрасна.

Вот бы прямо сейчас умереть от счастья,

Пока всё ещё хорошо…»

А вот тут я был полностью не согласен с автором данных строк. По крайней мере, сейчас. Я просто очень хотел жить дальше.

Май 2019 г.

Проклятие рода человеческого

Он сидел в тупике, созданном, с одной стороны, крутой скальной стеной, с другой – высокими валунами. Эти камни были скользкими от дождя, а размер этих глыб был величественным, а края остры. Спиной он упёрся в завал из толстых бревен. Видимо, здесь когда-то прошла сель.

Левое бедро тупо ныло – продольный порез от кинжала он, конечно же, перевязал рукавом от рубахи. Так их учил капрал. Но боль эта нехитрая операция облегчить не могла.

Слегка дрожащей рукой раненый человек ухватился за стрелу, торчащую возле правой ключицы. Всё тело пронзила резкая острая боль.

– Р-р-р-а-а-а-а! Тварь! – вскрикнул, а затем устало выдохнул он: – Хрен с ней! – И, зажмурившись, раненый резким движением обломил стрелу в трёх пальцах от раны.

– Г-г-х-р-р-а! – Всё, что смогло вылететь изо рта измождённого человека.

Из жерла ближайшей пещеры донеслись глухие медленные шаги спокойного человека, знающего, что жертва уже никуда не денется. Беглец ждал, тяжело дыша. Периодически по телу пробегали судороги, и тогда лицо перекрашивало гримасой боли. Под раненым уже потихоньку стала скапливаться лужица крови.

Из пещеры вышел человек в длинном черном блестящем плаще с капюшоном. И плащ, и капюшон в сумме скрывали фигуру человека полностью. И, лишь подойдя на расстояние в пару шагов, незнакомец отбросил капюшон назад небрежным движением левой руки.

– Жнец… – на выдохе произнёс беглец.

– Иуда, – спокойно ухмыльнулся в ответ Жнец.

– Я дам тебе денег… Всё, что есть…

Щелчок взводимой арбалетной тетивы.

– Подожди! Я… я… я…

Шелест извлекаемого из набедренного колчана арбалетного болта с ярко-красным оперением.

– Я тебе всё расскажу… про всех! Хочешь?

Мягкий звук вкладывания болта в желоб арбалета.

Раненый заплакал, давясь слезами и соплями. Жнец молча достал из-под плаща свободной рукой свиток. Одним резким движением кисти заставил бумагу развернуться.

– Согласно Канону и Древним Критериям, ты, Иуда, сын Искариота, за предательство, обман, подлог, и ложь приговариваешься Советом Двенадцати к смертной казни. Во исполнение данного приговора привлечь Орден Жнецов. При встрече с приговоренным, приговор привести в исполнение немедленно.

Рука с арбалетом неспешно поднялась, и острие болта взглянуло в переносицу обреченному человеку.

– Постой! Подожди! – внезапное озарение нахлынуло на Иуду. – Скажи, а мне можно попытаться начать всё заново?! Я всё понял! Всё осознал! Я виноват. Можно ещё раз попытаться?

Жнец смотрел холодным взглядом на человека перед собой. И последнее, что услышал Иуда перед тем, как арбалетный болт пробил его переносицу, была фраза палача:

– Есть древняя мудрость человечества: «Пока ты не спросил – было можно!»

Июнь 2019 г.

Вот и всё

– Ну, вот и всё, – он устало выдохнул.

– Это С-с-смерть? – мой голос дрогнул.

– Да, но это еще не конец. Ты разве не видишь? – собеседник слегка удивился.

– А как это? А… а что будет дальше?

– Зачем ты сам себя опять обманываешь?

– Подожди! Что ты хочешь этим сказать?

– Неужели ты до сих пор так ничего и не понял? Или ты просто боишься себе в этом признаться?

– Я… я ведь умер, да? – это был самый глупый вопрос, который только можно было задать в данной ситуации.

– Д-а, – слегка растягивая слова, ответил собеседник.

– А ты? Ты – мой ангел-хранитель? – я был всё так же не уверен в собственных словах.

– Снова в точку, – ангел улыбнулся в ответ уголками рта.

– Только… – Сомнения в голосе стали почти осязаемыми. – Разве это рай? Да и на ад как-то не очень похоже.

Я огляделся. Вокруг было абсолютное ощущение пустоты. Полное ничто. Настоящее и бесповоротное.

Ангел нахмурился:

– А с чего ты решил, что что-то должно соответствовать твоим представлениям? Помнишь, однажды один мудрый человек сказал: «После смерти мы все очень сильно удивимся». Ты удивлён?! Сюрприз!

Я хватал ртом воздух, не зная, что сказать.

– И куда мне теперь? Скажи, что в рай!

– Зачем я буду тебе врать?

– Я же неплохой человек?!

– Ты?

– Ты неплохой, а гораздо хуже. Ты просто всю жизнь делал вид, что тебе не всё равно. Что тебе не насрать на окружающих. Даже пытался помогать людям, но… но не ради них, а для себя. Чтобы себе сказать: «Я – хороший, я – молодец». И после всего этого ты всё ещё ждёшь в ответ на свои поступки моего сострадания?! Не-а.

– Я не… – мой голос дрогнул.

– Просто возьми и открой эту дверь, – ангел указал рукой на висящую рядом со мной невзрачную серую дверь. Такие же ставят в дешёвые офисы.

– А что за ней? По ту сторону?

– Твой персональный ад!..

Как часто мы думаем, что делаем что-то во благо окружающих, но ищем, в первую голову, свою выгоду. И даже не задумываемся о том, что от этого кому-то может стать плохо. А потом сами себя обманываем, думая, что нас ждёт сверкающий рай с единорогами и вот этим вот всем.

Сюрприз!

Июнь 2019 г.

Стоимость трусости

Я ждал, скучая. Максим всё ещё не пришёл. Обычно, чтобы подняться на предпоследний этаж, где я жил, моему другу требовалось полторы-две минуты. Ну, это если на лифте. Окей, допустим, что сегодня лифт не работает, что бывает нередко. Тогда ему нужно минуты три-четыре. Ну, хорошо – пять. Но это уже с запасом.

Вернувшись из коридора в зал, я бросил взгляд на настенные часы. Макс позвонил в домофон уже больше семи минут назад. Странно, где его черти носят? И нет, дома, при родителях, я не матерился.

Когда пошла уже одиннадцатая минута, мне стало даже слегка тревожно. Кроме меня в этом подъезде у Максима не было ни друзей, ни знакомых. А это значило, что зайти к кому-либо поболтать он не мог, от слова совсем. Внутри противно похолодело. То самое ощущение, когда начинаешь, что называется, прямо жопой чувствовать, что происходит (или должна произойти) какая-то фигня.

Я вышел в «предбанник». Так мы называли часть подъезда, в котором было всего две квартиры: наша и соседей. Я вышел и прислушался. Нет, никто не ждал за дверью. По крайней мере, было очень тихо. Постоял с полминуты в ожидании ну хоть чего-нибудь. Ничего не произошло, вообще. Переборов волнение, я приблизился к двери в подъезд, и аккуратно приоткрыл её.

Дверь предательски скрипнула, как расстроенная виолончель еврейского музыканта.

– Снова негодяи лампочки повыкручивали… – чуть слышно произнес я и тут же осекся. До моего слуха долетели звуки какой-то… сложно сказать… Борьбы что ли?

Этажом ниже, и через один этаж, и ещё ниже света тоже не было и в помине. Каждый лестничный пролёт отбирал у меня больше времени, чем обычно. Отмерив неспешным шагом двадцать пять ступенек, я стал гораздо отчетливее слышать те звуки, что беспокоили меня ранее.

– Гони бабки! – произнёс грубый низкий голос.

Череда глухих ударов из темноты следующего этажа.

– Сколько их у тебя? Все давай! – произнёс уже другой голос, и снова несколько глухих ударов, перемежающихся с хрипами и криками боли. На секунду мне показалось, что в голос человека, кричавшего от боли, я узнал своего друга.

На негнущихся ногах, но максимально тихо, я вернулся к себе в «отсечку» и закрыл за собой дверь. Опершись о дверной косяк, я метался между вариантами своих дальнейших действий. В моей голове состоялось собрание, на нем присутствовали Совесть, Своекорыстие и Страх.

– Ну, и кто ты после этого? – в голосе Совести слышалась сталь. – Ты же последняя сволочь…

– Не слушай её! – резко оборвало оппонента Своекорыстие. – Всем на всех насрать. Тебе просто показалось. Это не мог быть голос Максима.

– Может, расскажем маме? Или папе? Или, на худой конец, вызовем полицию? Мы же не вернемся туда, правда? – голос Страха дрожал. Казалось, что ещё немного, и он расплачется.

– Так, всем заткнуться! – прокричал я мысленно.

– Чувак, ты не понимаешь… – начало Своекорыстие.

– Иди в жопу! – огрызнулся я.

– С-с-согласен, – прошмыгал Страх.

– Кто-нибудь, дайте ему салфетку! Ненавижу, когда над ухом сопли на кулак наматывают.

– Молодец. Я в тебе не сомнева…

– Ой, вот только ты не начинай!? – одернул я Совесть. – Лезешь всегда, когда надо и не надо. Всем тихо! Я думаю.

Прошли долгие минуты. Может быть, пять, а может, и все десять. Не знаю, видимо, Совесть всё же победила, или… да Бог его знает…

Правая рука нащупала тяжёлый предмет, стоящий у двери. Это был брусок около полутора метров в длину, узкий к низу и расширяющейся к другому концу (я пытался выстругать себе меч). Как только рука ощутила тяжесть дубинки, сердцебиение слегка унялось.

Стараясь не шуметь, я снова преодолел те же двадцать пять ступенек. Глядя в темноту, сжимая импровизированное оружие, я сказал нетвердым голосом:

– Макс, это ты?

Возня и шорох прекратились.

– Максим?! – мой голос стал громче и увереннее.

Внезапно послышались шаги вниз по лестнице. А через мгновение лифт заработал. Я поспешил подняться на свой этаж. Опередить кабину лифта мне, как ни странно, удалось.

Когда двери лифта разошлись на моём этаже в стороны, я увидел моего друга. Его лицо было мало похоже на привычное человеческое: кровавое месиво вперемешку с начинающими окрашиваться в яркие цвета синяками. Завершало картину отсутствие зубов. Не всех, конечно, но всё же.

С тех пор прошло очень много времени. Слишком много. Мой друг получил тогда множественные травмы, провёл в больнице две недели, его семья потратила много денег на реабилитацию. А я? Я так и не смог признаться ему в том, что я в тот момент струсил. Убежал, зассал, испугался.

Тех подонков, конечно же, нашли, осудили, и они провели положенное время за решеткой. Они уже даже успели выйти. И жизнь вроде теперь идёт своим чередом, вот только…

Только у меня по сей день в душе ощущение, что я не достоин его дружбы. Что я – последний предатель. И как хорошо могла бы сложиться судьба моего друга, если бы не моя секундная слабость и трусость. Я не знаю, может быть, именно эта ситуация и помешала моему другу совершить что-то хорошее, большое, вечное. Не знаю. Я не могу это оценить. Но я уверен точно, если бы я тогда сразу «вписался», что называется, и помог ему – жизнь была бы другой. Его жизнь была бы ярче и лучше. Я в этом абсолютно уверен.

Май 2019 г.

Слишком грустно быть бессмертным

– Ну… Что же тебя смущает?

– Никаких мелких шрифтов?

– Не-а…

– И без подвохов и звездочек?

– Так точно…

– Угу… – я снова вздохнул и стал скрупулезно изучать бумаги. Все эти пункты, параграфы, подпункты, сноски и ссылки.

– Гхкм-гхкм, – слегка кашлянул он, привлекая к себе внимание. – Не тяни кота за кошку. Ты же не думал, что ты у меня один такой?

– Только не говори, что у тебя, будто бы, мало времени, – попытался было сменить тему я.

– Гхкм-гхкм, – уже настойчивее откашлялся мой визави. – Чего ты медлишь? Что тебе ещё не так?

– Обязательно вот это вот?

– Боишься?

– Как-то слегка жутковато…

– Ой, да простая формальность. Ну чего ты прикопался? Ты же хотел сам? Вот – давай.

Я в нерешительности крутил между пальцев тяжёлую перьевую ручку. Хотел… и не решался.

Передо мной лежала стопка… нет, объёмная стопища бумаг, исписанных убористым почерком. Там было написано, что я и они обязуемся взаимно и бла-бла-бла. Настоящий договор вступает в силу с момента подписания. Срок действия неограничен. Расторгнуть – невозможно. Я на секунду замер, перестав вращать ручку, поднял глаза:

– А как?

– А зачем? – усмехнулся оппонент. Его правая бровь поползла вверх.

– На всякий случай, – я неопределенно мотнул головой.

– Ага, а случай бывает всякий, – хохотнул мой собеседник. – Скажешь «стоп-слово» и всё.

– Чего?

– Блин, опять прикапываешься? Произнесешь триггерную фразу.

– Какую?

– Ну, допустим: «Я – передумал».

– Бред какой-то…

– Подписывай давай…

Заострённым концом пера ручки я проколол безымянный палец на левой руке.

– С-с-с-с-с-с! Ай! – я не сдержался. У моего визави это вызвало лишь улыбку.

Дождавшись, когда на нижнюю часть листа упадёт увесистая капля крови, я начертал свою роспись прямо из красной лужицы.

– Б-р-р-р, – я передернул плечами.

– Неженка, – процедил собеседник.

Мой оклик застал его уже в дверях.

– Подожди! А ты кто? Ну, по должности? Или званию?

– Я? Считай меня… Князем. Князем этого мира.

– Князем? – я был в недоумении.

– Ага, – сказал он весело и, щелкнув пальцами, растаял в воздухе.

С того дня прошло уже более двухсот лет. К тому времени я похоронил всех и всё, что любил. Отошли в мир иной близкие и друзья. Истлели и разложились отчий и мой дом. Короче, в этом мире не осталось ничего, что могло бы меня радовать снова и снова. В какой-то момент, перепробовав все «запрещенные спецсредства и спецпрепараты», я ощутил, что абсолютно утратил вкус жизни. Нет, конечно же, я каждый день снова просыпался, сильный и здоровый. Но всё вокруг увядало и рождалось вновь.

И я понял, что вообще не нужен этому миру.

«…Слишком грустно быть бессмертным:

Те же лица день за днём,

Те же глупые ответы

На вопрос зачем живем?

Уехав в горы, я забрался настолько высоко, насколько мог. И стал молиться. Как умел. Как считал нужным.

Но небо молчало. Оно просто не могло услышать меня. И вот, через десять дней, когда я уже совсем отчаялся, раздался голос:

– Чего тебе?

– Отче?

– Нет, это всего лишь я.

– Кто?

– Ангел твой. Стыдно не узнавать. Хотя… Ну, да.

– Я хочу закончить всё правильно.

– Ты столько всего сделал неправильно.

– Я хотел просто жить долго.

– Настолько хотел, что подписал договор с самой тьмой?

– И что с того?

– Лучше умереть, чем принять руку помощи от Сатаны.

Я задумался.

– А я же могу попытаться всё исправить? Я могу начать делать хорошие дела? Я передумал…

Лишь только мои губы договорили последний звук, как я ощутил лютый холод внутри всего тела.

– Что? Что происходит?

– Прощай, – услышал я голос ангела.

– Привет, дружок, – услыхал я над ухом приторный голос. – Теперь моя очередь развлекаться.

Наверное, я бы мог заплакать, если бы дух мог плакать. Люцифер, сжав мою душу, взмыл вверх и, закружившись, увлек меня в неизвестность.

– Смотри! – прошипел над ухом уже знакомый голос.

– Н-е-е-е-т!

Этот изверг заставил меня снова и снова, на репите, переживать смерти близких людей. И, только вдоволь насладившись моими страданиями, увлёк мою истерзанную душу в ад.

Что ж.… Не стоит заигрывать с тьмой. Или же тебе в этой самой тьме самое и место.

Июнь 2019 г.

Это тебе на карманные расходы

– Знаешь, что я хочу тебе сказать? Вы, матери, идеальные слушатели. Особенно вот так, когда ты лежишь рядом. Ты согласна? Не волнуйся, я всё понимаю. Это был риторический вопрос.

Я вздохнул, пошарил рукой по прикроватной тумбочке. Ладонью, не глядя, нащупал мятую пачку «Lucky strike». Она оказалась почти пустой. Ай, хрен с ним, на сегодня есть, и будет.

Любимая, порядком затертая «Zippo» высекала искры, но никак не хотела разжигаться.

– Да ладно! – поворчал я. И, как бы услышав меня, робкое пламя с устойчивым ароматом низкооктанового бензина, обняло фитиль. Слегка улыбнувшись, я поднес зажигалку к кончику сигареты, которую уже держал в зубах. Пламя слегка коснулась торца, и табак тут же занялся. Я сладко затянулся, жмурясь от удовольствия, и только потом со звоном захлопнул крышку «Zippo».

– Да, я курю. Не смотри на меня так. Я уже взрослый мальчик. И вполне могу сам за себя решать.

Клубы едкого дыма, окутав мою голову, стали медленно подниматься к потолку. Во рту появился знакомый неприятный привкус. Я сплюнул прямо на ковровое покрытие возле кровати, на которой сидел.

– Ой, вот только не начинай, а?! Уборщица, между прочим, зарплату получает. До утра всё оплачено.

Ещё пару глубоких затяжек. Огонёк почти добрался до фильтра.

– А помнишь, как вы с отчимом ругались? Ведь он же бил тебя.

В глазах девушки читался немой крик: «Нет, я ничего этого не помню! Я не могу этого помнить!»

– Молчишь? Ага, я так и думал. А как отца схоронили? Тоже ничего не захочешь мне рассказать? Почему же ты такая холодная и чёрствая? Ты меня никогда не любила!

Сигарета догорела, и огонёк слегка обжег мне пальцы. Еле слышно зашипев, я щелчком отправил окурок в открытую дверь туалета. Прямо в кучу одноразовых простыней, клеёнки, перчаток и коробочек из-под краски…

Конечно же, моя собеседница просто не могла мне нечего ответить. «Фентанил», растекаясь по венам, угнетал все ненужные организму функции. Вплоть до дыхания. Но это если переборщить с дозой. А с математикой у меня было всё в порядке, чего не скажешь о рассудке. Мать сжила со света моего отца в прямом смысле этого слова. Доводила его постоянными истериками и плачем. И в какой-то это момент он отвлекся от дороги, когда они с мамой куда-то ехали. В общем и целом, КАМАЗ, ударивший автомобиль четко в дверь водителя, лишил моего папу шанса на спасение. Приехавшая почти моментально скорая только зафиксировала время смерти. А мать отделалась легким испугом да шишкой на голове от удара в дверную стойку.

Мамин траур длился крайне недолго. Примерно через дней пять мать, в очередной раз переборщив с мартини «Асти», выбрила виски и выкрасилась в ярко-рыжий цвет. В итоге, чего и следовало ожидать, в нашем доме очень быстро стали появляться разные мужчины.

Они приходили и уходили, и лишь один задержался на приличный срок. Мой будущий отчим. Он регулярно выпивал, бил маму. А, если вдруг попадался двенадцатилетний я, то и мне доставалось. В ход шли любые предметы от стульев до молотка. По принципу: что было в руке, не заморачиваясь. Коронная фраза отчима была: «Вот! Это тебе на карманные расходы!»

Однажды он приложил меня табуреткой по затылку особенно сильно. Очнулся я от странного жжения в паховой области: этот гад сидел в моих ногах, пил пиво и курил. А я был местом для тушения бычков. Когда же я, завывая от боли и отчаяния, дополз до матери, чтобы пожаловаться, то заработал в ответ приличную такую затрещину.

– Он – главный мужчина в доме, точка, – сказала мать. Я промолчал, но глубина злости стала просто неизмеримой. И в моей голове начал зреть план мести.

Спустя какое-то время, когда отчим крепко выпил, я спрятал его любимую подушку под ноги. Мать иногда так делала, поэтому я не сомневался, что это сработает.

– Ах ты тварь! – прорычал отчим, не найдя любимый предмет. – Куда засунула опять?