В тот самый вечер, например, у него был запланирован традиционный ужин с друзьями в отеле «Центральный». Обычная, почти семейная вечеринка с разношерстной публикой, состоящей из мужчин в возрасте от 30 до 50 лет, которые каждый четверг собирались здесь отужинать, вкушая местные изысканные блюда, обсуждая мировые новости и недостатки собственного королевства. Обычные ритуальные посиделки мужчин, в чем-то похожих на самого Луиша-Бернарду: серьезные, но не скучные, беззаботные, но не беспечные. Однако именно в тот вечер у него была особая причина, заставлявшая его с нетерпением ожидать встречи с друзьями, почему он и наметил свое возвращение на пятичасовом поезде, надеясь, что привычные для таких сборищ опоздания позволят ему прибыть в «Центральный» вовремя. Луиш-Бернарду ожидал, что один из членов их четверговой группы, его друг на все времена, еще со школы, Жуан Фуржаж, принесет ему наконец ответ от своей двоюродной сестры, Матилды. Они познакомились летом в Эрисейре на балу у их общих друзей, лунной ночью – прямо как в любовном романе. Увидев тогда, как Жуан идет к нему через зал под руку с Матилдой, Луиш-Бернарду вдруг внутренне содрогнулся от предчувствия какой-то неминуемо грядущей опасности.

– Луиш, это моя кузина Матилда, о которой я тебе как-то рассказывал. – А это – Луиш-Бернарду Валенса, один из самых скептически настроенных представителей моего поколения.

Она улыбнулась такому замечанию кузена и взглянула на Луиша-Бернарду, посмотрев ему прямо в глаза. Матилда была почти того же роста, что и он, сам по себе довольно высокий мужчина, ее жесты и улыбка выдавали в ней еще довольно юную девушку. Не более двадцати шести, – подумал он, зная при этом, что она уже замужем и имеет детей. Он также знал, что муж ее работает сейчас в Лиссабоне, а она здесь на отдыхе со своими двумя детьми.

Наклонившись, он поцеловал протянутую ему руку. Луиш-Бернарду любил разглядывать руки, которых касался губами. Он увидел перед собой тонкие и длинные пальцы, на которых запечатлел свой поцелуй – чуть более долгий, чем того требовала обычная в таких случаях учтивость.

Подняв глаза, он убедился, что она, снова улыбнувшись ему, не отвела взгляда в сторону.

– А что значит быть скептически настроенным? То же, что быть усталым?

Жуан ответил за него, оставив другу право на дополнительную реплику.

– Быть усталым, для Луиша?! Это вряд ли. Есть вещи, от которых он никогда не устает, правда, а?

– Да. Например, я никогда не устаю любоваться красивыми женщинами.

Эта фраза прозвучала не как простой комплимент, а, скорее, как начало словесной баталии. В воздухе повисла неловкая тишина, и Жуан Фуржаж воспользовался ею, чтобы отступить назад:

– Ну что ж, я вас представил. Разберитесь теперь сами со скептицизмом, а я пока возьму что-нибудь выпить. Только, моя дорогая кузина, будь осторожна: я не уверен, что этот мой гастролирующий скептик, в оценках окружающего зала, может стать тебе подходящим компаньоном. В любом случае, даже если вы вдруг почувствуете себя неловко, я вас не брошу и скоро вернусь.

Она наблюдала, как Жуан удалялся, и, несмотря на ее наработанную уверенность в поведении, Луиш-Бернарду заметил, что во взгляде ее промелькнула некая мрачноватость, а голос, когда она снова обратилась к нему, прозвучал с едва заметной ноткой непредвиденного беспокойства:

– Это и есть тот самый момент неловкости?

Луиш-Бернарду почувствовал, что его фраза о красивых женщинах оказалась неуклюжей, неприличной и лишь напугала ее. С нежностью в голосе он ответил:

– Конечно же, нет. Ни для меня, ни, я уверен, для вас. Да и с чего бы? Понятно, что вы со мной не знакомы, однако могу заверить вас, что цель моей жизни отнюдь не в том, чтобы бродить по свету и причинять зло другим людям.

Это признание прозвучало настолько искренне, что она, похоже, моментально расслабилась.

– Ну, и славно. Тогда скажите мне, просто из любопытства, почему мой кузен считает вас не слишком подходящей компанией?

– Он сказал: в оценках зала. А они, люди в зале, как вы знаете, никогда не бывают невинными, даже когда речь идет о том, что принято считать невинностью на все сто процентов. В этом конкретном случае, как я предполагаю, неприличным могут посчитать тот факт, что вы замужем, а я холост, и что мы сейчас с вами вдвоем ведем беседу этой фантастической ночью…

– Ах, вот оно что! Приличия! Оказывается, об этом он говорил. Вечные приличия. А ведь в этом, судя по всему, и заключается суть всего происходящего в нашем обществе.

Теперь наступил черед Луиша-Бернарду взглянуть ей прямо в глаза. Его взгляд смутил ее. Он казался пропитанным внезапно нахлынувшим унынием, беззащитным одиночеством, которое и привлекало, и отталкивало. Произнесенные им далее слова были отмечены все той же искренностью, которая чуть ранее так легко обезоружила ее.

– Послушайте, Матилда, приличия и всякое подобное, вне сомнения, выполняют отведенную им роль в общественной жизни. Я не собираюсь менять мир и правила, которые, вполне очевидно, обеспечивают если не счастье людей, то по крайней мере их спокойную жизнь. Я часто хотел, чтобы эти правила не были бы столь многочисленными или столь основательными, отчего жизнь наша иногда путается с ее видимостью. Однако, думаю, мы всегда вольны выбирать и принимать те или иные ограничения. Я, по крайней мере, уверен: у меня такой выбор есть. И именно поэтому я считаю себя свободным человеком. Однако же я живу среди других и принимаю их правила, даже если иногда они и не являются моими. Вот что я вам скажу, Матилда: вы – кузина Жуана, и он вас очень любит. Жуан был и всегда будет моим лучшим другом. Естественно, мы говорили с ним о вас, и, кстати, он всегда говорит о вас с особым вдохновением и нежностью. Не буду от вас скрывать, что именно поэтому мне всегда было любопытно познакомиться с вами. И сейчас, когда я вас узнал, я лишь могу засвидетельствовать: вы намного красивее, чем он описывал, а, кроме этого, вы мне кажетесь красивой как внешне, так и внутренне. Высказав вам эти похвалы, я не хотел смутить вас, и поэтому я отведу вас к Жуану. Мне было очень приятно с вами познакомиться. Тем более что за окном – по-настоящему прекрасный вечер.

Он элегантно склонил голову и сделал шаг вперед, чтобы подождать, пока она будет готова последовать за ним, но вместо этого услышал ее горячий, чуть сдавленный, но при этом неожиданно твердый голос:

– Подождите же! От чего вы бежите? От чего, в конце концов, вы – человек, называющий себя свободным? – Хотите защитить меня от возможной опасности?

– Наверное, да. А что, разве в этом есть что-то плохое? – Он хотел оставаться столь же твердым, однако теперь уже сам чувствовал, что для полной уверенности ему чего-то не хватает.

– Нет. Просто кавалеры так обычно не поступают. Я вам очень благодарна, но я не люблю, когда меня пытаются защищать от того, чего не существует. Простите, но в таком случае и в контексте всего нашего разговора ваша обеспокоенность для меня почти что оскорбительна.

«Боже мой, и чем же все это может закончиться?» – подумал про себя Луиш-Бернарду. Остановившись на месте как вкопанный, он уже не понимал, что ему следует говорить или делать. Остаться? Уйти? «Вздор какой-то! Я сейчас похож на ребенка, которого чем-то напугали взрослые. Боже, почему бы Жуану не появиться прямо сейчас и не вытащить меня из этой неразберихи?!»

– Луиш Бернарду, скажите мне одну вещь. – Нарушив тишину, Матилда решила возобновить игру, и он ответил почти со страхом:

– Да?

– Можно задать вам личный вопрос?

– Конечно…

– Почему вы никогда не были женаты?

«Черт возьми, час от часу не легче!» – подумал он.

– Потому что не случилось. Насколько я знаю, пока еще нет законов, обязывающих людей жениться.

– Конечно же, нет. Но все-таки это странно. Пожалуй, теперь настал мой черед раскрыть небольшую тайну, хотя, возможно, она таковой для вас и не является. Некоторые подруги мне про вас рассказывали. Это случалось время от времени, но почему-то всегда звучало как-то чересчур таинственно. Так в чем же тайна вашего безбрачия?

– Да нет тут никакой тайны. Я никогда не был влюблен, потому и не женился. Вот и все.

– Странно… – настаивала она, так, будто это действительно озадачило ее.

– Что же странно: то, что никогда не влюблялся, или то, что я так и не женился без любви?

Луиш-Бернарду перехватил инициативу и произнес последние слова с некоторым вызовом. Она заметила это и слегка покраснела, рассердившись на себя и на него. Он что, бросает ей вызов?

– Нет, странно то, что вы ни разу не влюбились… в женщину, в которую могли бы влюбиться, на ком могли бы жениться.

Эти слова произносились ею столь быстро, а перехваченный им взгляд казался таким неуверенным, что Луиш-Бернарду тут же пожалел о том, что только что наговорил. Однако все уже было сказано, и между ними установилась тишина, будто по какому-то молчаливому согласию, они решили дать друг другу небольшую передышку.

Из этой вязкой тишины их в конце концов вырвал Жуан, возникший между ними. Луиш-Бернарду воспользовался этим, чтобы несколько встряхнуться, и быстро распрощался, произнеся обычные в подобной ситуации слова. Откланявшись, он вышел из зала, к луне, которая к тому времени уже рассеяла своим светом сгустившийся было туман. Океан близ Эрисейры казался успокоившимся, как и он сам, благодаря взятой паузе. Вдалеке была слышна музыка с какого-то деревенского праздника, из открытого прямо над улицей окна доносились голоса и громкий смех компании его знакомых, которые, судя по всему, были беспечны, веселы и счастливы. Неожиданно для себя, Луиш-Бернарду ощутил, что страстно желает именно такого, не подвергаемого сомнению счастья. Ему захотелось пойти туда, откуда звучит музыка, на эту вечеринку с танцами, выбрать себе местную девушку и танцевать в ее объятьях, ощущать легкие прикосновения ее крепкого тела, чуть разгоряченное дыхание, дешевый одеколон, которым пахнут ее волосы, и вдруг, неожиданно прозрев, заговорщицки прошептать ей на ухо: «Хочешь выйти за меня замуж?» Луиш-Бернарду даже улыбнулся от такой своей мысли, подумав, что, возможно, на следующий день снова вернется к ней. Он зажег в темноте сигарету и отправился в сторону своего отеля, слыша на всем пути только звуки собственных шагов.

Его следующие две недели в Эрисейре включали в себя утро на пляже и обеды в рыбацких ресторанчиках на берегу океана, где в непритязательной обстановке подавали самую лучшую в мире рыбу; вечера он проводил в гостиной отеля или на открытых верандах центральной площади городка – за чтением газет, отправкой почты или за разговорами с Жуаном и еще парой-тройкой приятелей. Вечерами, если не было приглашений, он ужинал в отеле, всегда ровно в половине девятого, в компании Жуана, иногда в одиночестве либо с тем из отдыхающих, кто, не имея других планов, случайно составлял ему компанию. В ресторанном зале за ужином можно было увидеть все, что характеризовало чрезвычайно беззаботную жизнь общества, обитающего в летнем отеле. Молодые пары, чьи дети, если они у них были, передоверялись няням, с которыми те ужинали в буфетном помещении; семьи в полном составе – бабушки, сыновья, дочери, зятья и невестки, внуки-подростки, занимавшие свои места в центре главного зала; одинокие молодые люди, кто-то из них, будучи здесь проездом, кто-то – как и он, в отпуске; а также разместившаяся в этом отеле обслуга королевы Доны Аме́лии, которая сама тоже отдыхала в Эрисейре.

Луиш-Бернарду был поражен изобретательностью шеф-повара, который каждый день, ни разу не повторившись, предлагал на выбор список из трех видов супов, трех закусок, а также из трех блюд рыбных, мясных и трех десертов. По окончании ужина мужчины выходили в бар или в курительный зал, где Луиш-Бернарду также выкуривал сигару и наливал себе французского коньяку в тяжелый бокал, держа его между пальцами. Так он сидел, наблюдая за другими, или же присоединялся к играющим в кости или в домино, которое, кстати, навевало на него смертельную скуку.

В какой-то момент вечера холостые кавалеры уходили по своим делам, и тогда в зале оставались только женатые мужчины. Дальше предполагалось только одно развлечение – казино, где программа, как правило, ограничивалась одним и тем же: сигары, коньяк, рулетка и разговоры. Дважды в год эта рутина разбивалась летними балами, в начале и в конце августа. Был, правда, еще вариант полуофициальный, о котором никто открыто не говорил, обсуждая его только вполголоса, – посещение салонов мадам Жулии и мадам Имакулада^[6]. Молодые люди говорили между собой, что у Жулии больше новеньких, а Имакулада предлагает девиц более надежных. Посещение салона начиналось с полуночи и длилось всю ночь, до самого рассвета. Туда захаживали и женатые, и холостяки, причем и те и другие – люди вполне уважаемые. Даже отцы отводили туда своих безбородых отпрысков, дабы выполнить благородную миссию их инициации, приобщения к мужскому делу.

Ночные рыцарские похождения представителей летнего общества Эрисейры неизбежно становились темой приглушенных утренних разговоров между дамами под пляжными навесами:

– Говорят, что только вчера у мадам Имакулада были два графа и один маркиз! Боже милостивый, и чем это все закончится? – вопрошала слащавым голоском, с высоты своей не потревоженной вдовьей судьбы Мими Виланова, единодушно характеризуемая на местных пляжах как само воплощение добродетели.

– А вот моего мужа там не видели, потому что он все ночи проводит рядом со мной, – спешила тут же уточнить замужняя сеньора, еще не очень привыкшая к здешним нравам. На этом дамы обычно замолкали, лишь покачивая головами в знак своего общего раздражения.

Надо сказать, что дальше сплетен дело не заходило, поскольку сами «девочки» держали рот на замке, понимая, что клиентская тайна – душа их предприятия, а их кавалеры, даже нечасто их посещавшие, никогда не нарушали золотое правило, предписывающее мужскую солидарность во всем, что касается внебрачных дел.

Луиш-Бернарду – да, он был там дважды, в компании Жуана и еще кого-то. Один раз у мадам Жулии, другой – у мадам Имакулада. Он был спокоен и беззаботен, как мало кто в подобной ситуации: его не связывали обязательства ни перед кем, даже перед собственной совестью. И если здесь он мог удовлетворить желания своего тела, никоим образом не вредя духу, он шел на это с такой же легкостью, с какой отправился бы на ужин с друзьями.

В те летние дни, тем не менее, ему сопутствовала какая-то жуткая тоска, которая докучала ему даже больше, чем случавшиеся иногда пасмурные утренние часы, собиравшие детей и купальщиков на пляжном песке, подальше от воды. Дни казались ему чересчур длинными для вездесущей праздности. Как дурная привычка, не приносящая удовольствия, как состояние покоя, но настолько глупое и лишенное всякого смысла, что оно нервировало его и погружало в состояние апатии. Прогуливаясь по утрам и устало волоча ноги вечерами, он часто спрашивал себя: зачем он здесь, для чего ему проживать оставшиеся от отпуска дни, находясь в этом абсурдном неосознанном ожидании, что что-то произойдет, будучи при этом уверенным, что ничто и никогда не случится?

В течение тех двух недель он еще лишь дважды видел Матилду. Даже, точнее, видел ее в компании других, на достаточном, недосягаемом для него расстоянии. Первый раз это было на концерте, в городском саду после ужина. Она шла с группой людей, а он был вместе с Жуаном и двумя приятелями. Она поприветствовала Жуана, крепко поцеловав кузена, и, похоже, только потом обратила внимание на него: «Здравствуйте, и вы здесь? Все еще отдыаете?» Он лишь ограничился глупой репликой: «Вероятно», надеясь, что она спросит, до какого числа. Однако Матилда продолжила свой путь с прощальной полуулыбкой, вскоре затерявшись в огромной толпе дам, детей и молодых людей. Во второй раз это было на балу в казино, когда он только успел войти в зал, придя туда из бара, оторвавшись от набивших оскомину разговоров с одними и теми же собеседниками. Он остановился у входа, оценивая взглядом обстановку в зале, и неожиданно увидел ее. Матилда была ослепительна в длинном до пола платье желто-белого цвета на бретельках. Ее волосы были прихвачены диадемой с бриллиантами, лицо выглядело загорелым и чуть раскрасневшимся. Она казалась еще выше ростом и еще легче в движениях, танцуя медленный вальс в объятиях своего мужа. Матилда смотрела в ту сторону, где стоял Луиш-Бернарду, но еще не видела его, улыбаясь словам, которые муж говорил ей на ухо. Когда же, наконец, его пристальный взгляд встретился с ее, она на секунду замешкалась, будто бы не узнала его, а потом адресовала ему – не то чтобы кивок головы, а едва заметное приветствие глазами. Сразу вслед за этим ее партнер резко развернул ее в танце, и она исчезла из поля зрения Луиша-Бернарду, а потом и вовсе потерялась среди счастливых пар, танцевавших в тот летний вечер.