Цитаты из книги «Тайна леди Одли»

Судьба! Да, это была судьба. Он никогда не любил до этого. Чем был его брак с матерью Алисии, как не скучной, рутинной сделкой, совершенной, чтобы сохранить имение в семье? Чем была его любовь к первой жене, как не слабым, жалким, тлеющим огоньком, слишком незначительным, чтобы быть погашенным, слишком слабым, чтобы разгореться? А вот ЭТО – была любовь, эта лихорадка, это сильное желание, это беспокойное, неопределенное жалкое ожидание, этот ужасный страх, что его возраст – непреодолимый барьер на пути к счастью; эта болезненная ненависть к своей седой бороде, это сумасшедшее желание быть снова молодым, с блестящими цвета воронова крыла волосами, со стройной талией, какая была у него лет двадцать назад; эти бессонные ночи и унылые дни, которые восхитительным образом оживлялись, если ему случалось поймать взгляд ее прелестного лица из-за занавески, проезжая мимо дома врача;

освещались единственной лампой: величественным сооружением из железа и стекла, в котором слабый дрожащий огонек сражался с мартовским ветром. Кучер позвонил, и из маленькой деревянной дверцы в торце ворот вышел седовласый мужчина, взглянул на экипаж и ушел. Три минуты спустя он появился за железными

В жизни много трудностей, и нужно спокойно и покорно принимать то, что она посылает.

Я мог бы вынести что угодно, но только не ее привязанность к этому трусливому законнику. Этого я снести не в силах.

. За какими незначительными, казалось бы, пустяками кроется порой разгадка какой-нибудь ужасной тайны, которую до сих пор не могли раскрыть умнейшие из умных!

«Если бы я и мог простить ее за зло, причиненное моему другу, – думал Роберт, – я все равно буду ненавидеть ее за те горести, которые ее вина навлечет на человека, верившего в нее».

Он был подобен своему дому – квадратному, обращенному на север и открытому всем ветрам. В его характере не было укромных уголков, в которые можно было бы прокрасться как в тень, спасаясь от его невыносимого солнечного света. Ибо он был весь свет. Мистер Толбойс воспринимал все в одном ярком сиянии своего ума, ему было не дано видеть умиротворяющие тени, которые могли бы смягчить резкие очертания суровых фактов, подчиняя их красоте. Не знаю, удается ли мне выразить то, что я имею в виду, когда говорю, что в его характере не было никаких изгибов – сплошь прямые черты, никогда не отклоняющиеся вправо или влево, чтобы округлить безжалостные углы его ума. Для него хорошее было хорошим, плохое – плохим. Он никогда в своей лишенной сострадания, слишком добросовестной жизни не допускал и мысли о том, что обстоятельства могли сделать зло не таким черным, и наоборот, – уменьшить силу добра. Он отрекся от собственного сына только потому, что тот его ослушался, и он был готов, не думая, отказаться от единственной дочери по той же причине.

глаза, волосы, лицо и платье настолько слились

минут пребывала в глубокой задумчивости. Она носила узкую черную ленточку вокруг шеи, к которой был прикреплен то ли медальон, то ли крестик, или миниатюра; но чем бы ни был этот брелок, она всегда хранила его спрятанным под платьем. Раз или два во время этого состояния задумчивости она убирала одну из рук от лица и нервно теребила ленточку, сжимая ее нервным движением и передвигая ее

«Кто бы мог подумать, что я так полюблю этого парня, – думал он, – и буду так скучать по нему? У меня есть небольшое состояние, дающее мне три процента годовых, я – предполагаемый наследник дядюшкиного титула, и я знаю, что некая юная милая девица сделает все на свете, как мне кажется, ради моего счастья; но я бы добровольно от всего отказался и согласился остаться без единого пенни, лишь бы эта тайна благополучно разъяснилась и Джордж Толбойс был рядом со мной».