Цитаты из книги «SPQR. История Древнего Рима»

Эпитафия была написана вскоре после смерти Барбата. Эту надпись длиной в четыре строки можно считать самым ранним историческим и биографическим повествованием, дошедшим до нас от Древнего Рима. При всей своей лаконичности она является поворотной точкой в изучении римской истории. Составленная современником эпитафия дает надежную информацию о карьере Сципиона Бородатого, сильно отличающуюся от придуманных реконструкций, добытых из земли смутных свидетельств или нынешних домыслов в стиле «как это должно было быть» во время падения монархии. Текст надгробной надписи красноречиво передает идеологию и мировоззрение римской элиты того времени: «Луций Корнелий Сципион Барбат, от Гнея-отца рожденный, могучий муж и мудрый, чей облик полностью соответствовал доблести. Среди вас он был консулом, цензором, эдилом, завоевал Таврасию, Цизауну в Самнии, покорил всю Луканию и взял заложников».

Самая древняя эпитафия, рассказывающая о человеке по имени Луций Корнелий Сципион Барбат (последнее имя может значить Бородатый, Длиннобородый или Бородач), была обнаружена на передней части большого саркофага, находившегося когда-то в фамильном склепе недалеко от Рима, поскольку захоронения в черте города обычно не были разрешены. Барбат был консулом в 298 г. до н.э., умер около 280 г. до н.э., и, по всей видимости, он и основал этот мавзолей, стремясь всем продемонстрировать особое положение своей семьи в Республике, связанное с обладанием властью и признанием общества. Его захоронение было первым из тридцати последующих, его гроб-мемориал располагался на самом видном месте, напротив входа в склеп.

Самое раннее появление слова «консул» датируется двумя столетиями позже. Титул встретился на самой древней из сохранившихся эпитафий, этих тысяч и тысяч многословных тщательно вырезанных надгробных надписей, рассеянных по всей империи.

Как же в действительности началась Римская республика? Античные авторы были мастерами превращать хаос истории в стройное повествование и всегда пытались представить истоки своих привычных институтов уходящими в гораздо более глубокую древность, чем это было на самом деле. Для них переход от монархии к республике был настолько гладким, насколько это вообще возможно для таких революционных изменений: Тарквинии бежали, новая форма правления возникла сразу в готовом виде; в кратчайшие сроки появилось консульство, предлагая новый отсчет времени от консула номер один. В реальности процесс, скорее всего, был более постепенным и запутанным. «Респуб­лика» рождалась долго, в течение десятилетий, если не столетий. И несколько раз ее приходилось сочинять заново.

Афины V в. до н.э. завещали миру понятие «демократия», после того как последний тиран был свергнут и были установлены в конце VI в. до н.э. демократические институты. Хронологическое совпадение с событиями в Риме не было упущено из вида историками, которым страстно хотелось представить развитие обеих стран параллельным и синхронным. Республиканский Рим завещал миру не менее важное понятие «свобода». Первым словом Второй книги «Истории» Ливия о существовании Рима после монархии было слово «свободный», и в первых нескольких строках книги слова «свобода» и «свободный» встречаются восемь раз. Идею о том, что республика была построена на libertas, провозглашает вся римская литература, и эхо различных радикальных течений подхватило ее в дальнейшем и в Европе, и в Америке. Вряд ли можно назвать совпадением, что в лозунге Великой французской революции «Свобода, равенство, братство» (Liberté, égalité, fraternité) liberté занимает первое место; или что Джордж Вашингтон говорил о возвращении Западу «священного огня свободы», или что разработчикам Конституции США пришлось отстаивать свои идеи под псевдонимом Публий, заимствованным у Публия Валерия Публиколы, еще одного из ранних римских консулов. Но как точно определить понятие «свобода»? В течение следующих 800 лет Рим давал противоречивые ответы на этот вопрос. За это время Республика сменилась властью единоличного правителя, и политические дебаты свелись к обсуждению, насколько libertas может быть совместима с автократией. Чья свобода была поставлена на карту? Каковы были наиболее эффективные способы ее защиты? Как можно было разрешить противоречия между различными пониманиями свободы римскими гражданами? Все или почти все римляне считали себя поборниками libertas так же, как сегодня большинство из нас считает себя поборниками «демократии». Однако постоянно возникали серьезные разногласия в понимании, что же значит «свобода». Мы уже видели, что во время ссылки Цицерона его дом был разрушен и на его месте устроено святилище богини Либертас. Не каждому бы это понравилось. Сам Цицерон рассказывал, что во время спектакля о Бруте, первом консуле Республики, зрители устроили овацию, когда один из персонажей произнес слова: «Туллий, который был опорой свободы граждан». В пьесе подразумевался на самом деле Сервий Туллий, и речь шла о том, что у республиканского понятия свободы была предыстория, связанная с правлением «хорошего» царя. Однако Марк Туллий Цицерон, возможно, небезосновательно, принял аплодисменты на свой счет.

Управление страной тоже приобрело новые черты. Сразу после бегства Тарквиния Гордого Брут и Коллатин (муж Лукреции ненадолго составил пару Бруту до неизбежного изгнания) стали первыми римскими консулами. Эти двое должны были стать самыми важными официальными лицами, определяющими судьбу государства. Унаследовав большую часть царских забот, консулы управляли политической жизнью в родном городе и отправляли армию на войну; в Риме не сложилось формального разделения властей на хозяйственные и военные. В этом смысле не было противопоставления царскому стилю правления, а просматривалось его продолжение. Один греческий исследователь римской политической системы во II в. до н.э. обнаружил в институте консулов элементы римской монархии, а Ливий обратил внимание, что инсигнии консулов (знаки отличия) и атрибуты власти (фасции) были почти такими же, как у предшеству­ющих царей. Но консулы воплотили также несколько ключевых и безусловно немонархических принципов нового политического режима. Во-первых, они выбирались с помощью народного голосования, а не той половинчатой системы, при которой народ пассивно одобрял выбор царя. Во-вторых, они могли занимать должность только в течение одного года, и одной из обязанностей консулов было проведение выборов своих же последователей. В-третьих, они управляли государством совместно, в паре. У Римской республики были два основополагающих постулата: ограниченность времени правления и коллегиальность власти (за исключением чрезвычайных ситуаций, когда всю власть могли вручить одному правителю). Как мы увидим, на протяжении столетий эти догмы провозглашались все чаще и чаще, а выполнялись все реже.

Иногда падение дома Тарквиниев — что, как считается, произошло в конце VI в. до н.э. — римляне называют новым рождением Рима: город начал жизнь заново, в качестве «рес­публики» (на латыни res publica обозначает «общее достоя­ние», «общее дело») с серией новых мифов и легенд о его основании. Одно традиционное сказание, например, гласит, что великий храм Юпитера на Капитолийском холме, здание, ставшее главным символом власти Рима и образцом для воспроизведения в других римских городах, был освящен в первый год нового режима в Риме. Правда, обет о его возведении был дан еще при царях и, говорят, строили его этрусские мастера, но правда и то, что украшало фасад храма имя посвящающего, одного из лидеров новой Республики. Какой бы ни была истинная хронология строительства и освящения, которую до конца восстановить невозможно, величественный храм был виден отовсюду и воспринимался как ровесник Римской республики и символ ее истории. Много веков соблюдалась ежегодная традиция вбивать гвоздь в стену храма не только для того, чтобы обозначить очередную дату Республики, но и физически соединить ее время с «телом» знаменательного храма.

Конец монархии был одновременно началом свободы и вольной Римской республики. Слово «царь» отныне и вовеки будет римлянам противно, несмотря на то что столько основополагающих институтов уходят корнями в период царей. Известно немало дел, когда обвинение в намерениях править подобно царю разрушало политическую карьеру. Даже вдовца несчастной Лукреции безжалостно отправили в ссылку, ибо он был родственником последнего римского монарха и тоже носил родовое имя Тарквиний.

В то же время инцидент с Лукрецией имел серьезные политические последствия: по сказанию, за этим последовало изгнание царей и установление свободной Республики. Луций Юний Брут, друг Коллатина и свидетель самоубийства Лукреции, вынул кинжал из тела красавицы и, пока близкие, онемев от горя, еще не находили слов, поклялся избавить Рим от царей навсегда. В этом сюжете просматривается желание предвосхитить дальнейшие события, когда в 44 г. другой Брут, объявив себя потомком этого героя, возглавил заговор против Юлия Цезаря. Заручившись поддержкой армии и народа, который был потрясен насилием и измучен непосильным трудом на строительстве дренажной системы, Луций Юний Брут вынудил Тарквиния и его сына покинуть город.

Образ Лукреции оставил неизгладимый след в моральной сфере римской культуры. Для многих римлян она стала символом женской добродетели. Лукреция добровольно поплатилась жизнью за потерю своего целомудрия (pudicitia), или, скорее, верности, с точки зрения общепринятых в Риме взаимоотношений между женой и мужем (что касается женской роли в этом дуэте).