Молельный зал Обсидиановой академии притаился в западной башне, самом холодном и продуваемом ветрами месте. Строго говоря, это была не башня, а пристройка, соединённая коридорами, галереями и стенами с остальным зданием, но всё-таки чуть отдельная.
На верхнем этаже расположились административные кабинеты, на первом – тусклый промозглый архив, а вот весь второй занимали храмовые помещения.
Говорили, что они на таком удалении, чтобы любой из студентов мог прийти и в тишине обратиться к богам, никем не потревоженный. Истинная причина была проще: главным богом Мархарийской империи был Безликий, а смерть – не то, о чем хотелось думать слишком часто. Особенно когда она сопровождается жертвоприношениями.
Сложно поклоняться богу смерти. Но ещё сложнее не верить в него. Ведь на каждом шагу снова и снова находятся напоминания о том, что смерть – единственная и бесспорная постоянная величина в жизни.
После вспышек дикой магии студентов собирали в Молельном зале, как узнал Айден. Лицеистов просили остаться в своих комнатах. Не следили, кто именно пошёл, но Айден не сомневался: если бы не явился он, это точно заметили.
Но он не был против прийти. Место напоминало о храме, а ещё здесь царила та же аура смерти, которая усмиряла его собственную магию.
Зал представлял собой круглое помещение без окон, так что внутри всегда царил полумрак. Каменные стены скрывали полотна с вышитыми сценами из историй богов, их статуи стояли вдоль стен, у ног курились благовония, рядом изящные вазы из костяного фарфора. Всё в оттенках синего, считавшегося священным цветом смерти – поэтому и студенты академии носили полночно-синюю, почти чёрную, форму. Знак того, что они получили благословение Безликого.
Айден мог похвастаться, что он и правда получил благословение бога. И ничего хорошего в этом не было.
Сердцем Молельного зала считалась дальняя от входа стена, где высилась статуя Безликого в окружении черепов с вплавленными в них отголосками чар: в зале проводились многие обряды, часть из них жертвенная, а некоторые с магией.
Хотя в Академии эти чары почти не мерцали. А вот черепа и кости составляли композиции, как и положено в любом храме. Круги, выложенные на стене из бычьих черепов с лучами из костей. Драконы и причудливые твари, сложенные из рёбер и позвонков. Цветы с лепестками из лопаток и схематичные лица из тазовых, в костных колечках которых виднелись алые глаза из окаменевших осколков драконьей крови.
Духи-хранители наблюдают за всеми, хотя сам Безликий бог слеп.
Его статуя высилась между костей по стенам, освещённая зачарованными лампами с синеватым светом. Простая фигура, закутанная в балахон, но мраморные складки выполнены в мельчайших деталях. На голове капюшон, а вместо лица – тьма.
Смерть не имеет пола. Смерть не имеет лица. Потому что для каждого оно своё.
Холодные оттенки зала разбавляли красные ленты, безжизненно висевшие на специальных шестах, изображавших позвонки. Столичный храм, где воспитывался Айден, стоял за чертой города, вне шума и суеты, по ту сторону стен. По утрам во дворе разливалась тишина, и Айден любил смотреть, как туман цеплялся за садовые деревья. Яблони, усыпанные красными лентами. Некоторые повязывали на стволы, другие едва держались на сучьях, ветви почти скрыты под тканью.
Каждая повязанная лента – чья-то молитва. Красная, как кровь, данная Безликим, чтобы люди могли жить – и которую придётся возвращать в момент смерти.
Сидя на полу в Молельном зале Обсидиановой академии, Айден не слишком интересовался всеми этими статуями, скульптурами и полотнами ткани. Всё это было привычно. Одни ленты вызывали интерес. Кто из студентов их повязал и о чём они молились?
В его храме внутри лент не было. Но здесь сад оставался садом, а молитвы висели на мраморных костях, не тронутые ветром и дождём, запечатанные в зыбкой сизости.
Может, где-то здесь висят и ленты, повязанные рукой Конрада. Но если он и просил о долгой жизни, Безликий его не услышал.
Настроение царило подавленное. На полу устроилось десятка три студентов, некоторые с их курса, других Айден видел впервые. Люди усаживались, молились, а позже уходили и их места занимали новые. На весь день занятия отменили.
В храме не случалось всплесков дикой магии, а когда Айден был маленьким и жил во дворце, там если и происходило, он об этом не знал. Так что смутно представлял, что это такое и почему на остальных так сильно влияет.
В Молельном зале он осознал: каждый думал, что мог быть на месте Артура Финли. Слишком много не обученных до конца студентов, не рассчитывающих свои силы, а порой и попросту неуравновешенных. Раз в год или два случались выбросы дикой магии.
Николас сидел рядом, но его явно не впечатлял храм, и общей скорбностью он не проникся. Тем не менее после Саттона Айден пришёл сюда, и Николас уже был между другими студентами.
Когда профессор Саттон прислал слугу с просьбой зайти, Айден думал, с ним будут говорить о его собственном выбросе магии – когда тут же дикая, в этом не было бы ничего необычного. Но, к его удивлению, Саттон повёл разговор в другом ключе.
Он сидел один в своём кабинете, сквозь окна пробивалось хмурое утро, и в задней части комнаты горели газовые лампы. Саттон жестом пригласил присесть именно там, а не у профессорского стола.
– Как Артур Финли? – спросил Айден.
– В лазарете, сегодня его заберут родители.
– Его магия восстановится?
Или он стал иссохшим? Но вслух Айден не говорил. Он не видел в этом особого ужаса, но невольно заразился подавленным настроением студентов. В конце концов, он не понимал, потому что сам никогда бы не смог иссушить себя до конца, а если бы у него не было магии – ну это не самое страшное. Наоборот, возможно, ему бы жилось гораздо легче.
Для аристократа было важно не только происхождение и размер состояния, но и магия. Именно она могла продвинуть лично каждого, помочь заслужить новые титулы или уважение в обществе. Без неё мало шансов. Положение Айдена было иным, отличным от других студентов, но он понимал их.
К тому же лишиться магии – это как лишиться части себя.
– Время покажет, – уклончиво сказал Саттон. – Мы сделали тесты, искра магии у Артура осталась. Возможно, она погаснет или он вернёт силы. Восстанавливаться будет в семейном доме.
Что значило – он, скорее всего, почти иссушен. Иначе его бы оставили в местном лазарете и не стали отстранять от занятий. Даже без магии он мог продолжать – и надеяться, что искра снова вспыхнет. Но если Артур уезжал, значит, дело плохо.
Всплеск дикой магии мог повредить самому магу, а не только иссушить силу. Не ранить физически, но нанести вред разуму или общему здоровью.
Айдену не хотелось, чтобы кто-то вот так пострадал или стал иссохшим. К тому же он очень рассчитывал на разговор с бывшим соседом брата. Конечно же, дознаватели допрашивали Артура – как и всех. Но Айдену он мог рассказать то, о чем умолчал с ними. Так что принц искренне надеялся на лучшее.
В храме Безликого некоторое время жил один иссохший. Его привезли родные, надеясь, что он сможет исцелиться. Мужчина был совершенно безумен, ночами завывал, ходил под себя и пытался есть землю в саду.
Такое помутнение случалось редко, и храмовая аура смерти действительно ему помогла. Полностью в себя не пришёл, но хотя бы начал понимать, кто он и где.
Но тот мужчина пытался в одиночку не только сотворить ритуал, а провести запретный – наколдовать денег, чтобы расплатиться с долгами. Сила взметнулась и закончилась вспышкой дикой магии, которая иссушила мага.
Артур Финли, как шептались, никаких ритуалов не проводил. Его новый сосед утверждал, что тот с момента приезда в Академию ходил сам не свой, почти не ел, не разговаривал. А потом произошёл выброс дикой магии.
– Я хотел поговорить о твоей силе, Айден, – при личных разговорах Саттон общался менее формально. – Конрад был моим учеником, Роуэну я тоже преподаю. Но уровень твоей силы я не знаю, хотя по зачарованию могу примерно определить. Явно не меньше, чем у твоих братьев.
Айден кивнул. И даже не слукавил, когда сказал:
– В конце прошлого учебного года мою силу тестировали.
– Да, мне прислали результаты.
Это было сразу после похорон Конрада, когда Айден заявил, что хочет отправиться в Обсидиановую академию. Мать сомневалась, но она вообще сомневалась, когда что-то шло не по плану, а на всех трёх сыновей у неё были вполне чёткие замыслы: Конрад – наследный принц и в будущем император, Айден остался бы в храме, однажды занял место настоятеля и позже Верховного жреца. Очень удобно, обе ветви власти в руках Равенскортов. Для Роуэна предполагалась военная карьера, но он не оправдал ожиданий: в Обсидиановом лицее показывал неплохие результаты, но не выдающиеся, зато увлёкся литературой, поэзией, искусством – словом, вещами, крайне далекими от военного дела, которое его вовсе не интересовало.
Мать была против. Она оплакивала старшего сына и не очень хорошо и быстро приспосабливалась к новым условиям. Отец не был против – Айден приложил все усилия и красноречие, чтобы убедить. Когда понял, что Роуэн не хочет уходить из Академии, а император не станет забирать его из-за неясных опасений Конрада в письмах.
Конечно, Айден рассказал. Конечно, ему не очень поверили. Не было ни единого намёка на то, что кто-то что-то имел против Конрада. Что он упал не случайно. На той вечеринке на крыше все упились настолько сильно, что ничего толком не помнили. Отец намекнул, что это вообще могли счесть самоубийством, но поводов тоже не было, а корона приложила все силы, чтобы пресечь подобные слухи.
Айден должен был радоваться, но расследование ничего не дало. Тогда-то Айден и начал настаивать, что раз он теперь наследный принц, ему нужно учиться в Академии, а не в храме.
Отец согласился. При одном условии: магию Айдена протестируют, и если она устойчива, он сможет поехать.
Проверку Айден хоть и с трудом, но прошёл. Тени ему подчинялись, проблемы возникали, но не слишком сильные.
Зато за лето стало хуже. Сила бесновалась, стоило её вызвать, контролировать почти не выходило. А когда Айден пытался колдовать, потом ему становилось плохо. В последний раз он пробовал накануне поездки в Академию, а потом пришлось останавливаться у кустов роз. Сегодня голова тоже кружилась, но немного – на самом деле он ожидал худшего.
Он никому не рассказывал. Боялся, его снова отправят в храм, и больше он оттуда уже не выберется. Корона не хотела идти на то, чтобы объявлять о проблемах Айдена, это могло бы показать Равенскортов слабыми. Но выставить жречество желанием Айдена могли бы. А жрецы троны не занимают, значит, короновать можно Роуэна.
– Меня предупредили, – осторожно сказал Саттон, – что у тебя некоторые проблемы с тенями.
Айден окаменел. Что ему рассказали?
– Что после храма тебе сложно их вызывать. Но я вижу, что с этим не так много проблем, как мне намекали.
Какой же он идиот! Ну конечно, с Саттоном поговорили. Может, как раз для этого Дэвиан приезжал лично. Намекнул, что не стоит Айдена сразу пускать с остальными. Если бы не Николас, Айден мог весь год спокойно отсидеться. Может, Саттон даже подучил бы его обузданию теней.
– Не думаю, что есть необходимость в новых тестах, – сказал Саттон. – Ты явно силён. Но я бы хотел узнать твои пожелания о совместных ритуалах.
– Я хочу и впредь работать в связке с Николасом.
Саттон удивился:
– Ты уверен? Ученикам полезно посмотреть на твою силу, но не очень хорошо, если они будут считать тебя или вашу связку… опасной.
Неловко замолчав, Саттон смутился, и тут Айден наконец-то понял. Может, Саттон и не знал всего, но имел представление о проблемах Айдена. Остальные студенты – нет. Что они могли подумать после случившегося? Либо сделают выводы о плохой подготовке Айдена, либо о том, что их связка не очень хороша.
– Такого больше не повторится, – заверил Айден.
Уж он постарается.
Вообще-то вариант с плохой связкой его устраивал. Раз Николас не срабатывался с другими, здесь это тоже никого не удивит и прикроет неопытность Айдена. Но подставлять Николаса почему-то не хотелось.
Теперь, сидя рядом с Николасом в Молельном зале, Айден думал, что тот, похоже, единственный, кто знает тайну Айдена полностью – и его это не смущает.
Когда Николас наконец-то поднялся с пола, Айден последовал за ним, сочтя, что хватит с него молитв. Они оба подошли к жрецу в чёрных кожаных одеждах, который стоял рядом со статуей Безликого и раздавал благословения. Для этого и устраивались моления: студенты должны подумать, как всё бренно, успокоиться в тишине зала и получить немного благословения, которое усмиряло магию аурой смерти. На всякий случай.
Жреца звали Лестер Мэннинг, он преподавал религию, которая уже была в этом году, и гаруспию, искусство предсказания по внутренностям животных. Сегодня должно было пройти вводное занятие, но вместо него Мэннинг выполнял свои обязанности жреца.
Голову скрывал капюшон, лицо – ритуальная маска. Безликий жрец Безликого бога. В одежде из чёрной кожи, потому что с неё легче смывать жертвенную кровь.
Он кивнул Айдену и Николасу, зачерпнул костяной муки из обсидиановой чаши и с короткой молитвой Безликому щедро посыпал им на головы. На светлых волосах Николаса перетёртые в пыль кости почти не были заметны, зато щедро усыпали его плечи в чёрной форменной рубашке, и он с трудом удержался, чтобы не чихнуть.
Не самый ужасный ритуал, как считал Айден. Хотя потом эту пыль приходилось вытряхивать из волос, лучше благословение Безликого, чем очередное жертвоприношение.
О проекте
О подписке