6

Необъяснимое разочарование разливалось по сердцу Фан Ло.

Но очень скоро она удивилась тому, что вообще его испытывает. Она со смущением обнаружила, что желание, которое пряталось в ее душе, бездумно выползает наружу, копошится, как маленький безымянный зверек.

Неужели ей нравится этот мужчина? Это напоминало открытие Нового Света Колумбом. В океане ее души маленькая лодка, ведÓмая чувствами, пережила уже немало трудностей, борясь с волнами во мраке, а она этого даже не осознавала. Теперь эта лодочка добралась до твердого берега, с грохотом натолкнулась на риф – и Фан Ло внезапно прозрела. Оказывается, ей уже давно полюбился этот крестьянин, живущий в горной глуши.

Полуночный звонок не удивил Ян Цзиньгэ. Напротив, он поспешил сказать:

– Ну наконец ты позвонила! Я тебе столько раз набирал, а ты всё не отвечала, я даже испугался, что с тобой что-то случилось. Если бы ты и завтра мне не ответила, я бы обратился в полицию.

Фан Ло немного растрогали его слова. Ей всё-таки было приятно, что кто-то о ней заботится. И она ответила:

– Я выбираю места для съемки музыкального фильма «Люди царства Ба». В горах плохая связь. Хотела тебе перезвонить, но не дозвонилась.

Ян Цзиньгэ перестал волноваться, и речь его стала спокойнее.

– А, вот оно что. – Он широко зевнул. – Так поздно, а ты всё еще не спишь?

– Я уснула было, но вспомнила, что надо тебе позвонить.

Ян Цзиньгэ лукаво рассмеялся и прошептал:

– Да ты никак по мне соскучилась?

– Ян Цзиньгэ, – остановила его Фан Ло, – ты поосторожнее там, а то твоя подруга тебя услышит и три дня, не меньше, будет на тебя дуться.

– Да не волнуйся ты, – беспечно возразил Ян Цзиньгэ. – У нее более свободные взгляды, чем у тебя. Она никогда не спрашивает меня о моих личных делах. Да к тому же она и злится вполсилы, не то что ты. Ты постоянно ворчала.

– Вот из-за этого-то у нас ничего и не получилось, – сказала Фан Ло. – Иначе с чего бы мы расстались? Я видела ее фотографию, которую ты мне вчера прислал. Ей идут светлые волосы – смотрится очень современно.

– Они крашеные, – Ян Цзиньгэ, хохотнув, понизил голос.

Фан Ло догадалась по его шепоту, что он не один, и тут же заметила:

– Ага, так она сейчас у тебя!

Ян Цзиньгэ некоторое время молчал, а в душе Фан Ло зрело недовольство.

Наконец он сказал:

– По правде говоря, она давно ко мне переехала, но мы живем наполовину раздельно – в разных комнатах.

– Не надо в детали вдаваться, – попросила Фан Ло. – Хочу только напомнить, чтобы никто не трогал мою подушку. Думаю, когда я вернусь домой, заберу у тебя все свои вещи.

Когда они разводились, Фан Ло не претендовала на квартиру, потому что покупал ее Ян Цзиньгэ и за нее нужно было платить в рассрочку еще восемь лет. Фан Ло просто забрала свою одежду, а некоторые вещи на время оставила у него.

– И зачем это? – спросил Ян Цзиньгэ. – Да, брак у нас распался, но мы ведь остаемся друзьями, продолжаем любить друг друга, разве не так?

– Любить друг друга? – изумленно ответила Фан Ло. – Ну всё, заканчивай звонить мне по поводу и без. Мы уже расстались. Не притворяйся, что хочешь как-то удержать прошлое. Ты не Лу Ю, а я не Тан Вань^[23].

Если бы Ян Цзиньгэ стоял сейчас перед ней, она бы непременно увидела, как у него краснеет кончик носа – обычно так бывало, когда он злился. Но она только услышала, как переменился его голос:

– Фан Ло, и ты тоже не думай, что я твой муж и ты можешь меня ругать, как тебе вздумается. Я просто проявил заботу по отношению к тебе, а ты не желаешь это принять!

Фан Ло молчала.

– Да скажи хоть что-нибудь! – воскликнул Ян Цзиньгэ.

– Уже поздняя ночь, – вздохнула Фан Ло. – Чего ты хочешь, чтобы я сказала?

– Ты тогда говорила, что к какому-то певцу едешь, – сказал Ян Цзиньгэ. – Что, доехала?

– Да, – сказала Фан Ло. И со злорадством добавила: – Я сейчас у него.

В трубке что-то стукнуло – не то сигнал пропал, не то Ян Цзиньгэ что-то уронил.

– А он… Он сейчас где? – как будто задыхаясь от ярости, спросил Ян Цзиньгэ.

Фан Ло понизила голос:

– Спит, конечно.

– То есть у него дома красавица, от которой глаз не отвести, а он спокойно заваливается спать? – В голосе Ян Цзиньгэ послышалось непонимание. – Да он ненормальный! Фан Ло, ты совершила ужасную ошибку!

Фан Ло возмутилась:

– Хватит чушь нести! Это моя работа, понял?

– Тут дьявол с богом борется, – сказал Ян Цзиньгэ, – а поле битвы – сердца людей.

– Ты еще способен на такие глубокомысленные речи? – съязвила она.

– Фан Ло, тебе бы подучить литературу. Это Достоевский.

– Хватит строить из себя высокодуховную личность. Оставь эти штучки для своих учениц.

– А ты не смотри на то, что я целые дни с девчонками провожу. Признайся – ведь ты тоже человек беспокойный. И в этом нет ничего плохого. Разве мы сейчас не разрабатываем инновации? Без инноваций не было бы и сегодняшнего Китая. Тебе, Фан Ло, просто нужно найти свое направление. Мы не вчера из-за парты вышли. Я-то могу выдержать многое, но ты, прости за откровенность, на это не способна.

Фан Ло сжала в руках телефон и прислушалась. Она смутно уловила какой-то шорох. Конечно, это Ша Лу встал – его разбудил разговор за стеной. Она перевела глаза на дверь. Они уже привыкли к темноте, а за окном разливался бледный лунный свет. Постучится ли к ней Ша Лу?

7

За окном вставал тусклый рассвет.

Фан Ло мирно спала в крестьянском доме в горах. Она не могла уснуть до глубокой ночи, и только под утро тихонько погрузилась в сон, сквозь который смутно слышала, как на улице кричат петухи и лают собаки. Через открытое окно до нее порывами долетал приятный свежий ветерок. Она снова услышала, как поет Ша Лу. По ее коже пробежали мурашки, а по телу прошла дрожь – как и в тот день, когда он впервые пел на их телеканале. Песни этого грубоватого на вид человека были так проникновенны, что взволновали Фан Ло даже во сне.

Она проснулась, но ей совсем не хотелось вставать – она любила поваляться утром в постели. В те годы, когда они с Ян Цзиньгэ еще были женаты, бывало так, что он уже возвращался из университета после занятий, а она всё была в полудреме и нежилась в кровати. Ян Цзиньгэ злился, ругался, а затем уходил под предлогом, что у него какое-нибудь мероприятие или конференция. Тогда Фан Ло лениво вставала, умывалась, причесывалась и, наконец, спускалась в кафе «Ёсиноя», чтобы поесть риса с говядиной и выпить горячего черного чая, а порой заходила в KFC. Иногда ей было просто-напросто скучно.

– Учитель Фан, пора вставать и завтракать! – прозвучал за дверью голос Ша Лу.

Дверь была полуоткрыта: в этом деревенском доме двери запирались при помощи деревянных задвижек, которые порой выскальзывали из своих прорезей. Фан Ло ждала, что Ша Лу откроет дверь, и она увидит его лицо. Но он просто стоял за дверью и тихонько звал:

– Учитель Фан!

– Да, я сейчас встану! – откликнулась она, но продолжала лежать без движения.

– Учитель Фан, – снова напоминал он, – я подготовил вам воду, перед дверью поставил.

Ей хотелось попросить его внести воду прямо в комнату, но она удержалась.

В кухне трещал огонь – Ша Лу уже успел сходить в горы и нарубить дров. Вчера вечером за ужином он рассказывал, что до начала зимы каждый день ходит в горы и возвращается домой с вязанкой дров. Около восточной стены поленница уже достает до крыши, можно всю зиму спокойно топить печку. Иногда он приносит с собой уголь. Раньше он стоил несколько юаней, но теперь цена поднялась до десяти. Жители Мапинцунь обычно просят кого-нибудь съездить за углем на тракторе, но у Ша Лу нет таких денег, а силы есть, вот он и ходит за углем сам. Нужно пересечь горы, пройти десять с чем-то ли^[24]. Эта дорога идет дальше, за поселок Лунчуаньхэ. Фан Ло рассеянно слушала рассказ Ша Лу о повседневных сельских заботах и просто смотрела ему в глаза – они выражали неподдельную серьезность.

За дверью было слышно, как Ша Лу готовит на кухне. Оттуда доносился аромат листьев лотоса и запах дров. Фан Ло собралась с духом и окликнула его:

– Ша Лу, я слышала, как кто-то пел на берегу реки – это были вы?

– Да, – откликнулся он из кухни.

– Я еще подумала, что это сон. Это вы так жителей деревни утром будите?

Ша Лу не ответил. Фан Ло снова спросила с любопытством:

– Что вы готовите?

– Листья лотоса, – ответил он. – Я их на берегу собрал. И пампушки из кукурузной муки.

Пока они разговаривали, со двора донесся шум – пришла какая-то женщина, позвала Ша Лу, и он, отозвавшись, вышел. Фан Ло слышала только неразборчивые голоса, которые звучали всё громче и громче.

– Посмотри, есть что-нибудь? – спрашивала женщина.

– На что смотреть? – нетерпеливо и с напряжением в голосе спросил Ша Лу. – Корми своих свиней и готовь свою пищу.

Женщина повысила голос:

– Когда тебе что-то нужно, ты приходишь ко мне. А как я тебе один вопрос задам – так ты из себя выходишь.

– И где же я из себя вышел? – спросил Ша Лу и тихо добавил: – Я разрешил тебе засадить поле и денег не взял. Что тебе еще нужно?

Женщина продолжала демонстрировать недовольство:

– В деревне видели, как ты привел к себе городскую женщину. Вчера вечером и нынче утром ко мне народ толпами шел, и все спрашивали – ты что, в Пекине жену нашел?

Ша Лу рассердился и отрезал:

– А ты больше их болтовню слушай.

Тогда Фан Ло вышла во двор, и всё разом стихло. Напротив Ша Лу стояла краснощекая женщина лет двадцати с небольшим. Волосы у нее были зачесаны в хвост, их кончики пожелтели. На лбу проступали тонкие, не по возрасту, морщины. Увидев Фан Ло, она широко раскрыла глаза, но ничего не сказала. В ее взгляде смешались любопытство и сомнение. Фан Ло спросила хозяина:

– Ша Лу, у вас гости?

– Это моя сестра, – поспешно ответил он. И повернулся к женщине: – Возвращайся-ка поскорее домой. Тебя дети ждут.

Но женщина не уходила и как будто ждала чего-то. Ша Лу, отвернувшись, порылся в кармане. Шея у него покраснела. Он вытащил несколько мелких монет и сунул женщине в руку, подталкивая ее к дорожке, ведущей со двора.

– Иди-ка скорее назад. Будет время – я детей заберу.

Женщина схватила мелочь и проворчала:

– Детям мясо надо есть, а один цзинь^[25] больше десяти юаней стоит…

– Столько солонины – и они не едят? – спросил Ша Лу.

– Где же солонину взять? – вздохнула женщина. – Она уже давно закончилась – когда мы картошку сажали.

Фан Ло подошла к ней, протянула несколько купюр в сто юаней, и та их машинально приняла. Ее пальцы – грубые, будто покрытые иглами, с чернотой под ногтями – коснулись руки гостьи. В сердце Фан Ло поднялась жалость. Только она собралась что-то сказать, как Ша Лу резким движением выхватил у женщины из рук деньги. Выражение его лица изменилось, между бровей залегли складки.

– Что это вы делаете? – громко спросил он. – Зачем?

Он все повторял этот вопрос, а женщина боязливо спрятала руки за спину и ответила:

– Она сама мне их дала.

С этими словами она заторопилась прочь, но, пройдя несколько шагов, обернулась и бросила взгляд на Фан Ло и Ша Лу.

Фан Ло не ожидала, что Ша Лу так разозлится из-за ее щедрости. Она и сама рассердилась, поддавшись какому-то неясному чувству. Ша Лу в тот момент стал еще более мужественным, мышцы на его лице, казалось, окаменели, губы плотно сжались, и на лице проступило выражение непреклонности. Фан Ло фыркнула, махнула рукой и вернулась в дом, где бесцеремонно съела пампушки из кукурузной муки, лежавшие на столе, а потом сказала:

– Ша Лу, если вы не рады меня видеть, я уеду. Чего это вы так злитесь?

Ша Лу ничего не ответил, только отдал ей обратно деньги. Сухо кашляя, подошел отец Ша Лу и пропел:

 
Утро к нам приходит с востока,
На западной дороге цветов так много,
Левой рукой срывай – на голову надевай,
Правой рукой сорви – за пазухой сбереги.
 

А потом снова закашлял и сказал:

– Сегодня пампушки сладковатые.

Фан Ло больше не разговаривала с Ша Лу. Она чувствовала себя бесстыдно занявшей чужой дом. Ведь у них нет ничего общего. Что держит ее здесь, что заставляет с видом гостя сидеть за столом? Этого она никак не могла понять.

Стол этот был самой ценной вещью в доме Ша Лу. В Пекине Фан Ло видела такую же изысканную мебель. На вид этот гарнитур – квадратный стол и восемь стульев – был старомодным, но сохранял прочность, потому что был сделан из знаменитого лавра района Сянъэси. Ша Лу рассказывал, что в год земельной реформы его отец получил этот стол как свою часть от имущества бывшего землевладельца. Фан Ло пошутила, что, если продать стол на рынке, на вырученную сумму можно купить неплохую новую квартиру в центральном городе уезда. А Ша Лу ответил, что его отец ни за что не поедет жить в город, даже если восемь носильщиков понесут его туда в паланкине.

Поглаживая блестящую столешницу, Фан Ло думала, что пора бы попрощаться, но вдруг услышала, как ее зовет Ша Лу:

– Учитель Фан, я собираюсь на реку, пойдете со мной?

Он как будто забыл о своем недавнем гневе и спокойно смотрел на Фан Ло. Она удержала слова прощания, которые готовы были сорваться у нее с языка, и кивнула ему.