Дуди удивил Эсти, сказав, что он из Итиля.
«Из Итиля?» – изумилась малышка. Голубые глаза ее засверкали, Губы вдохнули воздух преклонения. Уши внимают, сердце размышляет. В единый миг она поднялась в собственных глазах.
«Вот, услышит Дебора, – ликовала она в своем сердце. – И мать будет очень довольна. И отец обрадуется. Будет о чем поговорить Дудику и Дову. Ой, конечно же, мы туда поедем хотя бы раз? Ведь если я попала в семью из Итиля, я обязательно буду в Итиле».
Она была околдована столицей, дела которой вершились с мудростью, доходящей степени изумления. Итиль со всеми ее потрясающими развлечениями, спектаклями и балами. «Расскажи мне об Итиле», – попросила Эсти.
«Что бы ты хотела услышать?» – спросил Дуди. – «Особенно много не о чем рассказывать. Большой город, много мостов. Верно, каждый вечер можно встретиться с друзьями, слушать песни на площадях, не как здесь, где так тихо. Но я не очень-то любил все это там. Очень редко покидал наш квартал. Итиль хорош для того, у кого много денег и есть у него карета. Трудно жить в огромном городе. У нас кареты не было, а добираться в любое место пешком просто сумасшествие».
«Ты видел дворец Кагана?»
«Да, – ответил Дуди, – даже был в нем».
«Ты был внутри дворца?»
«Да. Это не проблема. В дни праздника Кущей – Суккот – мы встречали всю семью Кагана. Они очень симпатичны. Надо бы тебе видеть, в каких мундирах они ходят».
«Красивые мундиры?» – глаза Эсти просто излучали свет, вкушая невероятное удовольствие все это видеть.
«Никогда не видела мундиры, – пожаловалась она тонким несчастным голосом, – только на рисованных картах».
Ответ Дуди был полон удивления, этакий выдох из легких через сжатые губы при покачивании головы, примерно так: «Ого!»
Он ей рассказывал еще о регулярных войсках, о тех легко передвигающихся подразделениях, совершающих невероятно дерзкие операции, мощных знатоках и умельцах войны, умеющих пользоваться непобедимым оружием. Свободное от войны время они используют для охоты и упражнений саблями, занимаются укреплением границ страны и великими походами по захвату огромных пространств вокруг. Великим стыдом для них, для хазар, – умереть в постели, дома, а великой честью и гордостью – пасть на поле брани. Это та самая мужественная иудейская пехота и кавалерия, которая раз за разом смешивала все планы лучших из лучших шведских полководцев Последние пытались пробудить и побудить славян в их селениях кличем – «Не повышать налоги хазарам!» В руках хазарских пехотинцев-лучников оружие по дальности и силе превышает всех врагов. И эти лучники в использовании мощнейших луков достигли силы и умения, с которыми никто не может сравниться.
С детства, с двенадцатилетнего возраста, обнаруживают этих легендарных лучников, упражняясь в школах и отбирая лучших из лучших.
Когда мусульмане попытались выйти в атаку с юга, направили эти лучники свои стрелы на лошадей противника. Тучи стрел останавливали атаку еще до того, как приходило главное мусульманское войско, прочесавшего и не оставившего камня на камне тех стран, которые были на пути хазарской кавалерии, готовой рвануться в бой – всадник против всадника. И вот, все мусульмане свалились с падающих под стрелами коней, частью раненые от стрел, пришедших с неба, часть ищущие свои мечи, мечущиеся в надежде сбежать с поля боя.
Все эти воинские описания подходят беседе юношей, и, конечно же, навели скуку на малышку.
«Чем занимается твой отец?» – напрямую спросила Эсти.
«Отец преподает Тору, Пророков и Писания», – сказал Дуди, и стало ясно откуда у него это имя, и еще Эсти поняла, что семья его не из больших богачей. И сам по себе возник ответ на вопрос, который ее удивлял: почему у него нет коня.
Есть вещи, которые Эсти, сельчанка, не знала. Цена лошади невысока. Но содержание его в больших городах было дорогим, где особенно дорого стоили конюшни, да и цена ржи и овса была немалой. Конь, как и машина, требует пищи, едут на нем или не едут, так, что молодые люди в городах только из богатых семей могут себе позволить иметь коня.
В этом причина, что Дуди присоединился к этому походу из Лопатина в дальний дворец, за пределами границ Хазарии, цель которого была простой: вернуть двух детей графа семье. При возвращении граф обещал, что каждый получит коня, а также место в конюшнях Лопатина на берегу моря, Хазарского моря, корм для коней на три года, лечение, слежение за копытами и расходы на небольшие каждодневные поездки, выдаваемые конюхами графа.
Обо всем этом Дуди рассказал ей простым и сухим языком в тот холодный вечер. О Лопатине сказал только, что это «красивый город», не упомянув насколько он прекрасен на холме в сердцевине Хазарского моря. Стоит он в конце узкого полуострова, подобно пальцу, протянутому вглубь вод, полному солнца и тишины, на вершине холма, в конце этого пальца земли.
Это город многих дворцов. Шеренги флагов развеваются над крепостью, обращенной в сторону моря. Ухоженная улица ведет к дворцу графа, вокруг которого множество грядок нарциссов. Они огромны и расцветают именно в эти дни – дни Песаха.
Ахав проснулся. Ему было жарко под шкурой. Сильное ощущение продолжения сна захватила его. Это был физически ощутимый сон, казавшийся истинной реальностью. Запоминать сон Ахава учил отец: сначала запомнить его с закрытыми глазами, а потом вторично, открыв глаза. И так закреплялся сон при свете дня.
Позднее, вечером, он сел за стол и записал сон, и все же не сумел закрепить его во всех подробностях.
Сон. Ночь в медовом доме Деборы. 13 апреля 862 года.
Я и еще она, незнакомка, на берегу очень широкой реки. Второго ее берега не видно. Дугой вспрыгивает над водой рыба, за ней – другая. «Смотри», – говорю я, указывая на прыгающих рыб. Воды темны в верхней своей части, да и рыбы прыгают странным образом. Очень медленно, замирая в высоте, и столь же неестественно медленно падают обратно в воды, словно совершая кульбиты.
Хорошо видна темная красивая рыба и воды подобны маслу. Я оглядываю реку. Высокий берег разрушается, а я на кромке вод, и незнакомка – в длинной вязаной юбке – рядом со мной.
Я не знаю кто она. Она не имеет никакого значения. Она – мимолетная гостья, беда мне, когда пишу о ком-то на бумаге, ибо во сне она была как ничто, но записанная, она обозначится более ощутимо для того, кто найдет эту бумагу. Она была ничто, только рядом на миг. Слышишь, Деби, только тебя я вижу во сне физически ощутимо, лишь ты не мимолетна.
Я гляжу на воды, и они становятся прозрачными на глазах, и ясно видны снующие рыбы совсем близко от моего лица. Карпы выглядят несколько более изящными, чем в реальности, но очень вялы, ибо они под водой, и угол зрения сверху, на уровне поверхности, не дает возможности видеть рыб. Этому мешают еще и мутные воды, и вообще вокруг сумрачно. Но воды уходят в пучину, и вся река падает наискось, или это я спускаюсь как-то очень размыто на место, ниже уровня реки, и вот, вижу вглубь. Огромные рыбы снуют, уплывают, исчезают в дальних водах, то возвращается к моему лицу, и головы их круглы, подобны голове щенка. Они бесцветны, черно-белы.
Еще предметы плавают в воде, и ясно, что это рыбы, похожие на предметы.
А воды становятся все прозрачней и просвечиваются, и видно вглубь, до самого дна, которое не в середине реки, а ближе к берегу, и там стоят черная овца и смотрит на меня. Она черна и курчава. И она настоящая, но кажется на миг подобной муляжу овцы. Чернота ее подобна углю. И шерсть ее окрашена словно индийскими чернилами. И глаза овцы черны. И она смотрит на меня из глубины вод. А воды стоят напротив меня стеной, а я на одном уровне с дном реки, и черная овца там, и у меня ощущение тайны. Вокруг овцы снуют рыбы формами, схожими с домашней посудой.
Река стоит перед моим лицом почти вертикально, давая ощущение неудобства, и я поднимаюсь по берегу. И незнакомка в длинной своей юбке поднимается со мной, рискуя измазаться в грязи берега. Стена берега отвесна и разрушается на глазах. Земля его неприятна и корни торчат из нее. Бежит пес, и ремень от ошейника тянется за ним.
Мы поднялись наверх, сидели на краю тропы, и сон кончился.
«Что ты пишешь, Ахав? – спросила его Дебора и зажгла сразу несколько свечей. С воском никто не считался. – Почему ты пишешь в темноте?»
«Я записываю сон», – сказал Ахав и рассказал ей его.
Деби слушала, широко раскрыв глаза. Попросила еще раз описать овцу в глубине вод. Ахав запутался в описании. Слова не подходили к виденному, исчез ритм и певучесть видения во сне. Но он сказал несколько обрывочных предложений: «У женщины было несколько привлекательное, нежное, заостренное в чертах лицо, тоже черное. Ноги тонкие, как черные палочки книзу. И она смотрела на меня, она была целиком как один взгляд».
«И она что-то просила, ты думаешь?» – спросила Дебора.
«Да, это так выглядело. Это был, вероятно, просительный взгляд или, быть может, удивленный. А честно, я не верю в сны».
«Не надо слишком верить, и тут ничего нет, что можно расшифровать. Ясно, что исчезнувшие дети не дают тебе покоя, это отчетливо выступает во сне. Овца в глубине вод».
«Нет, – протянул Ахав, – н-е-е-т. Какое это имеет к отношение увиденному. Обычный сон».
Дебора замолкла, несколько уязвленная, приблизилась к нему, поцеловала его в щеку, уткнулась в нее лицом. И так они замерли, он – на стуле, она, прижавшись к нему, даже, когда вошла Малка со свечой из соседней комнаты, увидела их и вышла.
Так или иначе, они разжали объятия, и Дебора взяла лист с записанным на нем сном, прочла. Ахав усмехался про себя, ожидая, когда она дойдет фрагмента, где она упоминается. Улыбка появилась у нее на лице, когда она дошла до этих строк, посмотрела на него, хлопнула по плечу:
«Что ты обо мне написал?» – в голосе ее были нотки ликования и счастья.
Она вернулась к тексту, спрашивая: «Еще что-нибудь обо мне написано?»
«Нет».
Она дочитала до конца, отложила лист и сказала: «Прекрасно написано».
Снова вошла, и более уверенно, Малка, затем вышла, взяла медный таз из ящика, где хранилась посуда, вернулась. Руки ее были в тесте, на ладонях два яйца. Сказала Деборе: «Принеси мне, пожалуйста, маленькую сковородку, но не опрокинь ее».
Дебора открыла крышку сундука, в котором разложена была в аккуратном порядке кухонная посуда – кастрюля в кастрюле, покрытые лоскутами кожи. Маленькая сковородка лежала в большой сковороде, ручки – отдельно, чтобы сэкономить место. Отдельно – формы для пирогов, взбиватель пены, кофеварка.
Она взяла маленькую сковородку, злясь на мать. Какое еще замечание та может сделать, если сковорода наверху? Она привернула к сковороде ручку, закрыла крышку сундука, которая, слава Богу, легла точно, куда надо. Сколько раз она немного застревала, и тогда не проходило секунды, как должна была сказать: «Ты нехорошо уложила вещи внутри».
Дебора понесла матери то, что та просила.
«Ты должна видеть, как он прекрасно написал», – сказала матери в кухне, где все раскалилось от плиты, – он описал приснившийся ему сон и обо мне там тоже написал».
Дебора вернулась к Ахаву, и они начали говорить о чем-то незначительном, но тут вошла любопытствующая Малка и спросила: «Можно прочесть то, что ты написал, Ахав. Дебора говорит, что это очень красиво».
«Мама!» – сердито сверкнула глазами Дебора в стороны матери.
Но Ахав сказал: «Да, все в порядке, вы можете это прочесть, мама Дебори».
«Дебори? – подумали одновременно Дебора и Малка. – Он решил звать меня Дебори. Что вдруг?»
Малка прочла и сказала: «Да, прекрасно написано». Замолкла. Потом добавила: «Когда ты собираешься поехать, чтобы вернуть похищенных детей? Мы должны это знать до свадьбы».
«Детей? – изумленно спросил Ахав. – Я не знаю».
«Разберись поскорее, – сказала Малка, взъерошила ему волосы и добавила, – я сегодня делаю пирог со сливами и персиками, это последний пирог перед Пейсахом. Знайте это».
«Прекрасно!» – крикнул ей вдогонку Ахав, а когда та исчезла за дверью, тихо спросил Дебору:
«Что она хочет от меня?»
Дебора накручивала на палец волосы и смотрела на пламя свечей. Была определенная опасность в этом вопросе, словно он спрашивал ее, кто друг и кто враг, и надо было выбрать между матерью и ним. Она не ожидала такой ситуации, вкусив в этот миг вкус неизвестности и непонятности. Снаружи снова подул сильный ветер, дом из кожи и дерева заскрипел всеми частями. Деби не ответила на вопрос. Во всяком случае, не прямо.
«Я надеюсь, что ты быстро вернешься», – сказала она и посмотрела на него сквозь волосы, поблескивающие в слабом пламени свечей.
О проекте
О подписке