Виктор вышел из полицейского околотка ближе к вечеру. Едва он сошёл с крыльца, как к нему тут же подбежал средних лет, маленький человек.
– Господин барон? – начал, запыхавшись, человек, – господин барон, право даже не ожидал встретить Вас тут.
– Да? – посмотрел на него Виктор, – а как по мне, то Вы тут давно околачиваетесь, – кивнул он на истоптанный снег неподалёку от крыльца.
– Отчего же? Нет, нет, – возразил человек, – совершенно случайно проходил мимо, вдруг вижу Вы спускаетесь, и решил подойти поздороваться.
– Да, вижу, совсем замёрзли, мимо-то проходя? – усмехнулся Виктор.
– Разрешите представиться, – улыбнулся человек, чуть приклонив голову, – гласный дворянского собрания Терентий Свиридович Чумак.
– Чем обязан, Терентий Свиридович? – посмотрел на Чумака Виктор.
Матушка наша, Капитолина Николаевна, много об Вас рассказывали и ненароком мне довелось слышать, что с радостью приняли бы Вас, господин барон, в своём доме, совсем недалече отсель.
В своём доме на Старой Николаевской, или не иначе в Головинском? – усмехнулся Виктор, – а отчего же не проведать? Ступайте к своей благодетельнице и сообщите, что завтра до обеда посещу её.
– С радостью, господин барон, – улыбнулся Чумак, слегка поклонился и пропустил Виктора.
Виктор сошёл с крыльца, закурил, отошёл на несколько шагов и обернулся назад, чувствуя чей-то пристальный взгляд в спину. Позади продолжал стоять Чумак, как-то неискренне улыбаясь Виктору, в своей, как понял Виктор, привычной позе лакея.
Снег едва припорошил улицы. Холод пронизывал не столько от мороза, сколько от не прекращающегося ветра. Ветер дул то в лицо, то заходил со спины словно подгоняя, то снова и снова будто обнимал со всех сторон, едва не сбивая с ног.
Особенно сильным, и даже каким-то нахальным, он показался на мостике, перекинутом через широкую балку. С этой балки, слева, открывался чудесный вид на заснеженную речушку. И тут ветер словно набрался сил и решил сбросить Виктора с мостика. Снег ударил в лицо, Виктор выругался и только крепче затянул башлык. Ему показалось, что он сейчас улетит вслед за ветром. Эти, неприятные во всех отношениях объятия, заставляли не идти, а бежать вниз по улице, по и без того крутому и обледенелому спуску.
Проходя мимо бывших пороховых складов, Виктор на мгновение остановился и задумался. Он глянул на склады. Потом резко повернул назад и буквально побежал вверх, обратно через мостик, совсем забыв про ветер и снег.
– Господин пристав! – влетел Виктор в кабинет Калашникова, громко захлопнув за собой двери.
– Ой не сидится Вам дома по такому морозу, – усмехнулся ему Калашников, – чем на сей раз обязан, господин полковник?
– Дом Полежаева ещё не сожгли? – остановился Виктор в дверях.
– Ну, это только у вас, у военных всё быстро да слажено, – снова усмехнулся Калашников, – а у нас знаете, надобно человека нанять, чтобы не болтливый был, организовать да обставить всё как надобно. А такого в Чугуеве не сыщешь, чтобы не проболтался. Чугуев большая деревня и каждый тут то кум, то сват…
– То брат, – прервал его Виктор, – собирайтесь, Вы мне нужны.
– Куда изволите? – поднялся Калашников одевая фуражку.
– В дом Полежаева, – улыбнулся Виктор.
– Что забыли? – кивнул пристав.
– Очень на это надеюсь, – ответил Виктор.
Дом Полежаева в сумерках казался каким-то зловещим. Соседи даже боялись приближаться к нему после недавних событий, а сплетни и слухи только нагоняли страх.
Снег никто не убирал. И как назло началась метель. Офицеры едва нашли дорожку ведущую к входу и с трудом отворили двери.
– Да он, сказывают, и сам-то не шибкий работник был, – тянул с трудом, на себя, скрипучую дверь Калашников.
– А чего же так? – кивнул ему Виктор, перехватив двери толкая их на станового пристава, едва они начали поддаваться и чуть приоткрылись.
– Да всё больше блукал как чудной, запирался у себя и бродил в тёмной хате, – полушёпотом ответил Калашников.
Двери заклинило, будто они примёрзли к дверным косякам.
– Откуда известно? – спросил Виктор.
– Ребятишки местные за ним подглядывали в окна, – сказал Калашников, – оно, знаете, им любопытно. Человек новый, городской, учёный. Ну они пробрались тихонько, глядь, а он в тёмной хате из угла в угол ходит, сам себе шутки-прибаутки рассказывает и смеётся.
– Смеётся, говорите? – с силой толкнул Виктор дверь, та поддалась и открылась, – а кто сказывал?
– Да Илюшка Майстренко, сынок моего городового, – ответил Калашников.
Они зашли в дом.
Пар повалил изо рта. Виктор осмотрелся. В доме ничего не изменилось.
– Да что же он, печку, что ли не топил? – прошептал Калашников.
– Не чудной он, – покрутил головой Виктор, глянув на Калашникова, – а что ещё тот Илюшка рассказывал?
– Да Вы сами у него лучше расспросите, – ответил пристав, – малец баламут конечно, но не врунишка. Да и шуток не любит.
– Ладно, – проговорил Виктор, снова окинул взглядом дом и направился к печке.
Открыв поддувало он усмехнулся и посмотрел на Калашникова.
– Он не топил печки, – улыбнулся Виктор, – сколько тут жил, он не топил печки.
– Вот как? – присел пристав рядом, пододвинув к себе табурет, – болящий, что ли?
– Со стороны так может показаться, – встал Виктор, – только скорее всего, он хотел казаться душевнобольным.
– Зачем это ему? – пожал плечами Калашников, – я вот не понимаю, зачем человеку семи пядей во лбу, инженеру, физику, который в наше время мог бы жить припеваючи в столице и преподавать в лучших гимназиях, запираться в холодном доме, в заштатном городишке где царят нравы середины прошлого века? Да ещё изображать из себя душевнобольного! А потом вдруг взять и исчезнуть, создав заботы и нам, и вам, и самому Государю Императору!
Виктор вздохнул, присел на стоящий неподалёку стул и посмотрев на Калашникова зажёг керосиновую лампу на столе. Комната наполнилась жёлто-оранжевым светом.
– Вы разумный человек, господин Калашников, и всегда старались быть справедливым, – сказал тихо Виктор, – в наши дни люди не верят в справедливость. И поэтому, многим мы кажемся хитрыми и подлыми тиранами. Мы к ним с чистым сердцем и душой, а они не верят в чистые сердца и души, потому что никогда не видели их. Ложь, лицемерие, хамство стали настолько привычными вещами, что люди начинают верить в них как в единственную действительность. И не верят тем, кто верит в справедливость и старается справедливым быть.
Виктор вздохнул.
– Вы пытаетесь наказать негодяя, подлеца, растлителя малолетних, вора и насильника, а люди будут за глаза говорить, что мол «Пристав бьёт себя в пузо и хочет отправит на каторгу безвинного». Потому что он, в их понимании, безвинный. Он олицетворение из внутренней сути, воплощение того, что творится в их несчастных мозгах, к чему они привыкли и считают таким естественным…
Виктор помолчал.
– Среди таких лучше казаться умалишённым, – вздохнул он, – лучше казаться умалишённым, чтобы не дай Бог они не поняли, что ты не думаешь так как они, и что ты понимаешь, что душевнобольной не ты, а все вокруг.
– Грустно, – ответил Калашников и опустил глаза, но потом глянул на Виктора.
– Так почему же он не топил печку?
– Ему нужен был холод, – ответил Виктор, – и ответ на вопрос, зачем он был ему нужен, где-то у нас под носом.
Калашников осмотрелся.
– А домишко-то, домишко старый, от первой застройки, – он усмехнулся и посмотрел на Виктора, – ответ не под носом, господин полковник, а под ногами у нас, понимаете?
– Подвал? Тут есть подвал? – улыбнулся Виктор.
– Не во всех домах, – Калашников встал и начал прохаживаться по комнате, глядя себе под ноги, – их строили почти сто лет назад. Первая застройка велась с таким учётом, что каждый дом, в случае нападения неприятеля, станет неприступной крепостью, – глянул он на Виктора, – поэтому погреба делались в самом доме. А когда поняли, что на Чугуев нападать уже не будут, потому что граница далека, погреба стали рыть во дворах. Вы видели погреб во дворе?
– Нет, – покрутил головой Виктор.
– Вот видите, даже Вы не обратили на это внимание, – улыбнулся Калашников, – да и я хорош, – вздохнул он, – так что не отчаивайтесь, господин полковник.
Калашников, заглянул за печку и молча подозвал Виктора.
– Идите сюда, господин полковник. Помогите убрать этот хлам…
…В подвале было темно. Виктор зажёг спичку и в тусклом свете увидел электрическую лампочку. Подойдя к лампочке, он аккуратно прокрутил её и лампочка зажглась, очень ярко и ударив светом по глазам.
– В этом доме есть электричество? – погасил Виктор спичку, удивлённо глянув на Калашникова.
– В «аракчеевских» отродясь его не было, – так же удивлённо ответил Калашников.
– Откуда же свет? – посмотрел вокруг Виктор.
– А почему она такая яркая? – подошёл Калашников, глянул на лампочку прикрывая глаза рукой и отойдя в сторону, сильнее натянул на глаза козырёк фуражки.
– Сдаётся мне, Калашников, – ответил Виктор, – что Полежаев не более чудной чем мы с Вами.
Он глянул вверх и увидел, что ни проводки, ни каких-либо следов штукатурки на потолке нет. Патрон лампочки, будто был одним целым с потолком подвала.
– Такое чувство, – сказал Виктор, – что проводка замаскирована в стене.
Он глянул на Калашникова.
– Ладно, проводкой займёмся позже, – сказал Виктор, – вам не кажется, что тут холоднее чем в доме?
– Понятно дело, – пожал плечами Калашников, – погреб всё-таки.
– Да нет, – прошёлся подвалом Виктор, осматривая голые стены, – холод, как будто идёт только с одной стороны, – он остановился перед стеной, – вот отсюда, господин становой пристав, – указал он на стену.
Калашников подошёл, посмотрел на стену и постучал по ней.
– Пустота, – кивнул он, – а ну-ка отойдите, чтобы не зашиб Вас ненароком, – усмехнулся Калашников.
Виктор отошёл.
Калашников со всего маху ударил по стене ногой.
Стена с грохотом обвалилась назад. Леденящий холод, вырвавшись из открывшегося прохода, ударил в лицо.
– Вот так дела, – тихо сказал Виктор.
За завалившейся стеной была ещё одна комната. Калашников, перекрестившись, прошёл в неё первый.
– И какого-же чёрта тут он прячет? – прошептал Калашников, глядя вокруг. Пола в этой комнате не было. Мёрзлая земля, голые стены, два металлических ящика в углу и небольшой бочонок, стоящие рядом друг с другом. А ещё, посреди комнаты сияла синими вспышками не-то лампа, не то сфера.
– Это что за адская машина? – кивнул пристав на сферу, подойдя ближе и протянув к ней руку.
– Я бы не рисковал, господин становой пристав, – остановил его Виктор.
– Что это? – указал глазами на вспышки Калашников.
– Это источник электричества, – ответил Виктор, – разработка доктора Теслы, которого сегодня обозвал всеми нехорошими титулами профессор Чернай.
– Вот тебе и лженаука, – проговорил Калашников, – и долго она будет так светить? – глянул он на Виктора.
– Трудно сказать, – ответил Виктор, сложив руки на груди, глядя на сферу, – она черпает энергию из земли и мощность поставляемой этой сферой энергии во много выше чем мощность наших электростанций.
– Я не понимаю, – воскликнул Калашников, – ведь одна такая… электростанция, – он глянул на Виктора, – способна обеспечить током целый квартал, если не половину города! Почему мы о ней до сих пор не знаем?
– Вы у меня спрашиваете? Спросите у Черная! – ответил Виктор и отойдя, подошёл к ящикам.
Он открыл один ящик и позвал Калашникова.
– Посмотрите сюда, – кивнул Виктор, указывая на ящик.
– Винтовки? – подошёл Калашников.
– Вроде того, – ответил Виктор, доставая из ящика автомат, – чтобы Вам было понятно, это… – он подумал, – видать новейшая разработка наших оружейников? – улыбнулся он Калашникову.
– Тульских? – взял второй автомат Калашников.
– Нет, – ответил Виктор, – скорее той же оружейной мастерской, из которой и гильза найденная Вами, в прошлый раз.
– Интересная конструкция, – удивляясь, рассматривал автомат Калашников.
– Это, судя по всему, нечто вроде переключателя, – указал Виктор на одну из сторон автомата, – оружие стреляет короткими и длинными очередями, как пулемёт.
– Ну тогда хорошая винтовка, – улыбнулся Калашников, – мне бы таких на мой околоток, то и гарнизон бы в городе можно было не ставить!
– Вот и я о том же, – вздохнул Виктор и положил автомат на место, – к чему, одинокому инженеру, держать в доме целый арсенал?
– Пожалуй, скоро мы об этом узнаем, – ответил Калашников, – чует моё сердце, что свет и холод, это была увертюра, полковник.
– Не думаю иначе, – ответил Виктор глядя на автоматы, – воевать он явно собирался. Знать бы только с кем и против кого.
Виктор открыл второй ящик. Это был цинк, полный автоматных рожков.
– А вот и боеприпасы, – сказал он сам себе, – а что за бочонок? Похоже на бомбу? – кивнул Виктор на блестящий металлический бочонок.
– Сейчас глянем, – положил Калашников автомат и снял с бочонка герметично закреплённую к верху крышку.
– Матерь Божья! – отступил он, – а вот это уж точно не электростанция…
Из бочонка повалил холодный пар.
Виктор, очень быстро отодвинул, почти отпихнул рукой Калашникова и отступил сам.
– Не подходите! Только не подходите близко! – проговорил Виктор.
– Что это? – удивлённо посмотрел на него Калашников.
– Судя по всему это контейнер наполненный жидким азотом, – ответил Виктор, схватился за край крышки и резко захлопнув её, посмотрел на Калашникова, – только вот как и зачем он создаёт столько холода, мне непонятно…
О проекте
О подписке