Антон Карамышев был археолог. Он первый раз спускался к «Титанику», как и сидевший рядом его не молодой и не старый английский коллега со звучным именем Тревор.

Они переглянулись и Антон понял, что Тревор чувствует приблизительно то же что и он. Время шло…

– Включай, – наконец-то, тихо сказал Антон и Тревор зажёг прожектор.

– Вот он, – прошептал Антон, – мы на месте, – и снова посмотрел на Тревора, но уже с непонятной для себя самого улыбкой.

На дне, прямо перед ними, величаво вырос нос «Титаника».

– Испытаем наше изобретение, дружище? – улыбнулся Антон.

– Давно ждали! Чего медлим? – усмехнулся в ответ Тревор.

– Надаёт нам по шапке старик Батт, – рассмеялся Антон и взялся за джойстик.

От «Мира» отделился маленький робот, который направился к верхним палубам, нырнул на променад Первого класса и исчез в дверном проёме ведущим в каюты.

Антон, прищурив глаза молча смотрел в зелёный монитор, словно сам пытался нырнуть в каюту «Титаника». Робот остановился возле одной каюты, просветил её ярким лучом и не найдя ничего направился ко второй, потом к третьей и наконец протиснулся маленьким корпусом в узкие двери.

– Гляди, – указал Антон, глазами на монитор Тревору.

В свете луча можно было ясно рассмотреть всю каюту: потускневшее зеркало, сгнивший от времени и воды журнальный столик прижатый к стене, под которым валялись две железные кружки и почерневшая от времени бутылка вина.

– Откуда тут могут быть солдатские кружки? – удивился Тревор.

– А кто их миллионеров разберёт? – усмехнулся Антон и заметил саквояж, одиноко лежащий в другом углу.

Антон подвёл ближе робота, посветил на саквояж и подтолкнул легонько Тревора локтем.

– Да ты посмотри чего я нашёл! Он же целёхонек, как заказывали!

– Вижу, – ответил Тревор глядя на монитор, – цепляй его, только осторожнее. Тут всё обманчиво.

– Не развалится, – успокоил его Антон, – главное не говори под руку.

Он поддел саквояж манипулятором за металлические ручки и робот попятился назад, бережно унося за собой находку…

Через пару часов саквояж уже стоял на палубе небольшого теплохода, под ярким солнцем.

– Не дышите на него! – смеялся Антон фотографам и прочим любопытным, которые толпились вокруг и то и дело норовили сфотографироваться рядом.

В воздухе послышался гул двигателей.

К теплоходу стремительно приближался небольшой вертолёт. Он на мгновение завис над палубой и медленно сел на неё.

– Быстрее! Мы вас одних ждём! – помахал Антон людям сошедшим с вертолёта.

– Доктор Карамышев? – подошёл средних лет человек в сопровождении женщины в официальном костюме, – доктор Карамышев! Я Эдвард Джон Батт, – представился он стараясь перекричать гул вертолёта, – я представляю интересы Общества потомков пассажиров и матросов «Титаника». А это, – указал он на женщину, – Анжелина Бакстром, мой секретарь и ассистент. Вы понимаете, что совершили то, чего не должны были делать?

Антон отмахнулся на вертолёт и тот как по команде затих.

– Вы понимаете, что вы не имели права ничего забирать из кают и вообще изнутри корпуса «Титаника»? – снова повторил Антону Батт.

– Понимаю, мистер Батт, – ответил ему Антон, – но рано или поздно это сделал бы кто-то другой и вряд ли бы мы об этом узнали, согласитесь.

– Согласен, – кивнул ему Батт, – все личные вещи пассажиров принадлежат их потомкам. А интересы потомков представляет наше Общество. Следовательно, саквояж поднятый вами принадлежит нам.

– Именно поэтому мы и не решились вскрывать его без Вашего присутствия, – ответил Антон, – спасибо, что прибыли так быстро. Перейдём к делу?

– Я здесь именно для этого, доктор Карамышев, – ответил Батт.

– Тогда прошу Вас, – указал на саквояж Антон.

Они подошли к саквояжу и Анжелина включила камеру.

– Сегодня 14 мая 2018 года, – начал Антон, – 14 часов 38 минут по корабельному времени. Мы находимся на месте крушения лайнера «Титаник». Я, доктор исторических наук Карамышев Антон Игоревич, а так же мой коллега, доктор истории Тревор Таллер, подняли этот саквояж с борта лайнера «Титаник» в 10 часов 45 минут по корабельному времени, из каюты Первого класса, номер которой, по уточнению, будет указан в прилагаемой документации.

Он посмотрел на присутствующих и продолжил говорить в камеру.

– Саквояж металлический, оббит тёмной кожей, – Антон помолчал, – заперт на замок, предположительно замок для мебели, ржавый. Дужка замка слилась с дужками саквояжа. Внешних повреждений на саквояже не обнаружено. Соответственно, саквояж до настоящего момента не вскрывался. Всё это время он находился под охраной капитана теплохода «Академик Серебряков» Чернушенко Андрея Сергеевича и старшего помощника капитана Филипчука Ивана Владимировича. Прошу подтвердить, – посмотрел он на капитана.

Анжелина навела камеру на капитана и старшего помощника.

– Подтверждаю, – кивнул капитан.

– Так точно, – ответил старший помощник.

– Прошу подтвердить мистера Батта, – посмотрел на Батта Антон.

– Подтверждаю, – уверенно сказал Батт, – что по нашему прибытию на корпусе саквояжа ни следов взлома, ни внешних подтверждений не обнаружено.

– Очень хорошо, – кивнул ему Антон, – в этом случае, мой коллега, Тревор Таллер, произведёт вскрытие поднятого с «Титаника» предмета.

Он отошёл.

Анжелина навела камеру на саквояж.

Тревор приблизился к саквояжу держа ножницы по металлу. Присел. Немного подумал и начал ломать дужку замка.

– О боги! Нет! – вдруг вскричал Тревор, вытаскивая из саквояжа небольшой, герметично запечатанный полиэтиленовый свёрток, в котором без труда узнавался фотоаппарат и рулон проявленной фотоплёнки.

– Что? Что это? – удивлённо посмотрел на Антона Батт.

– Я… я не знаю… – проговорил Антон, – мы подняли его с «Титаника»…

Он оторопел и только растерянно смотрел на Тревора, который не менее удивлённо глядел на всех вокруг, держа в руках пакет.

– Гм, – подошёл к Тревору Батт и взял из его рук свёрток, – ну по состоянию фотоаппарата это вполне видно. Но вряд ли в 1912 году, в России выпускали «Ф.Э.Д.», – указал он на панель с названием фотоаппарата.

– У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу, доктор Карамышев?

Антон растерялся.

– Я… я не знаю, что и думать, мистер Батт. Мне кажется, что ответ на этих негативах.

– Мне тоже так кажется, – согласился Батт, – мы с коллегой задержимся у вас на некоторое время и подождём распечатки фотографий. Я думаю, что самое интересное во всей этой истории только начинается.

– Вы думаете, – спросил Батта Тревор, – кто-то мог до нас спуститься на глубину две мили, проникнуть в каюты и оставить там саквояж с этим добром?

– Я не думаю, – обернулся к нему Батт, – я просто знаю. Никаких ФЭДов и тем более полиэтилена в саквояже, который явно провёл на «Титанике», на дне, больше столетия, быть не могло, – Батт помолчал и добавил, – если, конечно, их кто-то не оставил там, во время крушения. И скорее всего оставил он специально для нас, господа, – улыбнулся Батт, – так не будем же огорчать нашего благодетеля!

– Я надеюсь у вас есть фотоувеличитель и реактивы? – посмотрел он на Антона.

– У нас всё есть, – вздохнул в ответ Антон.

– Вот и займитесь печатью фотографий, – отдал ему пакет Батт, – и никакой огласки, доктор Карамышев.

Он посмотрел на Анжелину продолжавшую снимать всё на камеру.

– Отключите камеру. Это Вас тоже касается, миссис Бакстром.

Уже стемнело, когда Антон завершил печатать фотографий. Выведя на принтер последний снимок, он схватил папку с готовыми фото и со всех ног бросился в каюту к Батту.

– Мистер Батт! – влетел в каюту Антон.

– Что случилось? – поднялся с кровати Батт, – капитан Смит жив и сейчас пьёт чай в кают-компании с капитаном Чернушенко?

Батт присел за стол и кивнул Антону чтобы тот рассказывал.

– Нет, капитана Смита в кают-компании нет, – ответил явно волнуясь Антон, – но я уже не удивлюсь, если через час он там будет.

Антон положил перед Баттом на стол пачку фотографий.

– Это все снимки с тех негативов. Некоторые я намеренно увеличил, но качество от этого не пострадало. И я Вам больше скажу, мистер Батт. Плёнка – советская, «Свема». Как и фотоаппарат, она тоже 80-х годов прошлого века. Человек который это снимал, знал, что именно эту плёнку лучше заряжать в эту модель фотоаппарата.

– Логично, – согласился Батт, – то есть можно сделать вывод, что фотоаппарат принадлежал выходцу с Советского Союза?

– Возможно, – согласился Антон, – материал плёнки более качественный чем на её иностранных аналогах тех лет, и это позволило ей сохраниться под водой больше столетия.

– Гм, – удивился Батт, – то есть Вы подтверждаете, что это не чей-то розыгрыш? На «Титанике» находился пассажир, или член команды, из СССР. До появления которого, было ещё десять лет. К тому же с фотоаппаратом, который соберут только через семьдесят лет. И в него была заряжена советская плёнка изобретённая к концу ХХ века? И более того, он успел это всё проявить и оставил нам в подарок?

– Да! Однозначно и без сомнения, мистер Батт, – достал носовой платок и вытер пот со лба Антон, – я понимаю, что это звучит как полнейший абсурд, но всё-таки…

– Спокойно, – прервал его Батт, – я знаю что Вы не пациент психиатрической клиники. Что на фото?

– Все снимки сняты на найденную камеру, – ответил ему Антон, – в этом не может быть сомнений. На первых двенадцати снимках запечатлены члены одной и той же семьи. И нет никакого сомнения, что фотографии сделаны между июлем 1911 и апрелем 1912 года. Самые первые фото сняты задолго до посадки на «Титаник». А последние три из них сняты на самом «Титанике». Вот эти, – присел он напротив Батта и положил перед ним первое фото, – тут мальчишки дерутся подушками, играют.

– Я понимаю, что играют, – ответил Батт рассматривая фото.

– Это, – протянул Антон второе фото, – перетягивают канат, на прогулочной палубе для Третьего класса, снято сверху.

– На носу «Титаника», – уточнил Батт.

– А это пассажиры играют в кольца, – положил Антон третий снимок перед Баттом.

– Такое невозможно подделать или организовать постановку ради нескольких фотографий, – согласился Батт, – а что за семья?

– Вне всякого сомнения – это Гудвины, – ответил Антон.

– Гудвины? – поразился Батт, – пассажиры Третьего класса? Этого не может быть! Но как они могут быть связаны с владельцем фотоаппарата, который появится только в 1980-м году!?

– Вот и я об этом думаю, – ответил Антон словно прошептав, – на остальных фото снят один и тот же человек. Причём снят он в разное время, в смысле эпохи. И ни одна из фотографий, даже при самом внимательном рассмотрении, не постановочная. Такое ощущение, что за этим человеком шпионил владелец этого фотоаппарата.

Антон разложил фотографии на столе перед Баттом, который пытался сохранять невозмутимость чтобы не показаться растерянным.

– Это русский офицер, – указал он на первое фото, – снято оно было, судя по всему, в 1904 году. Судя по ландшафту и присутствию на снимке генерала Линевича – это Маньчжурия. То есть, за много лет до событий на первых двенадцати кадрах плёнки.

– Невероятно… – проговорил Батт глядя на фото.

– Я тоже так подумал, что невероятно, – ответил ему Антон, – но на втором фото этот же самый офицер, но уже в немецкой форме, мундире войск СС, в Берлине, спускается по ступеням Рейхсканцелярии. Можно было бы предположить, что первые двенадцать фотографий просто пересняты, а потом, путём постановки сделаны другие фотографии, но тут есть деликатный момент. При всём желании, постановку именно этой фотографии сделать невозможно.

– Почему? – спросил Батт.

...

5 6 7

...

Премиум

(1 оценка)