…ФУЛЕМ; В ТО ЖЕ ВРЕМЯ…

…Гарольд очень любил слушать музыку и больше всего на свете, наверное, любил спокойную и торжественную музыку. То вальсы, то марши, то что-нибудь грустное и задумчивое. В Мелкшаме, у мамы был рояль, на котором мама по вечерам играла и дом наполнялся любимой музыкой Гарольда. Рояль стоял в зале, большом и полутёмном по вечерам. Поэтому, Гарольду всегда везло спрятаться где-нибудь под диваном, или за комодом, и долго-долго слушать как мама играет. Часто он так засыпал, его находил папа и относил в детскую, где все уже давно спали.

А в Фулеме всё было по другому. Гарольду не нравились местные уличные песенки, резкие звуки доносившиеся из паба за углом, которые местные называли музыкой. Но, зато Гарольд мог часами, у открытого окошка, слушать старого скрипача игравшего на перекрёстке.

Но потом скрипач исчез. И улица снова погрузилась в суету, вопли и писк. А писк Гарольд терпеть не мог… У него тогда шли мурашки по спине, а его всего словно выворачивало наизнанку…

Это называется скукой, когда чего-то хочется, а чего хочется и сам не понимаешь. Потому что, чего-то то, что придаёт тебе силы вдруг внезапно исчезло, пропало и убежало куда-то далеко.

Гарольд вдруг понял, что всё дело в звуках которые так ему нравились. Что он давно не слышал тех мелодий, которые вдохновляли его к чему-то большому и светлому. Самое главное, что вдруг заметил мальчик, это то что он стал мечтать совершенно о другом, что его мечты вдруг стали более обыденными, скучными и даже неинтересными самому Гарольду.

Он поделился своими волнениями с мамой. Но та только погладила его по голове и успокоила как могла. Вечером мама о чём-то долго шепталась с папой, а на следующий день папа пришёл сияющий от улыбки и помахал перед носом Гарольда каким-то конвертом.

– Что это, папа? – не понял Гарольд радости отца.

– Завтра едем с тобой в Лондон. И Джесси с собой прихватим, чтобы ты не скучал в дороге! – объявил Фредерик сыну.

– В Лондон? – теперь уже удивился Гарольд и подумал, что должно быть папа приготовил для него с Джесси что-то интересное.

– Ну да, в Лондон, – присел за стол Фредерик и посмотрел на Августу, – трудно было на «Кармен» достать. Хотел на балконе, но был партер и галёрка. Я так подумал, что детям будет интереснее посмотреть на всё сверху.

– «Кармен»? – подала чай Фредерику Августа, не отрываясь от дел.

– «Кармен», – кивнул Фредерик.

– Поймут ли они эту оперу? – улыбнулась Августа и повернувшись к Фредерику прислонилась к стене и сложила руки на груди, – хотя ты знаешь, вряд ли они будут вслушиваться в слова.

– Жаль что ты не поедешь с нами, – вздохнул Фредерик взяв чай.

– Я не думаю, что Чарли и Уильям справятся с Сиднеем, – спокойно ответила Августа, – а Лилли приходит поздно. Поэтому, на сей раз побудьте без меня.

Она улыбнулась посмотрев на Гарольда, который всё это время слушал их разговор стоя посреди кухни, глядя то на маму, то на папу.

– Мы едем слушать оперу? – воскликнул мальчик восхищённо и бросился к маме, на лету обняв её, – спасибо, мамочка! Я немедленно обрадую Джесси!

Он подбежал к отцу, быстро обнял его за шею, едва не опрокинув на стол чашку с чаем, потом так же быстро сорвался с места и побежал на второй этаж зовя сестру.

– Пускай, – махнул Фредерик Августе, которая хотела остановить Гарольда и пожурить за нечаянную неосторожность, – он так долго этого ждал…

…ЛОНДОН; МАРТ 1912 ГОДА…

…Это был театр, название которого Виктор прекрасно помнил. Ковент-Гарден.

Виктор стоял на самом входе пропуская зрителей, которые словно не замечали человека в сером костюме и таком же сером пальто, стоящего почти у самых дверей.

Он стоял долго, будто кого-то ждал. Наконец, когда на ступеньках показался высокий усатый мужчина в широкой клетчатой кепке, с двумя нарядно одетыми детьми, мальчиком и девочкой, человек надвинул на глаза шляпу, опустил взгляд и долго смотрел на них, словно провожая.

Виктор улыбнулся. Мальчик бежал вперёд, постоянно оглядываясь на отца, а девочка скромно делала ему замечания. Она словно боялась обидеть брата. А тот улыбался, смеялся, как-будто хотел запрыгать от радости, но не умел.

Отец подшучивал над сыном и… наконец они исчезли в дверях.

Виктор усмехнулся, грустно глянул на ступеньки, по которым они только что прошли, и сошёл вниз…

Он перешёл небольшую площадь и найдя маленькое уютное кафе тут же за углом, не долго думая прошёл внутрь.

Заняв столик у самого окна, Виктор скинул пальто на спинку стула и подозвал официанта.

– Просто кофе, – попросил Виктор.

– Сахар, сливки? – спросил официант.

– Без сливок но с сахаром, – ответил Виктор посмотрев в окно.

Шло время. Виктор только молчал потягивая кофе, который уже давно остыл. Он о чём-то думал, но не мог собраться мыслями. Волнение, непонятный страх, ещё более непонятные рассуждения не давали понять то, чего же он хотел.

– Задумались, мистер Гудвин? – услышал Виктор знакомый голос.

Перед ним стоял старик.

– Чарли? – посмотрел на него Виктор.

Старик присел напротив.

– Я думал ты в России, пытаешься отыскать следы инженера Полежаева, – вздохнул старик.

– Сегодня приехал, – тихо ответил Виктор.

– Не мог удержаться? – улыбнулся, покачав головой старик.

– Ну ты же тоже тут? И как ты меня нашёл? – ответил Виктор.

– Было не трудно догадаться, – вздохнул старик, – маленький Гарольд очень скучал по привычной жизни, которая осталась в Мелкшаме. И мама с папой решили устроить своему сынишке праздник. Как раз в этот день, отец заработал немного денег на своём последнем клиенте. Фредерик и Августа решили, что лучше потратить эти деньги на билеты в оперу, чтобы дети не забывали что их семья не простая, а благородная. Но денег не хватило, чтобы сходить всей семьёй. И маме пришлось выкручиваться на ходу… О чём ты до сих пор не знаешь, – старик помолчал глядя на Виктора, – но я видел как ты простоял полчаса на входе и даже не подошёл к ним. А чего ведь стоило просто окликнуть отца, послушать вместе оперу, угостить детей мороженым и дать им денег, чтобы приглашение твоего дядюшки осталось бы незамеченным в истории семьи?

– Не всё так просто, Чарли, – сказал Виктор, – исчезнет цепь событий создавших ХХ век. Тогда не будет барона Виктора фон Готта, секретаря лорда Бальфура и резидента британской разведки в Берлине. Немцы получат все разработки машины времени, победят во Второй Мировой, исчезнут Государство Израиль, Россия, Польша, Франция, а заодно и мы с тобой просто растворимся в пространстве, вместе с памятью о нас.

– Миллионы людей растворятся в пространстве, миллионы людей и судеб, Гарри, – уточнил старик.

Он посмотрел вокруг.

– Люблю я это кафе, – улыбнулся старик, – я сюда часто захаживал… Захаживаю, если выражаться точнее.

– Боишься встретить себя молодого? – улыбнулся Виктор.

– Брось, – усмехнулся старик, – уж я-то помню где в какой день я находился и что делал. Сегодня я сюда точно не зайду.

– Так ты зачем пришёл? – кивнул, улыбнувшись, Виктор.

– Смотри, – отдал старик Виктору маленький блокнот, – я думаю, тебя это должно заинтересовать.

– Что это? – открыл блокнот Виктор.

– Это я сегодня забрал в Саутгемптоне, в одном ангаре, куда вчера приезжал твой отец, – ответил старик.

– А что он там делал? – посмотрел на старика Виктор.

– Работал, Гарри, – пожал плечами старик в ответ, – а ты думаешь, на какие деньги он купил билеты в театр для тебя и для твоей сестры? В блокноте финансовые расчёты немецкого бухгалтера. Этот господин Краузе, который оставил блокнот, был дотошным и явным скрягой, я бы сказал.

– Немцы педантичны, – ответил Виктор и глянул на старика, – он забыл блокнот?

– Нет, – покрутил головой старик, – такие люди ничего и никогда не забывают. Он исписал его и за ненадобностью аккуратно положил на столик, где я его и подобрал. Я пытаюсь восстановить последние дни вашей семьи тут, в Англии, и понять события за которыми последовала волна времени докатившаяся до начала двадцать первого века. И знаешь, мне кажется, что ответ у тебя в руках.

Виктор пролистал блокнот и глянул на старика.

– Клиентом моего отца был Олендорф?

– Отто Олендорф, – покачал головой старик, – ещё не группенфюрер СС и не начальник третьего управления РСХА, но лично Отто Олендорф.

– Нацисты, которых мы ликвидировали в Чугуеве, – отдал блокнот старику Виктор и подумал, – были из айнзацгруппы D. Она подчиняется Олендорфу.

– И приходили за тобой в Берлине тоже люди Олендорфа, – кивнул Виктору старик, – выходит, на каком-то этапе Олендорф получил ключ к машине времени не самостоятельно, и не с помощью немецких физиков, а от твоего отца.

– Ну вряд-ли они общались об этом, – ответил Виктор, – в этом году, отец привлёк к работе мало что смыслящего в физике Энниса Уотсона. Тот, конечно знал чем они занимаются. Можно предположить, что Уотсон передал Олендорфу какие-то бумаги отца. Но какой смысл Олендорфу вербовать малограмотного Уотсона, если Олендорф напрямую общался с отцом?

– Я не думаю, что этот Олендорф приходил за машиной времени, – ответил старик, – в этом времени Отто Олендорф только окончил университет, занимается вполне мирным трудом не связанным с политикой и армией, но зато связанным с наукой и техникой. В ангаре находились сельскохозяйственные машины, которые он отправлял в Германию. Судя по всему, он пригласил твоего отца провести их осмотр.

– Приехать в Фулем из Саутгемптона за электриком, – ответил Виктор, – это всё равно, если бы мы поехали их Кронштадта в Царское Село за автослесарем.

– Значит твоего отца ему кто-то рекомендовал, – посмотрел на него старик.

– Любые знакомые отца и сами могли провести осмотр машин, – подумал Виктор, – рекомендовать мог только тот человек, который очень хотел чтобы молодой Олендорф встретился с отцом.

– И придя к нему в мастерскую, – кивнул старик, – что-то с собой унёс из того, что твой отец, по неосторожности, оставил на видном месте, и чего не спохватится в ближайшее время. Олендорф – физик и прекрасно разбирается в физических формулах и терминах. И заинтересовать его могли только внятные записи, – старик подумал, – ну, или готовая модель машины.

– А ведь верно, – ответил Виктор, – модель стояла у отца в мастерской на рабочем столе, почти на виду. Если Олендорф приходил в мастерскую, он не мог её не заметить. И не мог не проявить интереса, если он физик. Любой другой мог запросто перепутать её с амперметром, например, но только не человек разбирающийся в физике. А увидев машину, он мог полезть по записям. И если отца, например, не было в мастерской, то ему бы хватило времени что-то сунуть себе в карман.

– Остаётся только вопрос, кто навёл молодого Олендорфа на мастерскую твоего отца, – ответил старик, – и судя по всему, он сейчас тоже находится в этом времени.

– Да, – согласился Виктор, – посыльный от Олендорфа не мог прибыть исключительно с целью порекомендовать нужного электрика. Он где-то в порту Саутгемптона и наверняка ждёт посадки на «Титаник». И наверняка не один. Иначе нет смысла тут крутиться вообще, тем более накануне самого значимого события двадцатого века. Умысел понятен, – подумал Виктор, – гоняться за моим отцом и мной, чтобы получить записи, которые ещё надо забрать Лондоне, жертвуя силой, временем, людьми, это слишком накладно. И после провала миссии в Чугуеве Олендорф это понял. А вот намекнуть молодому Олендорфу чтобы тот заглянул в стол, или куда-то рядом со столом в мастерской, это куда проще. Главное, просто направить его туда. Таким образом, хоть что-то да попадёт к нацистам и остаётся только захватить моего отца. После этого, сунуть ему под нос его же записи и заставить его продолжить работу у них под контролем.

Виктор усмехнулся.

– Гениально. И теперь всё сходится и встало на свои места. Какие есть соображения, Чарли? – посмотрел на старика Виктор.

Старик тихо усмехнулся.

– Я в Германию, – ответил он, – нужно выяснить что вынес из мастерской твоего отца молодой Олендорф. Это могла быть только бумага. А если это научные записи, то в Германии к ним серьёзно может отнестись только один человек. Это Эйнштейн. Вот именно его я и проведаю.

– Думаешь предложить ему что-то взамен? – кивнул Виктор.

– Нет, – ответил старик и помолчал, – пусть собирают свою машину времени… Но уже под нашим контролем.

Он махнул рукой подзывая официанта.

– Принеси ещё два кофе, дружище! – старик глянул на Виктора, – вот это я понимаю стабильная жизнь! В 1937 году он ещё будет подавать пиво и кофе в этой забегаловке, – усмехнулся старик Виктору…