Сегодня на алгебре я только и думала о том, как завтра во время свидания мистер Джанини будет целовать взасос мою маму. Сидела, тупо глядя прямо на него. Он задал мне самый простейший вопрос – по-моему, он все простые вопросы специально для меня придерживает, чтобы я не чувствовала себя совсем уж лишней на уроке или типа того. А я вообще не слышу, о чем он там говорит. Такая: «Чё?»
И тут Лана Уайнбергер издала свой фирменный смешок, наклонилась ко мне, так что все ее золотые кудри свесились на мой стол, а меня обдало волной ее духов, и злобно прошипела:
– Урод.
Врастяжку так прошипела: ур-р-род.
Ну вот почему всякие милые люди вроде принцессы Дианы вечно погибают в каких-то авариях, а с такими гадинами, как Лана, никогда ничего не случается? Не понимаю, что Джош Рихтер в ней нашел. Ну то есть да, она, конечно, хорошенькая. Но такая мерзкая! Неужели он не замечает?
Хотя с Джошем она, наверное, нежная и ласковая. Я-то точно была бы нежной. Он самый красивый парень в нашей средней школе имени Альберта Эйнштейна. Многие мальчишки в школьной форме – серые брюки, белая рубашка и черный свитер или безрукавка – выглядят по-дурацки. Но только не Джош. Он и в школьной форме похож на модель. Серьезно.
Ну неважно. В общем я сегодня заметила, что у мистера Джанини торчат ноздри. И очень сильно. Кому захочется встречаться с человеком, у которого торчат ноздри? Я сказала об этом Лилли, когда мы обедали на большой перемене.
– Никогда не обращала внимания на его ноздри, – пожала плечами Лилли. – Ты дамплинги доедать будешь?
Лилли считает, мне надо перестать париться из-за всякой ерунды. Она уверяет, что я только думаю, будто переживаю из-за мамы и мистера Джанини, но на самом деле я переживаю совсем не из-за этого, а из-за того, что всего месяц проучилась в средней школе, а уже нахватала двоек. Лилли говорит, психологи называют это переносом.
Фигово, когда у твоей лучшей подруги родители – психоаналитики.
Сегодня они оба дружно прикапывались ко мне. Мы сидим с Лилли после школы, никого не трогаем, играем в «боггл»[2]. А они такие каждые пять минут: «Девочки, принести вам соку?», «Девочки, на канале “Дискавери” очень интересный документальный фильм про кальмаров. Не хотите посмотреть? Кстати, Миа, как ты относишься к тому, что твоя мама начала встречаться с вашим учителем алгебры?»
– Нормально отношусь, – говорю.
Ну почему я так боюсь сказать правду?
Ага, а вдруг родители Лилли повстречают мою маму в супермаркете «Джефферсон-Маркет» или еще где-нибудь? Если я скажу им правду, они обязательно накапают ей. Но я не хочу, чтобы мама знала, насколько мне не по себе, она ходит такая счастливая.
Хуже всего то, что старший брат Лилли, Майкл, услышал наш разговор. Он тут же начал ржать как сумасшедший, хотя лично я не нахожу в этом ничего смешного.
– Твоя мама встречается с Фрэнком Джанини? Ха-ха-ха!
Ну супер. Теперь брат Лилли тоже знает.
Мне пришлось уговаривать его, чтобы он никому не рассказывал. Майкл ходит вместе со мной и Лилли на дополнительные занятия для особо одаренных. Над этими занятиями весь класс помирает со смеху, потому что миссис Хилл, которая их ведет, вообще по барабану, что мы делаем, лишь бы не слишком шумели. Она ненавидит прибегать на наши крики из учительской, которая расположена прямо напротив класса, и орать на нас, чтобы мы замолчали.
На занятиях для особо одаренных Майкл ведет интернет-журнал «Головоломка». А я делаю домашку по алгебре. Слава богу, что миссис Хилл не смотрит, чем мы там занимаемся, поскольку мы в основном обсуждаем, как бы запереть новенького русского пацана в подсобке, чтобы не слушать, как он играет Стравинского на своей дурацкой скрипке.
К сожалению, наш союз против Бориса Пелковски и его скрипки не помешает Майклу растрепать про мою маму и мистера Дж. Он сразу стал спрашивать:
– А что ты для меня сделаешь за молчание, Термополис? Что ты для меня сделаешь?
Но я ничего не могу сделать для Майкла Московица. Ни домашнюю работу, ничего. Майкл учится в выпускном классе (как и Джош Рихтер), Майкл всю жизнь получает одни сплошные пятерки (как и Джош Рихтер). Майкл на следующий год наверняка поступит в Йель или Гарвард (как и Джош Рихтер).
Ну что я могу сделать для такого человека, как Майкл? Хотя и он не идеален, конечно. В отличие от Джоша Рихтера Майкл не состоит в школьной спортивной команде. Он даже в дискуссионном клубе не состоит. Майкл не любит ни коллективные занятия спортом, ни религиозные общества, вообще никакие тусовки. Бóльшую часть времени он торчит у себя в комнате. Я как-то спросила у Лилли, что он там делает. Она ответила, что никому не известно, потому что на семейном совете было решено не приставать к Майклу с вопросами и советами.
Время от времени Майкл все-таки выходит из своей комнаты и острит. Иногда он выходит без рубашки, и я заметила, какие у него широкие плечи и грудь, несмотря на то что он игнорирует коллективные занятия спортом. И на животе кубики видно. Но это я с Лилли обсуждать не стала.
В конце концов Майклу, видно, надоели мои предложения выгулять его шелти, которого зовут Павлов, или сдать пустые жестянки обратно в супермаркет, чтобы получить там скидку, – это входит в его домашние обязанности, – и он сказал мне с отвращением: «Забудь, Термополис» – и ушел к себе в комнату.
Я спросила у Лилли, с чего Майкл так взбесился, на что она ответила, что он делал мне непристойные предложения сексуального характера, а я даже не поняла.
Неудобно-то как получилось! А вдруг Джош Рихтер когда-нибудь начнет делать мне непристойные предложения сексуального характера (надеюсь), а я даже не пойму? Господи, как же я иногда туплю.
Но Лилли сказала, я зря беспокоюсь, что Майкл разболтает друзьям в школе про маму и мистера Дж., потому что никаких друзей у него нет. Потом она спросила, с чего меня так волнуют торчащие ноздри мистера Дж., не мне же на них смотреть, а маме.
– Ну извини, – сказала я. – Мне приходится смотреть на них с девяти пятидесяти пяти до десяти пятидесяти пяти и с двух тридцати до трех тридцати каждый божий день, кроме суббот, воскресений, национальных праздников и летних каникул, – это если я не завалю экзамены и не придется ходить летом на дополнительные занятия.
А если они поженятся, я буду вынуждена смотреть на его ноздри С УТРА ДО НОЧИ, СЕМЬ ДНЕЙ В НЕДЕЛЮ, ВКЛЮЧАЯ ПРАЗДНИКИ И КАНИКУЛЫ.
Определить, что это за набор: коллекция предметов, детали или части, входящие в набор
А = {Гиллиган, шкипер, Мэри Энн}
Рассматривать каждый элемент по заданным правилам
А = {х, где х – один из выброшенных на остров Гиллигана}
САМЫЕ КРУТЫЕ ПАРНИ
СПИСОК ЛИЛЛИ МОСКОВИЦ
(составленный на уроке по истории мировой
цивилизации, с комментариями Мии Термополис)
1. Джош Рихтер. (Согласна – шесть футов[3] невообразимой крутизны. Пряди белокурых волос, время от времени падающие на лучистые синие глаза, и нежная, мечтательная улыбка. Единственный недостаток: встречается с Ланой Уайнбергер; говорит о плохом вкусе.)
2. Борис Пелковски. (Совершенно не согласна. То, что он в двенадцать лет играл на своей дурацкой скрипке в Карнеги-холле, еще не значит, что он крут. И потом, он заправляет школьный свитер внутрь, а не носит его поверх брюк, как все нормальные люди.)
3. Пирс Броснан, самый лучший Джеймс Бонд. (Не согласна, мне гораздо больше нравится Тимоти Далтон.)
4. Дэниел Дэй-Льюис в «Последнем из могикан». (Согласна – выжить, что бы ни случилось.)
5. Принц Уильям Английский. (Само собой.)
6. Леонардо в «Титанике». (Да ладно. Это было круто в 1998-м.)
7. Мистер Уитон, школьный тренер. (Да, крут, но занят. Видела, как он открывает дверь в учительскую перед мадемуазель Кляйн.)
8. Тот парень в таких джинсах на рекламе на Таймс-сквер. (Полностью согласна. Интересно, кто этот парень? Они должны снять сериал с ним в главной роли.)
9. Друг доктора Куин, женщины-врача. (Правда, крутой. Куда он подевался?)
10. Джошуа Белл, скрипач. (Полностью согласна. Так круто встречаться с музыкантом – только не с Борисом Пелковски.)
Я измеряла себе грудь и вообще не думала о том, что мама сейчас на свидании с моим учителем алгебры, как вдруг позвонил папа. Сама не знаю, зачем я соврала, но я сказала, что мама в студии. Глупо, конечно, наверняка папа знает, что мама встречается с другим мужчиной. Но почему-то я просто не смогла сказать ему про мистера Джанини.
Сегодня днем, когда я занималась с мистером Дж. – решала примеры методом распределения (начали – за скобками – в скобках – закончили; начали – за скобками – в скобках – закончили… Господи, хоть раз в реальной жизни мне этот метод пригодится? Хоть раз???), и тут вдруг мистер Джанини говорит:
– Миа, я надеюсь, тебя не беспокоит то, что я неофициально встречаюсь с твоей мамой.
На какое-то мгновение мне почудилось, что он сказал не «неофициально», а «сексуально». И я мгновенно почувствовала, как вспыхнуло лицо. Просто запылало. И я быстро сказала:
– Нет, что вы, мистер Джанини, совсем не беспокоит.
– Потому что, если беспокоит, мы можем об этом поговорить, – предложил он.
Наверное, он догадался, что я вру, когда увидел, как я покраснела. Но я только повторила:
– Правда, не беспокоит. Ну то есть немножко беспокоит, но вообще все в порядке. Ну, подумаешь, одно какое-то несчастное свидание, правда? Чего мне волноваться из-за одного несчастного свидания?
И тут мистер Джанини вдруг говорит:
– Понимаешь, Миа, я не уверен, что это всего лишь одно несчастное свидание, потому что мне действительно очень нравится твоя мама. Серьезно.
Даже не знаю, как это получилось, но я вдруг словно со стороны услышала, как говорю мистеру Джанини:
– Пусть это и вправду будет серьезно, потому что, если вы доведете ее до слез, я дам вам пинка под зад.
Ой, мамочки! Этого не может быть! Я сказала учителю «зад»!
И я почувствовала, что становлюсь еще краснее, хотя куда уж больше? Ну почему меня дернуло сказать то, что я думаю, именно тогда, когда за это можно реально огрести?
Наверное, мне и правда не по себе от того, что происходит. Может, родители Лилли были правы?
Но мистер Джанини совершенно не рассердился. Он только странно улыбнулся и сказал:
– Я не собираюсь доводить твою маму до слез, но, если когда-нибудь доведу, разрешаю тебе дать мне пинка под зад.
Так что с этим все вроде как в порядке.
И папа по телефону тоже разговаривал как-то непонятно. Он, правда, всегда так разговаривает. Все эти разговоры с другим континентом страшно неудобные, потому что в трубке на заднем плане шумит океан и я начинаю нервничать, будто меня могут подслушать рыбы или еще кто. К тому же в этот раз папа звонил не мне, а маме. Может, кто-нибудь умер, и он хотел, чтобы мне об этом аккуратно сказала мама.
Может быть, бабушка? Хм-м-м…
Грудь с лета вообще не изменилась. Мама ошиблась – не было у меня никакого скачкообразного роста после того, как мне исполнилось четырнадцать. У нее, может, был, а у меня, кажется, никогда не будет. Во всяком случае, у моей груди. Все мои скачки только вверх, а не в стороны. Я сейчас самая высокая девочка в классе.
Так что, если кто-нибудь в следующем месяце (ну да) пригласит меня на танцы в День культурного многообразия, я не смогу даже надеть платье без бретелек, потому что ему будет не на чем держаться.
Мама вернулась со свидания так поздно, что я уже спала (я очень старалась не заснуть, чтобы узнать, как все прошло, но, видимо, примеры по алгебре меня доконали). Так что все расспросы остались на утро. Я вышла на кухню покормить Толстяка Луи, а мама уже была там – очень странно, обычно она спит дольше меня, хотя это я подросток, которому положено вечно хотеть спать. Может, дело в том, что у мамы все время было что-то вроде депрессии с тех пор, как ее последний друг оказался республиканцем.
А сегодня она, радостно напевая, пекла блины. Я чуть не рухнула, когда увидела, что она в такую рань суетится на кухне, да еще что-то готовит, да при этом вегетарианское.
Конечно, мама восхитительно провела время. Они поужинали у «Монте» (не самая занюханная забегаловка, браво, мистер Дж.!), погуляли по Уэст-Виллидж, а потом сидели в баре на открытой веранде в саду до двух часов утра и просто болтали. Я попыталась выяснить, как там было с поцелуями, особенно типа взасос, но мама не ответила, только смущенно улыбнулась.
Ясно. Что-то неприличное.
Они опять встречаются на следующей неделе.
Ну, наверное, я не буду возражать, если ей так хорошо.
Сегодня Лилли собирается снимать пародию на «Ведьму из Блэр» для своего телешоу «Лилли скажет все как есть». «Ведьма из Блэр» – это такой фильм про ребят, которые потащились в лес, повстречались там с ведьмой и пропали. Все, что от них осталось, это пленка с фильмом и кучки палочек. Только версия Лилли будет называться «Грин вич» – «Зеленая ведьма». Она собирается в парк Вашингтон-сквер, чтобы поснимать ручной кинокамерой туристов, которые вечно подходят к нам и спрашивают, как добраться до Грин вич Виллидж (правильно «Гринич-Виллидж», «в» не произносится, но приезжие всегда говорят неправильно).
В общем, когда к нам будут подходить туристы и спрашивать, как добраться до Грин вич Виллидж, мы должны разбегаться с воплями ужаса. А в самом конце фильма от нас останется только кучка проездных на метро. Лилли уверяет, что все, кто увидит нашу пародию, всегда будут вспоминать о ней при виде проездных на метро.
О проекте
О подписке