Цитаты из книг автора «Медина Мирай»

и исчез. Он хотел сказать ему, как сильно его любил, любит и будет любить, но всё, на что его хватило, это шёпотом произнести: – Ненавижу тебя. Даан слабо улыбнулся, и лицо его погрустнело. – Я бы тоже тебя ненавидел, если бы ты поступил со мной так, как я с тобой. Но у меня не было выбора. Алексис говорил осторожно и, если это сон, он молился, чтобы его никто не разбудил. – Т-ты ведь мерещишься мне сейчас? – Возможно, – Даан не сводил с него глаз, стараясь тянуть каждую секунду, пока они могли быть вместе. И по этому взгляду, в котором умирала надежда, Алексис понял, что конец их разговора близок. – Я… – в горле у Алексиса пересохло. Он хотел вскочить с места, наброситься на Даана и не отпускать, но он так боялся, что от этого Даан исчезнет, растворится в ночи, как и тогда растворился в лучах рассвета, – Я столько хотел сказать тебе. Я столько думал, что бы тебе сказал, если бы вдруг встретил, но теперь… – он сглотнул ком в горле. Вздрагивал, пытаясь побороть дрожь в теле, пытаясь одолеть желание заплакать, – Я столько хотел тебе рассказать, но слова потерялись. Всё, что я могу сказать, это то, что ты… эгоист… идиот… ты просто… эгоист… – по щеке Алексиса скатилась слеза, и он надеялся, что в ночи и даже при свете фонарей её не будет видно. – Ты плачешь? – Даан продолжал держать его за руку.

– Тебе показалось, – с горечью в голосе отвечал Алексис. – Снова твоя гордость, – Даан улыбнулся, сжимая его руку лишь крепче. – Это гордыня, идиот. Даан улыбнулся, и Алексис улыбнулся ему в ответ. Это была та улыбка, те же добрые блестящие искренностью глаза, то же лицо. Лишь сейчас Алексис понял, насколько сильно ошибался насчёт двойника «Даана»: они ни капли не похожи. Как же им хотелось подольше тянуть этот момент, когда они могли просто сидеть, смотреть друг на друга и улыбаться. – Я… знаю, что тебе тяжело, но я пошёл на свою смерть не для того, чтобы ты сокрушался целый год и выпал из жизни. – Ты не понимаешь, – Алексис начинал злиться, – А ты бы? Что бы ты делал на моём месте? Даан пожал плечами: – То же, что и ты. – И чего ты тогда бред несёшь? – Алексис встал, – И, вообще, сидишь тут с довольной мордой, не можешь ничего толком сказать. Ни прости, ничего! Ты хоть знаешь, что мне пришлось перенести за этот проклятый год? На хрена мне такая долгая жизнь, если в ней не будет… – он сбавил тон, – Если в ней не будет тебя. Я… я предал тебя. Я… я был с другим. Мы занимались тем, чего даже между нами не было. Понимаешь?! Разве не лучше было бы сейчас именно мне быть мёртвым, а тебе – живым? Ты… такой прекрасный и в то же время ужасный человек. В этом мире не хватает таких, как ты, а таких, как я столько, что нас можно в один ряд выставить и ни один не будет от другого отличаться ничем: ни внешне, ни по характеру. Знаешь, как я жалею о том, что поиздевался над тобой тогда? Если бы мы были вместе все эти годы, то ты бы никогда не пошёл на это проклятое самоубийство, потому что я не дал бы тебе умереть! Я бы… Я бы вернул тебя к жизни и избил до полусмерти, а потом… Чёрт! Лучше бы ты не появлялся в моей жизни. Угораздило же меня уехать в Фризенвейн. Сидел бы себе в Амстердаме и в жизни не увидел бы тебя, не жалел бы о твоей смерти. Я… Я ненавижу тебя. Просто ненавижу! Алексис подошёл к Даану вплотную, смотря на него сверху вниз. Взгляд Даана не дрогнул от всей его речи, но щёки Алексиса были в слезах.

– Зачем?! – кричал Алексис, – Зачем ты ворвался в мою жизнь, расхерачил всё к чертям и спокойно исчез из неё, оставив меня одного?! Чего ты этим добился? Что мы оба с тобой получили? Я… Я проклинаю тот день, когда решил украсть у тебя деньги и мы встретились. Я проклинаю эти сорок дней. Всё! Я проклинаю всё, что связано с тобой! А теперь ответь… – он перевёл дух, стирая слёзы со щёк, – Зачем ты был в моей жизни? Даан встал с места. Они почти сравнялись в росте, но Алексис по-прежнему был ниже Даана. В четырнадцать всё было наоборот. Алексис чувствовал силу и уверенность, исходившую от Даана, и взгляд его смягчился. Гнев как прибило волнами, так и отбило, поэтому всё, что осталось в его глазах, было отчаяние и боль, победить которые было лишь два способа: вернуть ему умершего Даана или умереть самому. Алексис думал о самоубийстве каждый день, но был подвязан к мысли, что Даан выбрал его вместо себя. «Я должен жить. Хотя бы ради него», – думал Алексис, не понимая, кого ненавидит больше: себя за вечные мучения или Даана, который не оставил ему выбора. – А знаешь что? – шептал Алексис, – Я убью себя, потерплю эти сорок дней и буду с тобой. Глаза Даана стали печальными, и он ответил, не смотря Алексису в глаза: – Там, где я сейчас, очень плохо. Ты ведь не пойдёшь на это? – Но я хочу быть с тобой. – Там мы не будем вместе. Это… Это конечная станция и, если вдруг захочешь, то на обратный поезд уже никогда не сядешь. Ты не переродишься, ты не вернёшься к жизни, ты ничего не сделаешь. И меня ты не увидишь. Алексис уткнулся лбом в плечо Даана в тайном желании обнять его. Но он боялся. Каждый раз вспоминал, как сжимал Даана в своих объятьях из последних сил, умоляя его остаться с ним. Но Даан не остался. С тех пор каждый раз, когда родные обнимали Алексиса, для него это было целым испытанием.

– Ты искалечил мне жизнь. Я не могу ничего сделать, не вспомнив о тебе, – Алексис говорил через силу, – Я не могу пить и курить, потому что вспоминаю, что ты всегда был против этого. Я не могу спокойно смотреть на реки, потому что

она и стала твоей могилой. Я не могу спокойно смотреть на розы, потому что всё, что осталось от тебя, это роза, которую я пытался найти в ледяной реке, но так и не нашёл. Я не могу находиться в ветхих помещениях, потому что я вспоминаю, что когда-то мы были в таком. Я не могу найти занятие, которое не напомнило бы мне о тебе, – Алексис вновь сглатывал слёзы, – Я ничего не могу сделать. Я чувствую себя беспомощным, просто тряпкой. Я переспал с парнем потому, что он был на тебя похож. Я знал, что легче мне не станет и, наверное, специально хотел себя… травить несбыточными желаниями. Мне хотелось сделать себе как можно хуже, перенести эти минуты, а потом с облегчением понять, что хуже уже не станет. Я уже никогда не стану прежним Алексисом… из-за тебя.

За окном сигналили машины, и чтобы спрятаться от этого звука Алексис сильнее прижимался к Даану, всё так же боясь обнять. И тогда это за него сделал Даан. Испуг заставил Алексиса взглянуть ему в глаза. Даан знал: что бы он сейчас ни сказал, Алексис будет это отвергать. Потому они просто стояли так, в обнимку, под звуки сирены и неразборчивый говор и смех горожан. Им обоим хотелось огородиться от внешнего мира. Хотя бы на минуту, на жалкие шестьдесят секунд слышать только друг друга: дыхание, шёпот, слова, быть может, не имеющие особого значения. Но в те мгновения всё было важно. Каждое шевеление пальцем, шорох одежды, движение и запах. От Даана пахло розами, как бы странно это ни было. И этот запах сводил Алексиса с ума. Он радовался, что так и не нашёл розу Даана. Он не смог бы дать ей жизнь и стать вечной памятью любимого человека. – Мне пора. Алексис сжал его сильнее. Он понимал, что это повторяется: сцена его расставания с Дааном, совсем как год назад. Только не хватает реки и запаха леса. Тем было хуже. – Ты вернёшься? – Алексис отпрянул от него, чтобы посмотреть ему в лицо. Даан выглядел спокойным, но Алексис видел, что тот борется с желанием заплакать. – Нет, уже не вернусь. – Даже через год? Через два? Пять? Десять? Двадцать? – Уже никогда, Алексис. Мы видимся с тобой в последний раз. И в последний раз так сейчас стоим. – Я пойду с тобой, – голос Алексиса был болезненным, словно его горло резали изнутри. Оттого голос казался приглушённым, но за ним слышались крик и рыдания, которые рвались наружу.

– Ты останешься, – Даан обхватил его щёки руками и притянул к себе слишком резко, дав понять Алексису, что осталось совсем чуть-чуть. Совсем немного и последняя встреча закончится. Даан шептал ему в губы, – Ты должен жить. Учиться, путешествовать, работать, заводить друзей и просто радоваться каждому мгновению жизни. Ты должен сделать то, чего не сделал я. Обещай мне, Алексис, – по щеке Даана скатилась слеза, но взгляд его не дрогнул, – Обещай, что сделаешь это. Алексис учащённо кивал. – Обещаю… Они в последний раз касались друг друга губами, сливались в поцелуе и не мечтали ни о чём больше. Алексис закрыл глаза, смирившись с мыслью, что когда он их откроет, Даана уже не будет. Так и произошло. Эта ночь стала для него бессонной. Ночь, от которой и пошёл новый отсчёт его жизни. Это означало начало новой жизни. Без Даана, но со своей семьёй. Алексис удалил номер двойника Даана из телефона. Больше он к этому не вернётся. И пусть по ночам будет вспоминать о пережитых невзгодах, на следующее утро он будет просыпаться и смотреть на жизнь под другим углом. Алексис будет помнить о Даане всегда, каждый день и каждый час. Он будет помнить его не как своего мучителя, который своей смертью обрёк его на страдания, а спасителя, который раскрыл ему глаза. Он уже никогда не сможет полюбить кого-то больше его. И это было главным, чему Алексис был рад.

Ловите моменты, они неповторимы. Вы никогда вновь не испытаете чувства, когда вам впервые сделали подарок, когда впервые обнялись с человеком, от которого так ждали этого контакта. И даже грусть неповторима и потрясающа в каком-то отношении. Когда грустно и депрессия завлекает вас в свои чертоги, вы не можете думать о чём-то ином. Но потом, после этого вы перерождаетесь и смотрите на всё иначе. Грусть необходима. Боль необходима. Отчаяние необходимо. Безысходность необходима. Только эти испытания помогут вам переродиться.

И я, уже влюбившись в творение рук любимого человека, творение, посвящённое памяти другого любимого человека, прижимаю его к груди. Мне больно расставаться. Конечно, это обычные белые розы, каких можно купить ещё; обычный венок, какой можно сплести ещё, но! Он неповторим, и цветы эти неповторимы. Они кажутся одинаковыми до тех пор, пока не привяжешься к ним. Тогда начинаешь их различать, любить и не сметь приравнивать к другим цветам. А в эту работу вложена душа. Наши души. Пора их отпускать. В дальнее плавание.

– Я… люблю тебя. – То есть любил меня тогда? Тогда ты сказал: «я всё ещё люблю тебя». – Нет… Я всё ещё всё ещё люблю тебя. – Ха-ха! – и снова взору моему являются его зубы, ровно выстроенные в ряд. – Опять? – Всегда.