Послесловие

«Гавриил Ефимович Тетеревкин навсегда останется гордостью русской словесности»^[5], – писал Михаил Лермонтов сестре Гавриила Ефимовича, выражая соболезнования. Что ответила Наталья Ефимовна, неизвестно. Прожив еще сорок семь лет, она не могла не узнать, что к концу XIX века имя ее брата осталось лишь в сносках истории литературы. «Судьба его слишком напоминала узор тех дней, он завершил слишком мало произведений. Наверное, то, что о нем забудут, было неизбежно», – писала она в завещании. Как она ошибалась, стало очевидно лишь в конце XX века. Появление этого первого полного издания отрывков произведения «Свет» в переводе на английский язык стало возможным благодаря растущему интересу к наследию недооцененного до сего времени русского поэта, чье главное произведение лишь в наш цифровой век способно произвести глубокое впечатление.

Гавриил Ефимович Тетеревкин родился в ночь на 18 августа (по новому стилю) 1812 года в имении Тетеревкино. За горизонтом пылал Смоленск, отсветы пламени ярко освещали комнату, где появился на свет будущий поэт; наполеоновская армия теснила русские войска на восток. Его отец, Ефим Кузьмич, был членом Уголовной палаты. Мать, Екатерина Федоровна, в молодости блистала как пианистка-аккомпаниатор и исполнительница бальных танцев. Дворянский род Тетеревкиных^[6] впервые упоминается в летописях 965 года, когда великий князь Киевский Святослав Игоревич потребовал непременного участия «тугоухого дружинника Тетерыкина» в походе против хазар. В 1514 году Спиридон Тетерывкин проявил себя при Василии III, великом князе Владимирском, Московском и всея Руси, во время взятия Смоленска, и ему пожаловали поместье. Такова ранняя история рода Тетеревкиных, пережившего временное присоединение к великому княжеству Литовскому.

Дед Тетеревкина, Кузьма Тимофеевич, владевший иностранными языками, при Екатерине II долгое время служил переводчиком в Коллегии иностранных дел. Во время поездок в Юго-Восточную, Центральную и Северную Европу он собрал значительное количество книг на иностранных языках, заложив основу библиотеки, которая оказала влияние на развитие юного Гавриила Ефимовича. С трактатами, посвященными флеботомии и чуду сошествия на апостолов Святого Духа, соседствовали французские, немецкие и датские литературные журналы, сатирические романы Франсуа Мари Аруэ (Вольтера), Джонатана Свифта и Иоганна Карла Вецеля, любовная лирика Данте Алигьери и Эвариста Парни. Особое место занимали многотомные труды энциклопедистов Эфраима Чеймберса, Жана Д'Аламбера и Дени Дидро. В этих книгах было заключено все знание человечества. Эстампы из иллюстрированных томов послужили Тетеревкину образцами для описаний в первых литературных экспериментах. В «Мировом океане света» (1827) он признает, что этим не ограничился:

 
Пролистывал и те тома,
Чей смысл был от меня далек.
И пусть суть оставалась невдомек,
Читать я полюбил весьма.
Горел, запоем все читая.
Бескрайний мир – сокровищ кладовая.
 

Русский критик Константин Попугаев видел в молодом Тетеревкине любителя литературы «с неопределенной жаждой познания», «русского француза, не получившего достойного литературного образования»^[7]. Советский писатель Сигизмунд Кржижановский называл Тетеревкина Pantophagus fedorovi, который «читал без разбора все, что напечатано»^[8]. Лев Добычин, товарищ Тетеревкина по школе, в воспоминаниях отмечал, что «книжная речь на родном языке» и интерес к русской истории «были посеяны в сердце юноши»^[9] уже в годы учебы в гимназии.

Тимофей Андреевич Нефф. Портрет детей Олсуфьевых. 1842

До этого воспитанием Тетеревкина занимались домашние учителя-французы. Первый учитель, очевидно, был уволен, поскольку de manière de plus en plus inquiétante^[10] начал погружаться в каббалистическую математику. Его подопечный тем временем, видимо, посвящал себя написанию стихов. Этим объясняется обширность корпуса ранних произведений Тетеревкина. Второй домашний учитель, Луи (д') Кельк-Пар, рассказывал, как по указанию родителей мальчика выбросил в навозную кучу почти сто стихов и первый акт комедии «Разговорчивый крокодил» (Le crocodile volubile).

В 1826 году Тетеревкина отправили учиться. Благородный пансион при Московском университете считался одним из лучших учебных заведений для дворянских детей. Отец в сопроводительном письме директору настаивал на строжайшем отношении к четырнадцатилетнему сыну. От объяснения Тетеревкина, что он-де довел отца «до белого каления» одним стихотворением, веет романтическим бунтарством и позерством^[11].

Вместе с тем нельзя недооценивать противоречивое влияние Ефима Кузьмича на творчество сына. Московские годы в особенности необходимо рассматривать в свете службы отца в Третьем отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Третье отделение, созданное после восстания декабристов 1825 года, контролировало все без исключения процессы в николаевской империи, в особенности то, что имело отношение к подозрительным и опасным лицам и любым публикациям. В доме Тетеревкиных, как говорили, «ее глаза проникали даже под крышку ночного горшка»^[12].

Вероятно, по этой причине студент Тетеревкин как поэт долго оставался непродуктивным. Спорные политические и поэтические вопросы он обходил молчанием, которое с учетом обстоятельств можно назвать красноречивым^[13]. Это было «время поисков и раздумий», как написал позже в воспоминаниях Добычин. В те годы Тетеревкин оттачивал манеру и скоро явил «равнодушие к жизни с ее радостями и преждевременное старение души, столь характерные для нынешней молодежи». Едва ли стоит удивляться, что поначалу Добычин видел в младшем товарище человека, «каких тогда встречал в великом множестве». В начале тридцатых годов XIX века в Московском университете училось множество литературных гениев, в том числе В. Г. Белинский, А. И. Герцен, М. Ю. Лермонтов и Н. В. Станкевич. Однако наибольшее влияние на Тетеревкина оказали все же Лев Добычин и С. Е. Раич. Добычин увлек его поэзией К. Н. Батюшкова, Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского и, конечно же, «Фигляриным и Чушкиным»^[14]. Помимо этого, известно о регулярном совместном чтении всевозможных литературных альманахов и энциклопедических журналов. Таким образом, Тетеревкин вряд ли мог не поддаться влиянию часто звучавшего в те времена призыва к литераторам стремиться в произведениях охватить русскую жизнь целиком, создать нечто вроде репродукции общества.

Эндрю Робинсон. Парадный портрет джентльмена в шотландке. 1830

Учитель и издатель Раич открыл ему глаза на важность поэзии. С тех пор Тетеревкин воспринимал ее как высшее духовное достижение, а поэта – как наставника общества, «как учителя, беспрестанно стремящегося к самосовершенствованию».

Именно Раич ввел Тетеревкина в литературный салон княгини Волконской. Остается невыясненным, правда ли, что княгиня, «которая изъяснялась на русском весьма своеобразно», как-то выставила Тетеревкина на посмешище^[15]. Известно лишь, что в салоне Волконской он больше не появлялся. Вероятно, он сразу отклонил приглашение в кружок Герцена – Огарева, участников которого увлекали идеи утопического социализма.

Во время эпидемии холеры в 1830 году Тетеревкин поселился у родственников в имении. Эта семейная ветвь с 1571 года обосновалась восточнее Москвы на Владимирке, с помощью выгодных браков избавилась от угрозы разорения и сколотила неплохое состояние, сменив занятие сельским хозяйством на виноделие.

В Новотетеревкино семнадцатилетний студент влюбился в Сашеньку. Этот роман и его трагический финал нашли отражение в многочисленных стихах, записанных в дневнике. При этом обращает на себя внимание путаница в описании внешности объекта обожания. Так, например, автор пишет, что глаза карие, «цвета яблочного семечка», потом они превращаются в блестящие черные «икринки», а в наброске к одному сонету говорится, что цвет их меняется в зависимости от настроения:

 
Зеленые, как мох, в минуты счастья,
И голубые, когда новое влечет.
 

Эти наброски еще мало говорят о гении Тетеревкина, свидетельствуя скорее о стилистической зрелости. Ему удалось искусно завуалировать пол Сашеньки. Элиас Ольссон, изучивший в рамках исследования «Скрытые смыслы поэзии. Стихи без отсылки к полу, расе и возрасту» (2007) все церковные метрические книги волости, называет в качестве вероятных возлюбленных Александра Григорьевича Соловьёва 1814 года рождения и Александру Евграфовну Воробьёву 1819 года рождения. Кончина Александра Григорьевича незадолго до отъезда Тетеревкина совпадает с датой появления стихотворения «Ужаснейший прах» (1831). Эта элегия являет собой шедевр русской траурной лирики. Монотонные двустишия за счет последовательного чередования мужских и женских рифм, усиленных многочисленными ассонансами при очевидном доминировании гласных заднего ряда, создают уникальное минорное звучание. Стихотворение было опубликовано в 1833 году (без указания имени автора), и композитор А. С. Даргомыжский блестяще положил его на музыку. После пребывания Гавриила в Новотетеревкино его юношеское позерство, то самое «равнодушие к жизни», видимо, становится неподдельным. Лермонтов рассказывал, как во время разговора его испугали ледяные глаза на смеющемся лице старого товарища. На это же время приходится и первая дуэль Тетеревкина.

Добычин не пишет, случайно ли капельмейстер М. промахнулся, стреляя в нетвердо державшегося на ногах противника. Секунданты отвели подвыпившего Тетеревкина в сарай и договорились держать дуэль в тайне. Когда чуть позднее Тетеревкина отчислили из университета, он представил это как дисциплинарное взыскание, однако на окончании учебы настоял, видимо, Ефим Кузьмич, имевший иное представление о дальнейшей судьбе восемнадцатилетнего сына.