Глава 3. Ашборг

13 лет наза

– Ну, что, малышка? Похоже, дела твоего отца плохи…

Помощник шерифа Абнора, господин Азриэль Франсон, присел перед десятилетней Авророй Йорк. Собственное растерянное отражение смотрело на нее из темных стекол его очков-авиаторов. Помощник шерифа приехал к ней социальный центр, куда Рори отправили сразу же после заключения ее отца под арест. Ей уже объяснили, что после суда и вынесения приговора она сразу же отправится в сиротский приют.

– Его посадят в тюрьму… надолго? – Рори старалась казаться серьезной и взрослой. – Навсегда?

– Боюсь, не совсем, – Азриэль перекатывал во рту жвачку и, казалось, разглядывал ее из-за своих очков как-то уж слишком пристально. – Было уже четыре судебных слушания, и на следующей неделе состоится последнее. Принимая во внимание характер твоего отца, его постоянные выходки, а так же то, что это не первый случай, когда Уолли берется за ружье, присяжные настаивают на высшей мере наказания. Уж слишком жестоко он прикончил бедную старушку Кендрезе – пристрелил, как бешеную собаку.

– Она не была беззащитной… – возразила Аврора и перед ее глазами, как наяву, замаячили аспидно-черные тени. С самого первого дня в социальном центре, девочка не выключала на ночь свет. Благо, добрая миссис Хантер, что тут работала, ей это позволяла. Но что, если в приюте будет по-другому? Что, если тени придут за ней? – Отец спас меня.

– Ну, ты же понимаешь, крошка, все эти его невнятные рассказы, что она ведьма, которая, напустив черного тумана, хотела тебя сожрать, только усугубляют его положение, – проговорил помощник шерифа, и Аврора вдруг подумала, что в этих очках он похож на большую осу. – Кендрезе, конечно, была не без странностей, но такой участи точно не заслужила.

– Мой отец невиновен, – тихо, но упрямо сказала Рори, отвернувшись к окну.

– Присяжные думают по-другому, – отозвался Франсон. – Ну, знаешь, эти старухи, которые до смерти боятся, что, отсидев, Уолли выйдет и пристрелит и их. Они даже не понимают, что вряд ли доживут до конца его срока, даже, если дать ему за это убийство по минимуму. Забавно, как единодушно эти старые перечницы возжелали крови Уолли Йорка за смерть подруги, словно не шипели, как змеи, обсуждая странности Кендрезе.

– Отец не виноват! – Аврора изо всех сил пыталась сохранить перед ним, этим чужим циничным человеком вид, чтобы он не видел в ней маленькую, запуганную, убитую горем девочку, но ее лицо искривилось, а губы предательски задрожали. – Пожалуйста, не допустите, чтобы они его приговорили!

– Дай-ка подумать, – протянул помощник шерифа. – Пожалуй, я могу кое-что сделать для Уолли. Например, его могут признать невменяемым и вместо электрического стула отправят в закрытую психиатрическую лечебницу св. Трифона, где содержатся преступники.

– Так сделайте! – она не выдержала и сорвалась на крик. – Сделайте это, прошу вас, господин Франсон! Спасите моего папу!

– Говорят, ты очень талантливая девочка, – помедлив, вдруг задумчиво сказал помощник шерифа. – Получила гран-при на Фестивале молодых талантов в Предьяле, но вручение награды пропустила…

– Отец не смог меня отвезти, – Рори опустила взгляд.

– Потому что ушел в очередной запой, – безжалостно закончил Франсон. – Учительница по музыке тебя очень хвалит. Говорит, уже сейчас, в десять, у тебя красивое, чистое сопрано. С возрастом, если продолжишь заниматься вокалом, голос будет только крепнуть и развиваться… Знаешь что, малышка? Вне зависимости от дальнейшей судьбы Уолли, у тебя дорога одна – в сиротский приют мадам Маркин. Но что, если тебя бы удочерила хорошая, крепкая, верная семья, которая заботилась о тебе, любила, кормила, одевала, обувала? У тебя будут папа, мама и старший брат. Мы оба понимаем, что Уолли был не самым примерным отцом. Ты же в ответ станешь примерной, послушной, хорошей, любящей дочкой и… сможешь заниматься музыкой, сколько душе угодно. Может быть, даже выступать. Поначалу где-нибудь в ресторане, наберешься опыта, а потом, кто знает, кто знает… Станешь звездой мирового масштаба – но Авророй Франсон, а не Авророй Йорк, да, девочка? И никогда не забудешь, кто из маленькой замарашки, дочки преступника-алкоголика вывел тебя в люди, не так ли?

– Так, господин Франсон, – шепотом сказала Рори. – Так.

Она шла за Гэбриелом безропотно, как овца на заклание и сама ненавидела себя за это. После того, как он ее трогал и как на нее смотрел, ей оставалось только плюнуть ему в лицо и, быть может, у нее все-таки еще хватит духу это сделать.

Около ажурной калитки, кованные бутоны роз которой напоминали вытянутые головки змей, темнота подступила со всех сторон, разбавляемая лишь яркими квадратами окон гостиной, где ее приемные родители и новый шериф сейчас вели свой интересный разговор. Темнота была извечным врагом Рори, но она смутно понимала, что сейчас, радом с этим человеком… или существом… или кем там он по-настоящему был, ей нечего бояться ночи.

– Занятный тип этот Брадшо, – проговорил Гэбриел, закуривая черную сигарету с золотым фильтром. – Дай ему волю – вешал бы всякого осужденного на каждом городском столбе, при этом искренне веря в то, что делает правое дело. Все-таки нет ничего страшнее фанатиков с добрыми намерениями.

– Быть может, исчадье ада со злыми? – негромко отозвалась Рори и тут же пожалела о сказанном.

– Кто сказал тебе, что мои намерения злы? – в его голосе вроде бы искреннее удивление, но это насмешка, которую он даже не пытается скрыть.

– Как же то, о чем говорят Дети Надежды? О чем написано в Библии? Как быть с концом света? – она не могла поверить, что действительно говорит ему все это, испытывая смутное ощущение, что стоит на самой высокой и самой узкой перекладине электрической вышки на уровне ста двадцати метров над землей.

– Я тебя умоляю, Рори, – Гэбриел Франсон глубоко затянулся, выдохнув дым в холодное ночное небо. – Библия – всего лишь раздутый пресс-релиз, который, если честно, я бы даже не назвал особо удачным. Изнасилования, каннибализм, инцест… Нормально, по-твоему? Но личный бренд сейчас решает все, а он действительно вложился в его развитие. Если все пошло удачно – на то его воля. Если нет – пути его неисповедимы. Люди ищут в Библии откровение. Что они находят? Может произойти что угодно. Это не конец света, Аврора, это всего лишь смена правления, которая, между нами говоря, назрела уже давно.

– Не знаю, какую роль вы в этом уготовили мне, – внутри нее все гудело, точно напитанное мощнейшим электричеством. – Но я бы не хотела участвовать… если вы не против, конечно.

– Я же просил оставить это дурацкое «вы», – сокрушенно покачал головой он и цокнул языком. – Раздражаешь меня… А когда я бываю раздражен, я… становлюсь неприятен.

Переход от доброго дядюшки к кому-то совершенно незнакомому, жутковатому и озверело-прекрасному был слишком резок. Аврора и пикнуть не успела, как оказалась притиснута к калитке, задравши локоть и впившись в витой кованый элемент, словно желая найти в нем спасение.

– Ты догадываешься, – этот голос звучит около самого уха и Рори с ужасом чувствует, что от одного его звука тело становится безвольным, как бланманже, а в сознании вспыхивает калейдоскоп непозволительно развратных картин.

– Вряд ли есть та, что сможет устоять перед самим дьяволом, – сквозь силу прошептала Аврора, пытаясь дышать через раз, чтобы не обонять его запах – древесный, землянистый, янтарный, ромовый – он сводил с ума. – Нечестная игра, но кого это удивит?

– Ты можешь, мицара. Можешь, но не хочешь.

Он лжет. Рори прикрывает глаза, до боли вцепившись в холодный металл решетки за спиной, как будто это как-то может помочь и изо всех сил пытается заставить себя опомниться, прекратить этот психоз. Но все, о чем она может думать – если сейчас он ее не поцелует, она умрет, у нее просто-напросто разорвётся сердце.

Гэбриел Франсон знает об этом – и он медлит.

– Кто такая мицара? – этот вопрос, это странное, смутно знакомое слово где-то на периферии сознания, но оно помогает сохранить каплю разума.

А если Бригита или Азриэль обратят внимание, что ее долго нет, и выйдут во двор? Плевать!

– Немного больше, чем обычный человек, – его вкрадчивый, медовый голос звучит сначала справа, а затем слева. Прижимаясь подбородком к ее виску, Гэбриел захватывает и приподнимает ее волосы у самого основания, бережно скручивая их в жгут. – Потомок одной из упавших на землю звезд… Они ведь падали тогда, в самом начале, сразу после сотворения времен. Правда, выжить удавалось немногим… На земле нашелся кое-кто, кто счел их сияние очень даже аппетитным. Сияние, эфир… Назвать можно как угодно, но суть одна. Это нечто чудесное, а за чудесным всегда найдутся охотники.

Наверно, это важно, потому что он говорит о ней, правда, какой-то бред, больше похожий на легенду, сказку, выдумку. Но не важнее, чем его подавляющая близость, порождающая мучительное вожделение, от которого бешено колотится сердце, а пересохшие губы приоткрываются сами собой. Рори встряхивает головой, и волосы падают на плечи, а он с усмешкой наклоняется ниже и… медлит.

– Боюсь, доблестный шериф, который будет рыть носом землю в поисках Чада – не единственная твоя проблема, моя милая маленькая Рори, – осторожно взяв ее за подбородок, Гэбриел прикасается подушечкой большого пальца к ее нижней губе. – Может быть, настала пора принять покровительство того, кто сможет тебя защитить? Или будешь строить из себя смелую и решительную героиню? Ты сама жаждешь этого – совершенно осознано, в трезвом рассудке и свободной воле.

– Уходи… – неизвестно, откуда у Авроры взялись силы выдохнуть это короткое и простое слово, когда все ее существо лихорадочно молило об обратном. – Уйди, сгинь, убирайся прочь!

– Мягкая, душистая, трепетная, карамельно-сливочная девочка… Прости, но нет.

Ее старания оказались смешными и совершенно бесполезными, потому что он ее поцеловал, но в этом поцелуе не было и капли той бережности и нежности, которую Гэбриел Франсон проявлял к Рори до этого. Он просто взял ее, плавно, но властно откинув голову девушки за волосы назад так, что Аврора оказалась в неестественной позе с высоко задранным подбородком и ртом, который он терзал прохладными, твердыми, чувственными губами. Их многогранный вкус раскрылся на устах Рори густой горько-сладкой черной патокой, золотистым ямайским ромом, крепостью табака и медовым сладострастием, которое пронзило до кончиков пальцев, ощущающих гладкую текстуру его черной рубашки.

Задыхаясь от грубого напора, Аврора почувствовала, как Гэбриел приспустил рукав ее платья вместе с бретелью лифчика и накрыл ладонью обнажившуюся грудь, едва ощутимо сжав указательным и средним пальцами болезненно откликнувшийся сосок.

Это было жутко, потому что она теряла себя, тонула в пьянящем дурмане подаренных им ощущений, и не было никакой надежды обрести ясный рассудок и отстраниться. Мягкая хватка Гэбриела оказалась поистине нечеловеческой, железной.

Это было преступно втройне, потому что он был вдвое старше ее, был пусть и не родным, но дядей, был, в конце концов, дьяволом.

Но это было блаженно, так нестерпимо блаженно, что помешательство подступало неотвратимо и ярко, потому что Аврора одновременно жаждала, чтобы он не прекращал целовать ее и чтобы этот мучительный поцелуй прервался… Чтобы он, убрав от нее руки, перестал так бесстыдно лапать ее грудь, и чтобы его ладонь скользнула ниже, между ее нервически стиснутых бедер, расслабляя и даря постыдное наслаждение. Чтобы сгинул, растворился, исчез из ее жизни навсегда и чтобы прямо сейчас перенёс в свой розово-серый номер, на низкую кровать, на кремовые простыни, которые очень быстро станут влажными.

Гэбриел Франсон остановился, когда она была уже близка к обмороку. Неспешно оторвавшись от ее измученных полураспахнутых губ и не отводя взгляда, аккуратно вернул на место бретельку бюстгалтера.

Краем взгляда Рори зацепила дернувшуюся в окне занавеску, а, может, ей просто показалось. Пожалуй, взлети сейчас дом Франсонов в небо на тысяче светящихся воздушных шариков, она не смогла воспринимать что-либо или кого-либо, кроме мужчины, который смотрел сверху вниз на ее запрокинутое к нему лицо.

– Одно твое слово. И я продолжу.

– Я думала, такие, как ты, не спрашивают, – выдохнула Рори, боясь не то, что изменить неудобное положение, в котором у нее затекла спина, а даже просто шелохнуться.