Читать книгу «Бедабеда» онлайн полностью📖 — Маши Трауб — MyBook.
image
cover

– Если я тебе скажу, что не хочу ребенка, ты же опять поставишь мне диагноз, – Настя вдруг начала говорить как прежде, в моменты «просветления», как называла их Людмила Никандровна, когда ее дочь становилась собой. – А я не хочу. Мне плохо и больно все время. Я устала от этого живота.

– Это нормально. На поздних сроках… – начала Людмила Никандровна.

– Мам, не надо, хватит. Для кого-то это нормально, для меня – нет. Я даже в детстве в кукол не играла и не придумывала, сколько у меня будет детей и как их будут звать. Я не хочу ребенка. Разве все женщины обязаны хотеть стать матерями? А если у меня нет этого долбаного инстинкта?

– Почему ты тогда решила оставить ребенка? – не понимала Людмила Никандровна.

– Откуда я знаю? Мне было все равно, – пожала плечами Настя. – А потом решила, что, если у тебя будет внук или внучка, ты от меня наконец отстанешь. Перестанешь меня лечить наконец.

– То есть ты не собираешься воспитывать собственного ребенка? – все еще не понимала Людмила Никандровна.

– Не знаю! Я ничего не знаю! Просто оставь меня в покое. Хочешь – я выйду замуж. Мне наплевать. Поскорее бы родить.

Людмила Никандровна всеми силами старалась забыть тот разговор, списывая эмоции дочери на усталость от беременности и волнение перед родами.

Не о такой свадьбе Людмила Никандровна мечтала для дочери. Настя и Женя отказались звать гостей.

– Зови сама кого хочешь, – сказала Настя.

– Но это же твоя свадьба. Разве вы не захотите отметить?

– Как ты предлагаешь мне отмечать? – отрезала Настя, показывая на свой живот.

Так что на свадьбе присутствовали жених с невестой и Людмила Никандровна. Мать жениха, будущая счастливая свекровь, в загс не явилась по причине то ли высокого, то ли низкого давления.

Да и сама Людмила Никандровна присутствовала только для того, чтобы предпринять разумные действия, если ее дочь соберется рожать. Но обошлось. Схватки начались утром следующего дня. Пришлось «кесарить» – слабая родовая деятельность, да и Настя не помогала врачам. Отказалась она и от совместного пребывания с младенцем и попросила новорожденную девочку увезти. На традиционное пожелание нянечки: «Приходи к нам за мальчиком!» – зло ответила: «Не дождетесь».

Людмила Никандровна надеялась, что если дочь не почувствует себя матерью, если пресловутый инстинкт в ней так и не проснется, то хотя бы увлечется процессом. Что Марьяша, пусть ненадолго, но станет ее страстью. Не случилось. Настя оказалась удивительно равнодушной к материнству и собственной дочери. Ее не особо трогали крошечные пинетки, рукавички, платьица, при взгляде на которые обычно замирают все женские сердца. Людмила Никандровна видела, что Настя готова сорваться и все глубже погружается в послеродовую депрессию. Но, как и прежде, дочь наотрез отказывалась принимать помощь.

– Просто забери ее, – просила она мать, стоило Марьяше расплакаться.

– Она будет считать матерью меня, а не тебя, – мягко возражала Людмила Никандровна.

– Ну и что? Какая разница? Вырастет, разберется, сейчас ей вообще все равно, кто памперсы меняет.

Лишь иногда, на очень короткий миг, Настя могла подойти и ненадолго замереть над спящей в кроватке дочкой. В один из таких моментов Людмила Никандровна сделала еще одну попытку:

– Понюхай ее, младенцы пахнут по-другому. Марьяша пахнет ромашкой или васильками, но точно полевыми цветами.

– Мам, она пахнет какашками, потому что обкакалась, – ответила Настя, но все же улыбнулась. – А я чем пахла?

– Только не смейся. Мне казалось, что одуванчиками.

– Одуванчики не пахнут.

– Да, конечно, но я думала, что если бы у одуванчиков был запах, то именно такой.

– Мать-и-мачеха противно пахнет.

– Конечно, но одуванчики…

– Мне кажется, это очередная мамская выдумка, бред, чтобы выдать желаемое счастье за действительность. А на самом деле младенцы пахнут какашками и скисшим молоком. Еще присыпкой, которой их посыпают зачем-то с ног до головы. Или детским кремом. Терпеть не могу запах детского крема. Особенно того, которым ты меня в детстве мазала. Как он назывался? «Тик-так»? Нет, «Тик-так» еще ничего, а вот был еще зеленый, на нем собака красного цвета была нарисована и кошка такая жуткая, с красными глазами и красными усами.

– Он так и назывался: «Детский крем».

– Вонял ужасно. И жирный, липкий. Руки не отмоешь.

– Смотри, какая Марьяша красивая.

– Она толстая. Почему у нее такие здоровенные ноги? У всех младенцев такие?

– Как правило. Не хочешь с ней погулять как-нибудь в парке? Познакомишься с другими молодыми мамочками. Найдешь себе компанию. Вам будет о чем поговорить.

– Я не хочу. Неужели ты еще не поняла? Я не хочу считаться «мамочкой». Бесит, когда меня так называют. Не хочу гулять с коляской и улыбаться как дурочка, слушая, как кто-то рассказывает про какашки зеленого цвета. У меня, уж прости, все в порядке с психикой. И я не собираюсь плакать над песней из мультика про мамонтенка «Пусть мама услышит, пусть мама придет…». Что ты еще мне можешь сказать? Про пресловутую пуповину? Не выйдет. Ты же знаешь, пришлось делать кесарево. Меня разрезали и вынули Марьяну. Я ничего не чувствовала. Спасибо достижениям современной медицины – за изобретение эпидуральной анестезии надо Нобелевскую премию присуждать.

– Неужели тебе совсем все равно? – не удержавшись, спросила Людмила Никандровна, хотя уже знала ответ.

– Нет, не все равно. Но не жди от меня каких-то эмоций, которые вроде как приняты и считаются нормальными. Я не сошла с ума из-за того, что дала кому-то жизнь и почувствовала себя матерью.

Людмила Никандровна кивнула. Она не стала говорить дочери, что как раз ее-то состояние и считается ненормальным. И куда в ее случае делись все положенные молодой матери гормоны – от окситоцина до эндорфинов, непонятно.

А еще стало наконец очевидно, что все заботы о Марьяше лягут на плечи Людмилы Никандровны. И никто не поможет, не подстрахует. Оказалось, что у Марьяши, при всем изобилии родственников, никого и нет, кроме бабушки.

* * *

Если во время беременности Насти Людмила Никандровна еще и опасалась, что вдруг появившаяся у нее сватья начнет активно вмешиваться в процесс воспитания, то этот страх быстро прошел. Марина, кажется, Витальевна или не Витальевна, а Викторовна – Людмила Никандровна не могла запомнить, просто затык случился – оказалась классической эгоисткой, причем истеричного склада. Внучку она увидела на выписке, чего ей оказалось вполне достаточно. Участвовать в воспитании ребенка она хотела только по телефону. Но Людмила Никандровна терпеть не могла подолгу говорить, и связь с Мариной, кажется Витальевной, не сложилась с самого начала.

Но отсутствие одних проблем сполна компенсировали другие. Поскольку молодые родители не позаботились заранее о приобретении хотя бы коляски для ребенка, а Настя так и вовсе не понимала, как из нее вылез живой ребенок, который требовал есть, плакал, какал и снова хотел есть, то из роддома все, включая молодого отца, переехали в квартиру Людмилы Никандровны. В роддоме Настю так и не заставили начать кормить грудью собственную дочь, не смогла повлиять на нее и Людмила Никандровна. Настя выпила таблетку для прекращения лактации, и никакие угрызения совести ее не мучили.

Если с Настей все было понятно, то зять вел себя по меньшей мере странно. Он как раз любил пообщаться с собственной матерью и звонил той регулярно, дважды в день. Разговаривал подолгу и с удовольствием. Людмила Никандровна могла с легкостью поставить сразу несколько диагнозов своим новоявленным родственникам – от инфантилизма и эдипова комплекса на уровне шестилетки у зятя, до классической истерии, дополненной ипохондрией – у сватьи. От зятя Жени Людмила Никандровна узнала, что мама страдает многочисленными и разнообразными фобиями – боится эскалаторов в метро, длинных переходов, в которых начинает задыхаться, туннелей и серпантинов. И именно из-за этого не может приехать в гости проведать внучку. Вот Марьяша подрастет, и тогда они будут возить ее к бабушке.

– Может, бабушка потренируется справляться с фобиями? Это лечится, если что, – сказала Людмила Никандровна.

Женя обиделся и молчал до вечера. Настя фыркнула и просила мужа «не обращать внимания, она всегда такая». Просила специально громким шепотом, чтобы Людмила Никандровна непременно услышала.

Вечером Женя долго общался с матерью, для чего закрылся в ванной.

– Пора Марьяшу купать, – напомнила Людмила Никандровна.

– А где ему разговаривать? – возмутилась Настя.

– А где мне мыть вашу дочь?

Настя опять фыркнула и начала стучаться в дверь ванной. Людмила Никандровна закрыла глаза и представила, как Нинка ударом ноги вышибает эту самую дверь.

Утром Женя сообщил, что они приняли решение воспитывать ребенка «чистым», о чем торжественно объявил за завтраком.

– Это как? – не поняла Людмила Никандровна.

– Никаких прививок и лекарств. Только травы.

– А, ну конечно, я могла бы сама догадаться, – кивнула Людмила Никандровна.

Зять, как выяснилось при более близком знакомстве, вдруг начал исповедовать вегетарианство, голодание, очистительные процедуры кишечника, детоксы и прочие чистки водой, солнцем и медитациями. А вслед за ним и Настя.

– Может, колбаски? Докторской, тонкой, как ты любишь? – спрашивала Людмила Никандровна у дочери.

– Мам, ты специально, да? – кричала Настя, которая явно не отказалась бы от куска колбасы или котлеты.

Да, Людмила Никандровна тогда частенько ловила себя на том, что делает все специально – издевается, доводит ситуацию до полного абсурда, просто чтобы самой не сойти с ума.

Новоиспеченный отец тем временем на радостях предложил Насте набить татуировку, чтобы подтвердить их духовную и физическую связь. За духовность отвечал выбранный рисунок – ящер, а за физику – место татуировки, ягодица. Задумка Евгению казалась гениальной – он хотел сделать тату на левой половине пятой точки, а Насте предложил украсить правую. Настя согласилась, поскольку Женя рассказывал, какая прекрасная получится семейная фотография, которую они будут показывать подросшей дочери – ящерицы смотрят друг на друга, когда их носители лежат жопами кверху.

Людмила Никандровна позвонила Нинке и попросила принять сбрендившую под влиянием мужа дочь и отговорить ее от ящера на попе. Нинка, ругаясь матом как сапожник, прочитала Насте, которую знала с младенчества, лекцию по дерматологии, а заодно и по смысловому значению ящеров на разных местах. Нинка хорошо подготовилась, недаром была отличницей на курсе, и провела исторический экскурс – от Северной Америки до древних славян. Естественно, все было связано с ящерицами и прочими рептилиями. По всему выходило, что ящерица – никак не символ сексуальности или мудрости, а просто изворотливая тварь. Но Настя уперлась, как делала это всегда, стоило начать ее отговаривать и взывать к здравому смыслу. Тогда Нинка предложила другой вариант, менее заметный для общества, но который свидетельствовал бы о поистине неземной связи с мужем. Настя замерла. Нинка тоже держала паузу и быстро нарисовала на бланке для рецептов ящерку.

– Какая красивая! Хочу такую! – обрадовалась Настя.

– Отлично, снимай трусы и ложись, – велела Нинка.

Нинка сказала, что самые крутые татуировки делаются на половых губах. Естественно, с обезболиванием. И даже цвет можно выбрать. Настя залилась слезами и собралась хлопать дверью.

– А если вы расстанетесь, что ты будешь делать с ящером? Сводить? Предупреждаю, это больно, долго и дорого, – сказала ей в спину Нинка.

Нинка, едва Настя скрылась за дверью кабинета, естественно, позвонила подруге:

– Ей бы делом заняться.

Верный совет, кто бы спорил. Настя, получившая приличное образование искусствоведа, ни дня не работала по специальности. Период увлечения дизайном оказался ярким, но стремительным. Как и увлечение фотографией, графикой, реставрационным делом и шитьем в стиле бохо.

– Пусть хоть ребенком займется да полы лишний раз помоет, или дай ей несколько комплектов постельного белья – пусть гладит. Физический труд облагораживает, – хохотнула Нинка.

Людмила Никандровна тяжело вздохнула. Она успешно помогала решить проблемы другим, но с дочерью справиться оказалась не в состоянии.

Марьяша росла, тьфу-тьфу, здоровой во всех смыслах, а купание в череде не было противопоказано и у веганов. Прививки Людмила Никандровна делала внучке согласно графику, просто не ставила об этом никого в известность. Но она чувствовала, что скоро тоже сорвется. Она очень уставала. Чтобы заботиться о Марьяше, пришлось взять официальный отпуск и за свой счет, и у нее не было уверенности, что она сможет в ближайшее время вернуться на работу, если не найдет няню для внучки. Все шло совсем не так, как она ожидала, а так, что хуже не придумаешь при всем желании.

Зять сидел в позе лотоса и хрустел сельдереем. Причем забывал убрать за собой ошметки этого самого сельдерея и помыть стакан после наполненного жизненной энергией смузи и исключительно веганского кокосового молока. Настя опять мимикрировала и превратилась в странное существо с пустым и вечно голодным взглядом, с мутью в голове. При этом она в очередной раз обновила гардероб, что случалось регулярно, со сменой не сезонов, а партнеров. И теперь Людмила Никандровна каждый раз в ужасе шарахалась, видя перед собой странную женщину в шароварах, с немытыми и нечесаными волосами, расписанными хной руками, кучей ниток на запястье и дешевыми побрякушками на шее.

– Не надоело еще? Ноги не затекли? Может, погуляешь с дочерью, разомнешься? Там деревья в парке есть, можешь с ними пообниматься. Говорят, помогает, – предлагала зятю Людмила Никандровна, которая за месяц такой жизни друг у друга на головах причем в позе лотоса, действительно начала срываться и искала малейший повод сказать гадость. Впрочем, поводов хватало с избытком. Зятю Людмила Никандровна быстро поставила диагноз и даже знала, как его вылечить, хотя имело смысл начать лечение лет пятнадцать назад. Тики – Женя без конца вытирал уголки рта. Плюс комплексы, целый комплект. Ну и психоз тоже присутствовал. «Два сапога – пара», – злилась Людмила Никандровна, размышляя, насколько затянется это увлечение дочери. Лучше бы уж побыстрее прошло.

Родительский энтузиазм воспитывать ребенка «чистым» у отца девочки пропал так же быстро, как и у матери. Женя понял, что грудной младенец после сеанса бейби-йоги будет орать всю ночь. А соевое молоко, предложенное вместо обычной смеси, есть откажется наотрез и зальется таким громким плачем, что никакая медитация не спасет. Настя под влиянием мужа один раз сходила на йогу, которой молодые матери занимаются вместе с грудными младенцами, купила слинг и даже пыталась засунуть в него Марьяшу. Но та опять разоралась и успокоилась лишь после того, как оказалась на руках у бабушки. Людмила Никандровна наблюдала за дочерью – та по-прежнему смотрела на Марьяшу как на куклу, которую ей вдруг подарили, сказали, что она очень дорогая и ценная, но играть в нее не хочется.

Сватья Марина, кажется Витальевна, сделала над собой усилие и приехала навестить внучку. Но к Марьяше не подошла, а долго и подробно рассказывала Людмиле Никандровне, какой пережила ужас, пока до них добралась. Ведь у нее фобия, случаются панические атаки на эскалаторах, лестницах и серпантинах.

– И где вы в Москве серпантин нашли, даже интересно, – спросила Людмила Никандровна.

Марина, кажется Витальевна, поджала губы и принялась рассказывать, как ездила в молодости в Крым, и там как раз у нее случился первый приступ панической атаки на серпантине.

– А дальше своего говенного района вы когда-нибудь выезжаете? – Людмила Никандровна даже не пыталась быть милой. С нее было достаточно. Она стала сама собой.

Нинка очень любила это состояние подруги и иногда сознательно ее доводила.

– Тебе должны все надоесть до чертиков! – кричала Нинка на тренировке. – Разозлись, тебя же уже достали!

Специально вызывать это чувство Людмила Никандровна так и не научилась, зато с момента рождения внучки пребывала в нем практически двадцать четыре часа в сутки.

Тогда она все сообщила сватье – и про невылеченные тики ее сына, и про ее псевдофобии.

– Ваша Настя тоже ненормальная! – воскликнула Марина, кажется Витальевна. – Да она вообще Жене не пара!

На этом, к счастью Людмилы Никандровны, родственное общение, можно сказать, закончилось. А вскоре и брак Насти развалился. Она подала на развод, как только Марьяше исполнился год. Людмила Никандровна, которая была свидетельницей скандалов между молодыми родителями, думала, что Насте наконец надоело жевать траву и носить дешевые бусы. Но все, к сожалению, оказалось так банально, что становилось тошно. Женя увлекся преподавательницей йоги и решил уехать на Тибет – то ли чтобы стать монахом в Шаолине, то ли чтобы взойти куда-то и очистить карму. Но в результате Женя добрался лишь до Бибирева, где снимала однушку преподавательница йоги.

Людмила Никандровна морально была готова успокаивать и поддерживать дочь в непростой для любой женщины период – в состоянии развода. Каким бы странным, нелепым, непродолжительным или мучительным ни был брак, развод всегда дается тяжело именно женщине. Подспудно, на уровне инстинктов, она винит себя за провал, несданный экзамен по предмету «Этика и психология семейной жизни», который был введен, но не прижился в обязательной школьной программе.

Особенно тяжело, если причиной развода стала измена. Невыносимо, если изменил супруг. Для любой женщины это удар – по самолюбию, самооценке. Не просто земля уходит из-под ног, а рушится фундамент, все летит в тартарары. Людмила Никандровна знала это по собственному опыту и готова была разговаривать с Настей, сколько потребуется, объяснять, как врач и как мать. Но Настя развелась легко и особо не страдала. Точнее, вообще не страдала. И вот это Людмилу Никандровну пугало уже по-настоящему. Она надеялась, что дочь все держит в себе, не выплескивает наружу, но нет. Настя плевать хотела и на свой брак, и на развод, и на измену мужа. Она не сменила прическу, не перекрасилась радикально из блондинки в брюнетку или, наоборот, не начала худеть или толстеть. То есть не делала ничего из того, что обычно делают женщины в состоянии стресса. Разве что попросила мать пожарить ей отбивную на ужин. Йога, как и вегетарианство, стояла у нее поперек горла в прямом смысле слова.

Но опять же это никак не было связано с браком. Наевшись мяса, выбросив все безразмерные шаровары и коврик для йоги, Настя пустилась на поиски новой любви всей своей жизни. Людмила Никандровна смотрела на Марьяшу и радовалась, что внучка удивительным образом росла психически здоровой, даже слишком здоровой при таких родителях. Развивалась, как по учебнику – вовремя села, поползла, начала гулить. Даже иммунитет у Марьяши оказался таким крепким, что про нее в поликлинике говорили: «Выставочный образец». Никаких аллергий – ни на лактозу, ни на пыльцу. Людмила Никандровна, помня, какой болезненной и сложной была Настя в младенчестве, не верила своим глазам. Но Марьяша оказалась редким ребенком, приносящим только счастье, которое даже сопли и колики не омрачают. Когда начали лезть зубы, Марьяша вгрызалась в предложенные прорезыватель, баранку, морковку, кусочек яблока и тут же успокаивалась.

Настя же все еще искала смысл жизни.

Людмила Никандровна опять представила себе возможное развитие событий. Тоже ее давняя привычка, еще со спортивной юности. Нинка объясняла схему игры, и Миле важно было проиграть все в голове, представить подробно, как она отбивает, как переходит, как выглядит зал. Нинка всегда хохотала над этой привычкой подруги.

– Как будет, так будет, – говорила Нинка.

1
...