Маруся и Алые Паруса

Если при прочтении заголовка Вас, Любезный Мой Читатель, посетили аллюзии на Ассоль и ее возлюбленного Грея, гоните эти свои заблуждения прочь. Ибо речь пойдет о вещах не столь романтических. Хотя там, где есть мужчина и есть женщина, романтическая нотка неизменно присутствует. Даже если сопряжена она с изрядной долей приземленного цинизма.

Так вот. Однажды жарким летним вечером взяла Маруся книгу и отправилась прогуляться в алтуфьевский парк. Ей и правда захотелось почитать на свежем воздухе. А совсем не то, что вы подумали. Хотя известно, что встречаются охотницы, имеющие глупую привычку приманивать мужчин, пуская в ход примитивно срежиссированную мизансцену под названием «красивая я и умная на скамейке с книгой». Надевают такие выдумщицы юбки покороче, очки помассивнее, каблучки повыше да потоньше, а книжку берут такую, чтобы в ридикюль помещалась. Садятся дамочки в позу под названием «никого не слышу, никого не вижу и ко мне не подходите», ножки нарочито сексуальным бантом складывают, губки эротично поджимают и всем своим лицом изображают читательскую сосредоточенность. И сидят они так часами, страниц не переворачивая. Как только у них терпения хватает? Ведь нечасто, наверное, жертвы в такой простецки скроенный капкан попадаются. Подобный книжно-лавочный расклад, скажу я вам, – на любителя.

Тем жарким вечером народу в парке гуляло много, и почти все скамейки были заняты. Но вот, наконец, нашла Маруся отдаленную одиноко стоящую под березкой скамеечку. Расположилась она на ней, и только достала книгу и углубилась в текст, как тут же прямо над ухом услышала:

– Не помешаю?

Маруся вскинула недовольный взор на нарушителя ее читательского спокойствия.

– Кругом все занято, – извиняющимся тоном объявил нарушитель.

Был он, если не привлекателен, то вполне удобоварим. Роста невысокого, телосложения пропорционального. Что-то в его лице Марусе не понравилось. То ли тонкие губы, то ли колючие глаза в сочетании с длинным орлиным носом выявляли в его облике нечто хищное и недоброе. Однако своеобразное обаяние в мужчине определенно наличествовало. В руках он держал портфельчик типа «дипломат», внутри которого что-то периодически позвякивало.

– Не курите? – строго спросила Маруся.

– Нет.

– Тогда садитесь.

– Ну спасибо! – картинно поклонился мужчина и расположился на скамейке.

Он раскрыл свой дипломат, достал платок, протер им лоб и шею и облегченно вздохнул.

– Ну вот. Так-то лучше… Мешаю? – осведомился он у Маруси.

– В общем, да, – без обиняков ответила Маруся, демонстративно не отрывая взгляда от книги.

– А разве книга – не прикрытие?

– Не для меня, – разозлилась Маруся. – Вы мне почитать дадите?

– Ого! Похоже, Вы не лжете. Что читать изволите?

Маруся поднесла обложку прямо к носу любопытствующего.

– О! Тезку моего изволите прорабатывать! Федор Михалыч – к Вашим услугам. А Вас как звать-величать?

– Марья Васильевна, – буркнула Маруся и закрыла книгу. – Я так понимаю, почитать мне сегодня не удастся.

– Да не сердитесь Вы так, Марья Васильевна. Можно я Вас просто Марусей называть буду?

– Валяйте, – благосклонно разрешила Маруся, убрала книгу в сумку и поднялась со скамейки.

– Куда же Вы, Марусенька? Если Вы уходите, то и я за Вами пойду. Очень Вы мне понравились. Разрешите же Вас проводить!

– Валяйте, – снова снизошла Маруся.

По столичной своей привычке Маруся шла быстрым шагом, и Федор Михалыч едва за ней поспевал.

– Куда же Вы так торопитесь? Мы ведь с Вами по парку прогуливаемся, позвольте Вам напомнить!

Маруся резко затормозила. Так, что Федор Михалыч чуть на нее не наткнулся.

– Я, Федор Михайлович, при всем моем уважении к прославленному Вашим тезкой имени, с Вами гулять не напрашивалась. А коли Вы за мной увязались, то будьте добры, успевайте. Или отстаньте уже от меня совсем.

С помощью такой непочтительной речи Маруся намеревалась избавиться от навязчивого ухажера. Но Федор Михалыч оказался крайне устойчив к Марусиной неучтивости. Он от Маруси не отстал, а прибавил шагу и сопроводил ее до самых парковых ворот. А там самовольно взял ее под руку.

– Прекраснейшая Маруся! Не откажите мне в возможности выпить с Вами на брудершафт!

Маруся отстранилась и придирчиво оглядела желающего вступить с ней в фамильярные отношения. Что-то в его хищной наружности ее все-таки привлекало. Присутствовала в его несложном образе некая пикантная жесточинка. К тому же он был напорист и не сдавался. А бойцовские качества Маруся в мужчинах всегда ценила.

– Окей, – сказала Маруся. – Куда пойдем?

Вместо ответа Федор Михалыч поднял руку и поймал такси. В такси он объявил Марусе, что везет ее к себе в гости.

– Вот как? – возмутилась Маруся. – И меня не спросили?

– Да Вы, Марусенька, не пугайтесь. У меня квартира в престижнейшем и известном всей Москве жилом комплексе. «Алые Паруса» называется. Слышали, наверное?

А как же! Маруся слышала. Но ведь это совсем в другой стороне! Как Федор Михалыч в ее-то края попал?

– А по долгу службы, Марусенька. По долгу повседневной службы.

И увез Федор Михалыч Марусю далеко от привычного ей Алтуфьево.

И хотя Маруся таких приключений побаивается, ее природная любознательность порой берет верх над всеми возможными опасениями. К тому же, временами Маруся делается склонной к авантюризму (читай «Маруся-купальщица», сезон 2). В такие моменты просыпается в Марусиной душе гномик-искуситель и, озорно подмигивая, Марусю подначивает: «В паспорт-то свой давно ли, Марусенька, заглядывала? Много ли тебе еще на приключения времени отпущено? Если не теперь куролесить, то когда же?» Порой Маруся гномику-искусителю сопротивляется, а порой сдает ему свои строгие позиции. На этот раз у Маруси не было ни сил, ни желания гномику-искусителю противоречить.

Оставив Марусю в такси, заглянул Федор Михалыч в продуктовый магазин. Оттуда он вышел без авосек, зато портфель его раздулся и еще громче стал позвякивать своим содержимым.

Алые Паруса как из-под земли перед такси выросли. Красиво высились они над Москвой-рекой и ее окрестностями. И таким романтичным показалось Марусе это приключение, что сердце ее забилось в ожидании чего-то непредсказуемо-чудесного. Федор Михалыч достал золотой ключик в виде карты доступа, и все возникающие на их пути неприступные заслоны беспрекословно отворились. И дошли они таким образом до квартиры Федора Михалыча. И ее он открыл беспрепятственно. И велел Марусе проходить и чувствовать себя как дома.

Однако чувствовать себя как дома здесь оказалось непросто. Все кругом блестело и сияло. Будто и не жил здесь никто и никогда. От мебели веяло магазинным новьем, и стояла она словно никем и никогда не оприходованная. В ультрамодной хайтековской ванной, куда Маруся заглянула сполоснуть руки, ни полотенец, ни туалетной бумаги не водилось. На кухне тоже жизни не прослеживалось – ни мыла возле раковины, ни кастрюль, бывших когда-либо в употреблении. Все идеально прибрано и по-медицински стерильно.

– Вы что же, не живете здесь, Федор Михайлович?

– Редко я здесь бываю. Купил эту квартиру по случаю, сдавать вот думаю. А живу не здесь. Давайте-ка, Маруся, выпьем с Вами водочки.

С этими прозаичными словами Федор Михалыч вскрыл портфель и достал оттуда прозрачную бутылку. А вслед за ней – нарезку дешевой колбасы и дешевого сыра. Затем, к удивлению Маруси, он извлек упаковку вяленой мойвы. А потом, к еще большему ее удивлению, – пластиковые вилки и одноразовые стаканы. Завершилось действо торжественным извлечением красного винограда.

– Для Вас, Марусенька, специально.

Наблюдая за незатейливыми продуктово-посудными манипуляциями, Маруся размышляла о несоответствии ее первоначального романтического настроя этой сымпровизированной Федором Михалычем экспозиции.

Федор Михалыч разлил по пластиковым стаканам водку и потер руки.

– Ну-с, Маруся, выпьем-с! Со знакомством!

Он уже поднял стакан, но вдруг о чем-то вспомнил и, упреждающе подняв руку, достал из «дипломата» ноутбук. Раскрыл его и, порывшись в файлах, включил японские мультики на языке оригинала.

– Люблю я, забавы ради, эту муть иногда посмотреть. Надеюсь Вам, Марусенька, тоже понравится. А теперь, Марь Васильна, дернем-ка водочки!

Маруся водку редко пьет. Тем более под такую плохонькую закуску. И так ее от первого же глотка передернуло, что она закашлялась. Федор Михалыч ей по спине стал настукивать, голова у Маруси закружилась, и побежала она к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. А окно не открывается. Федор Михалыч кинулся ей помогать, но и у него не получилось. Зато виды на Москву-реку из окна открылись потрясающие, и, прокашлявшись, Маруся замерла в восхищении. Федор Михалыч этим романтическим обстоятельством воспользовался и ну Марусю обнимать да целовать. Но Маруся увернулась и искренне возмутилась.

– Да как же это Вы, Федор Михайлович, осмелились! Некрасиво Вы себя ведете!

Устыдился Федор Михалыч. Глаза и руки опустил и предложил Марусе выпить еще по глоточку в честь признания его грубой ошибки и во имя примирения.

И только он водочки в стаканы добавил, как зазвонил у него мобильный телефон. Отвечал он односложно, и Маруся заметила, что выражение его лица резко в негатив ушло. Сразу после разговора закрыл Федор Михалыч ноутбук с японскими мультиками, осушил свой стакан, да и Марусин заодно и стал все нарезки и копчености обратно в портфель укладывать.

– Надо нам, Маруся, отсюда срочно сматываться.

– Что так, Федор Михайлович? – недоумевая, спросила Маруся.

– Потом все объясню. Пять минут у нас есть, чтобы освободить помещение.

Выйдя на шикарно обустроенный бульвар жилого комплекса, Федор Михалыч расслабился и дал Марусе объяснения.

– Родственники мои из провинции пожаловали и едут сюда из аэропорта. Я им пристанище в виде этой квартиры пообещал, да совсем про их приезд забыл.

Странным всё это Марусе показалось. Но она промолчала и надумала домой возвращаться.

– Ну уж нет, Марусенька! – пресёк ее порыв Федор Михалыч. – Я так хочу с Вами поближе познакомиться, что никуда Вас отпускать не собираюсь. Поедемте в уютненькое местечко и продолжим там узнавать друг друга.

Федор Михалыч снова поймал такси и повез Марусю подозрительно безлюдными закоулками-переулками. Жилых домов здесь было мало, – сплошные обшарпанные, солнцезагораживающие заборы. Будто перенеслась Маруся из радужной и приветливой Москвы в мрачный черно-белый Петербург времен и атосферы «Медного всадника».

«Что за темные места? Совсем не романтические. Из Алых-то Парусов да во трущобы…» – поморщилась Маруся.

Такси остановилось у дома с потертой вывеской «Еда и выпивка. Круглосуточно».

За дверью Федора Михалыча встретили радушно. Видно, был он здесь завсегдатаем.

– Вам, Феденька, как обычно? – прошлепала губами дородная кумушка-распорядительница. – Закусочку принести? Там свежее постелено.

– Это она про скатерти? – насторожилась Маруся.

– Разумеется! – согласно кивнул Федор Михалыч. – Пройдемте, Марусенька, в отдельный кабинет. Там нам с Вами никто не помешает продолжать знакомиться.

Он провел Марусю в комнату, оборудованную столом, диванчиками и телевизором. Маруся огляделась и обнаружила в комнате еще одну дверь.

– Что там, за этой дверью, не подскажете?

– А там, Марусенька, сюрприииз, – расплылся в тонкогубой улыбке Федор Михалыч.

Улыбка эта Марусе совсем не понравилась. Было в ней что-то непристойное. И глаза Федора Михалыча как-то масляно светились.

– А ну-ка, Федор Михайлович, откройте эту дверь сию же минуту.

– Что Вы, Марь Васильна! Еще не время для сюрпризов!

– А по-моему, так самое время.

Подошла Маруся к двери и сама ее распахнула.

За дверью увидела она большую кровать, которая заполняла собой всю площадь тесного помещения. Перед кроватью сиротливо гнездились две пары одноразовых тапочек, – только для них место в помещении и оставалось. При виде этого ложа Марусю оторопь взяла. Постояла она так в молчании, а потом развернулась на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом направилась к выходу.

– А как же я, Марусенька?! Выпейте со мной еще водочки! – умоляюще простонал Федор Михалыч. – А я Вам свою прискорбнейшую историю расскажу.

Зеленые Марусины глаза от гнева потемнели, дышала она часто, и трясло ее от негодования.

– Куда же это Вы, Федор Михайлович, посмели меня привести?! – прошипела Маруся, в ярости своей похожая на фурию. – Сонечка Мармеладова и та, полагаю, в менее злачных местах свою печальную карьеру начинала.

– Ах что Вы, Марья Васильевна! – пал на колени Федор Михалыч. – Право, не стоит так гневаться на брошенного всеми, несчастного и замученного судьбою человека. Позвольте же мне поведать Вам мою историю!

Пикантная жесточинка с лица Федора Михалыча спала, и сделался он похожим на драного дворового кота.

– Ладно уж, валяйте, – сменила гнев на милость Маруся. – Только жалеть я Вас не буду, не надейтесь.

– Проворовался я, Марусенька, – без затей начал Федор Михалыч. – Еще пару лет назад был я при власти, знатен и богат, жил в особняке на Рублево-Успенском и ездил в авто с мигалкой и личным водителем. В общем, вел шоколадно-мармеладный образ жизни. Втянули меня недоброжелатели в махинации с бумагами, а потом подставили. Дали мне условный срок с конфискацией всего моего шоколадно-мармеладного имущества. А ведь я, Маруся, и языки знаю, и в бизнесе – асс. В странах Азии меня когда-то как родного принимали. Долго жил я и работал в Японии…

Федор Михалыч утер слезу и сел на пол, обхватив руками голову. Хищно-орлиный нос его сделался еще длиннее, глаза покраснели, и весь он как будто сморщился. Вопреки Марусиной воле, сочувствие к Федору Михалычу ее все-таки посетило.

– Позвольте, Федор Михайлович, а квартира в Алых Парусах, выходит, у Вас осталась? Не конфисковали ее, получается?

– Что Вы, Марусенька! Не моя это квартира. Наврал я Вам самым бессовестным образом.

– А чья же тогда квартира?

– Моих заказчиков. Я ведь от отчаяния курсы сантехников закончил. На хлеб себе этим нехитрым ремеслом теперь зарабатываю.

Федор Михалыч открыл портфель и продемонстрировал Марусе набор сантехнических инструментов.

– Хмм, – разулыбалась Маруся. – Так вот что в Вашем «дипломате» позвякивало.

– Оно, Марусенька, – с печальной ухмылкой подтвердил Федор Михалыч, – оно…

Маруся только головой покачала.

– Ну что ж, – сказала она миролюбиво, – пора мне, Федор Михайлович. Не нравится мне вся эта чуждая моей сути обстановка. Всего Вам доброго.

– И Вам, Марусенька. Не гневайтесь на меня. Я несчастный и пропащий человек, – вздохнул он и поднялся с пола. – И мне домой пора. Супруга заждалась, наверное.

Маруся в лице изменилась.

– Что Вы такое говорите?! Вы женаты?

– Женат, Марусенька. Не бросила меня моя благоверная. Со мной из особняка в простую московскую квартиру переехала.

Глаза Маруси снова потемнели, и голос ее осип от возмущения.

– Окститесь, Федор Михайлович! И после этого Вы с бабами по злачным местам таскаться смеете?! Да еще и меня в это грязное дело втягивать вздумали?! И не стыдно Вам распускать сопли свои лживые? Совсем противно мне теперь с Вами разговаривать.

Вышла Маруся из отдельного кабинета, быстрым шагом миновала дородную кумушку и громко хлопнула за собой входной дверью, – даже до свидания не сказала.

А Федор Михалыч высунулся в окно и кричит:

– Вы бы, Марь Васильна, взяли номер моего телефончика! А ну как унитаз потечет или кран прохудится? Я бы Вам в помощи не отказал! За весьма, между прочим, умеренную плату!

Но Маруся даже не взглянула в его сторону.

Чтобы очиститься от злачной грязи, взлетела она над Москвой, надышалась прозрачным подоблачным воздухом и приземлилась в Столешниковом переулке. Там купила Маруся себе мороженого и пошла гулять по любимой своей Тверской улице. Там она неизменно в себя приходит – как бы себя ни чувствовала.

А в Алых Парусах Маруся потом еще раз, при более романтических обстоятельствах, побывала. Но это уже совсем другая история. При случае, Любезный мой Читатель, обязательно Вам ее поведаю.

В следующей рассказке Маруся сливается с природой, чтобы раз и навсегда избавиться от застарелого комплекса