Заметив, что новость меня не обрадовала, Гвен решила, будто я не хочу с ней расставаться из-за внезапно разыгравшейся привязанности. А Патрик, как обычно, смотрел на меня с прищуром, наверняка полагая, что я снова притворяюсь, преследуя личные цели. Впрочем, чужие воздушные замки меня не особо интересовали, ведь я знала истинную причину своего расстройства. Люди вправе верить в то, что они сами придумали.

Так я осталась хозяйкой дома, столь внезапно опустевшего. Отныне ни во время приема пищи, ни вечером перед сном меня ничто не отвлекало. Времени предаваться тяжелым раздумьям оказалось более чем достаточно. Эмоции, вызванные недавними воспоминаниями, переполняли меня настолько, что я начинала разговаривать со стенами и предметами, ощущая себя брошенной и подавленной.

Кажется, я начинала понимать, что они все имели в виду, когда неустанно твердили, будто Гектора лучше один раз увидеть, и тогда я сама все пойму. Действительно, при первом же взгляде на этого человека все мои вопросы превратились в прах, который унесло ветром. И дело тут не только во внешности, а в некой совокупности всех важных черт, которые конструируют человека. Они сразу бросаются в глаза, когда видишь кого-то впервые.

Все, что я навоображала себе относительно Соулрайда, полагая, будто я эксперт в человеческой психологии и лучше всех знаю мир, оказалось так далеко от истины, что вводило в ступор. Казалось, я упускаю из вида нечто очень важное, и это не давало покоя. Испытывая потребность подробно обсудить с кем-нибудь этот вопрос, я в то же время понимала, что не сумею настолько довериться никому из моего окружения. Выразить свою заинтересованность в Гекторе означало для меня открыть всем свою самую уязвимую сторону.

Наконец, эмоциональное потрясение ослабло, и я возблагодарила природу человеческого организма за то, что у любого чувства бывает начало и конец. В итоге всегда понимаешь, что надо двигаться дальше, просто делать что угодно, лишь бы не стоять на месте. И я с удовольствием двигалась – на велосипеде по Уотербери, доставляя еду и товары в первой половине дня. Безопасный и полезный транспорт с большими корзинами на руле и на багажнике любезно предоставила мне курьерская служба «Уотербери-Хилл» в первый же день моей работы.

Гонять по городу на двух колесах мне понравилось еще сильнее, чем на двух ногах. Скорость добавляла остроты в передвижении между кварталами, которые оказались магически непохожи друг на друга. Жители Уотербери знали, что такое разнообразие. Крутя педали, я завороженно глазела по сторонам, наблюдая за тем, как сочится вокруг меня энергия этого уютного городка. Такие разные люди, но все живут одинаково полной и насыщенной жизнью. В Солт-Лейк-Сити все было иначе.

Первое время я пользовалась навигатором в своем смартфоне, но за полторы недели езды успела не только выучить Уотербери вдоль и поперек, ведь городок, в сущности, был небольшим, но и подкачать ноги, поправить осанку. Регулярный спорт ускорил мой метаболизм, я могла есть, что захочу, и не переживать по поводу веса.

Однако едва мои мысли улеглись, а душа пришла в равновесие с телом, меня ожидало новое потрясение.

Так как я нуждалась в деньгах и не слишком уставала от должности администратора, то решила забить все оставшееся свободное время, кроме воскресенья. А потому в субботу, когда в тату-салоне был выходной, я сверхурочно бороздила Уотербери на своем железном коне. С утра и до глубокого вечера за дополнительную плату.

В один из таких вечеров в «Уотербери-Хилл» поступил заказ доставить 5 коробок пиццы для шумной вечеринки на Перл-Лейк-Роуд, и этот заказ поручили мне. Ничего не подозревая, я закрепила коробки в корзине и направилась по адресу. Отыскать нужный дом не составило труда, так как уже издали со стороны небольшого двухэтажного особняка слышалась громкая музыка. Что ж, подобное со мной уже бывало. Надеясь, что дверь мне откроют адекватные люди, я оставила велосипед и позвонила.

Никто мне не открыл. Это было нехорошо. Я начинала подозревать, что кто-то собирается испортить мой последний заказ на сегодня. Убедившись, что меня просто не услышат, даже если начать колотить ногой в дверь, я решилась войти внутрь без приглашения.

В уши мне ударила волна громкой музыки вроде той, что включают в ночных клубах. Освещение было приглушенным, но я разобрала, что оказалась в прихожей, а основное движение людей происходит, должно быть, в зале. С дурным предчувствием я двинулась вперед.

Уже не раз, приезжая по адресу, особенно ближе к ночи, я оказывалась на подобных тусовках. Главное в этом шуме и толкотне было поскорее найти хозяина дома, забрать деньги и унести оттуда ноги, пока не вляпался в какое-нибудь дерьмо. Выпив, молодые люди обычно стремятся устраивать такое, что не прельстит ни одного трезвого.

Пробираясь через толпу, я задавала всем один и тот же вопрос, но не получала вразумительного ответа. Пары алкоголя навязчиво витали в воздухе, отчего у меня быстро заболела голова.

– Сара! – крикнул кто-то, заставив меня подпрыгнуть на месте. – Сара!

Голос казался смутно знаком, но из-за музыки я не могла уловить ни тембра, ни интонаций, а потому застыла и озиралась в поисках знакомого лица. Меня взяли за рукав и отвели немного в сторону.

– Билл?

– Привет! Ты тоже приглашена? А я не знал…

– Что? Нет. Скажи мне, где хозяин дома?

– В смысле?

– Где мне найти хозяина дома?! – для убедительности и подняла связку с плоскими картонными коробками.

– Что это такое? – перекрикивая музыку и наклоняясь ко мне, спросил Билл.

– Это пицца. Вы ее заказывали.

– Ты привезла нам пиццу? Серьезно?

– Я должна ехать. Пожалуйста, найди хозяина дома.

– О… Джек, наверное, сейчас очень занят наверху со своей новой пассией… Нет проблем, я все оплачу. Поставь на стол.

Я послушалась его и наблюдала, как он, не уточнив цену, достает бумажник.

– Двадцать пять долларов, – уточнила я. – И не более.

Билл отдал мне точную сумму и окинул странным взглядом.

– Так ты, выходит, работаешь?..

– Да. И не только тут. Спасибо. Вот заказ. Если замечаний нет, то я пойду.

– Останься на чуть-чуть, давай поболтаем. Мы не виделись с самих гонок. Почему ты тогда так быстро ушла? Я не успел тебе и пары слов сказать… ты ведь не сбежишь и в этот раз?

– Еще как сбегу, – ответила я и направилась к выходу.

На уме у меня вертелось одно: не влезай в любое дерьмо, которое тебя тут предложат, не влезай, пожалеешь, уноси ноги. Но Билл не собирался сдаваться и последовал за мной. Благо, что на нас никто не обращал внимания.

– Постой, хотя бы пару минут, Сара. Позволь мне представить тебя гостям, это не займет много времени.

– Какое им до меня может быть дело? Я всего лишь доставщик пиццы.

– Но здесь сегодня собрались некоторые гонщики помимо меня. Я думал, тебе это может быть интересно.

Услышав это, я замедлилась на секунду, но отбросила в сторону смелое предположение, от которого сердце в груди забилось быстрее.

– По-о-о-обереги-ись! – закричал кто-то пьяным голосом, и тут же рядом с нами пронесся здоровенный парень с обнаженным торсом и двумя деревянными стульями в обеих руках. Кажется, он изображал быка на корриде, да с таким рвением, что пришлось сильно отступить, чтобы нас не задело.

– Боже, Билл, просто покажи мне выход.

Страх, гулким эхом вернувшийся ко мне из недавнего прошлого, не утратил своей мощи. Мне захотелось забиться в угол, едва я осознала, как много вокруг меня нетрезвых парней крепкой комплекции. Я ни за что не хочу вновь пережить тот ужас неизбежности, который испытала, убегая от пьяных дружков отца с вывихнутой лодыжкой и чужой кровью на губах. Единственное, чего я хотела – это скорее выйти наружу, но ноги не слушались, а перед глазами помутилось. Я понимала, что со мной, но не могла остановить паническую атаку.

Изумленный, Билл поддержал меня, когда я покачнулась, и начал о чем-то расспрашивать. Если бы не он, я бы повалилась на пол, как безвольный манекен. Перед глазами стояли лица тех мужчин в момент, когда они ворвались в мою комнату. Это омерзительное выражение мутного сладострастия, готовности к самому низкому поступку…

Вздрогнув, я пришла в себя и оказалась уже в другой части дома. Кто-то настойчиво звал меня сквозь непроницаемую пелену, встряхивая за плечи

– Сара? Сара! Да что с тобой такое? У тебя демофобия? Надо было предупредить. Вот вода, возьми.

Это был, конечно, Билл. Я подняла на него взгляд, полный недоумения и нарастающей злобы.

– Ты зачем привел меня сюда? Мне нужно было на улицу!

Разозлившись и оттолкнув парня так, что он опрокинул на себя содержимое стакана, я отправилась самостоятельно искать выход, но нашла нечто более интересное.

На роскошном диване, увлеченный сразу двумя прелестницами, восседал Гектор. Вальяжно раскинув руки и ноги, он позволял девушкам кормить и поить себя, загадочно улыбался, шутил, льнул то к одному, то ко второму юному телу, наслаждаясь их доступностью.

Девицы хохотали, подавая местному любимцу то виноград, то орехи, то бокал красного вина. Они выглядели так, будто появились на свет именно для того, чтобы всячески ублажать Гектора Соулрайда. Это была основная функция их существования, и она приносила девушкам неподдельное счастье. Мимо дивана, на котором вот-вот должна была начаться оргия, прошел какой-то парень и сказал:

– У кого-то сегодня будет горячая ночка, да, Гектор?

Соулрайд расслабленно засмеялся, не собираясь отрицать услышанное, а во мне снова все засаднило, будто кожу до мяса свезли на груди.

– Да что за чертова хрень со мной творится, – прошептала я сама себе и зашагала прочь, не привлекая внимания.

Всю дорогу домой я боролась с болью в груди, которая мешала мне ехать, и сожалела о том, что вообще явилась на Перл-Лейк-Роуд этим вечером. Приходилось несколько раз останавливаться и катить велосипед рядом с собой, сгибаясь пополам. Отчего эта невыносимая боль? Что происходит? Как это остановить? Я больше не могу мучиться…

Трудно придумать, что может быть хуже увиденного и услышанного мною в том особняке, полном развязной пьяной молодежи, привыкшей сорить деньгами. Даже после горячего душа меня не покидало ощущение, будто я по собственной воле извалялась в самых зловонных помоях.

Негромко включив Alice In Chains – «Would», я легла на пол и задумалась, отчего в моей жизни в последнее время стало так много неприятного. Ведь, если быть честной с самой собой, куда ни глянь, везде все идет вкривь и вкось: чего ни запланируй, на что ни понадейся, а выйдет в итоге дерьмо.

Может быть, дело во мне? Но как изменить себя, чтобы жизнь изменилась в лучшую сторону? Сейчас мне кажется, что я делаю для этого все возможное, но ведь результата нет, и это начинает беспокоить.

Если ты меняешься, то и мир для тебя изменится. Чаши весов обязаны уравновеситься, это константа нашей вселенной. Может, через несколько лет я и посмеюсь над всей этой ситуацией, удивившись, как можно было страдать из-за таких пустяков, но сейчас мне очень и очень безрадостно.

Во сне мне явился Гектор. Не тот, который был в реальности, а тот, которого я хотела бы знать. Мне приснилось, что я снова на Гранж Пул Драйв – с неподдельным трепетом наблюдаю, как победитель показывается из своего болида, снимает шлем и улыбается окружившим его людям, в том числе мне. Кивая, он отвечает на рукопожатия и произносит слова благодарности, а мы все пожираем глазами его великолепие.

Долговязый, рыжий на открытом солнце и шатен в тени, с неопрятной щетиной и беспорядочными, мокрыми от пота волосами, этот мужчина в красной форме с белым номером 85 выражением лица напоминает рысь. Блестящие веселые глаза зеленовато-серого оттенка утопают в длинных бороздах морщин, выдающих его возраст, одинаково далекий от юности и зрелости. Он улыбается широкой улыбкой-оскалом, от которой видны почти все зубы, крупные и белые, как у животного. Видеть столько зубов сразу – пугающее зрелище. Пусть это и не клыки. Люди так не улыбаются. Это просто неестественно.

Как жаль, что сны не могут длиться вечно. Утром я обнаружила себя на полу и зареклась когда-либо еще затевать философские размышления под красивую музыку глубокой ночью. Невыносимо болела затекшая спина и шея, и приходилось передвигаться по дому, слегка согнувшись. Вот она, старость. Приближается.

К моему удивлению этот яркий, насыщенный цветом и эмоциями сон достаточно быстро выветрился из памяти, не оставив и следа эйфории, которую я испытывала, просматривая его. Хотя, с другой стороны, это неудивительно. Все самое приятное забывается первым. Зато в голове достаточно места, чтобы бережно хранить самое мерзкое, злое и мрачное, что с нами случалось.

Десятки лет люди помнят, как их вырвало на уроке в школе или как машина сбила их ребенка, ни с того ни с сего вспоминая об этом перед сном или в разгар рабочего дня. Чтобы воскресить дурное, даже ассоциации не нужны. Зато надо как следует напрячься, чтобы вспомнить хорошее.

За завтраком я слушала Yes – «Changes», что очень меня расшевелило. В конечном итоге устаешь мыслить негативно, да и невозможно оставаться в настроении пессимизма вечно. У меня, по крайней мере, не получалось, хотя впасть в апатию не составляло для меня труда.

А младший Хартингтон оказался не таким уж плохим парнем, каким его считает весь Уотербери. Особенно на фоне идола-Гектора, тщеславного любителя женского внимания и шумных вечеринок. В общем-то, если мы еще раз встретимся с Биллом, я готова дать ему шанс, но только на дружбу. Никого не стоит подпускать слишком близко.

Болеешь за желтого

– Хэй, давай наперегонки?

Повернув голову, я увидела кабриолет Хартингтона. Водитель лучезарно улыбался, поправляя широкие солнечные очки. В салоне у него приглушенно играла музыка, но я без проблем узнала исполнителя. Это были Survivor со своей самой знаменитой песней – «Eye Of The Tiger».

– Не мне с тобой гоняться, – с улыбкой отозвалась я.

Вместе с другими водителями я стояла на светофоре, ожидая зеленого. Двухколесный транспорт в Уотербери передвигался исключительно по проезжей части за неимением специально оборудованных дорожек для велосипедистов.

– Учти, сейчас тебе не удастся от меня сбежать. Я обгоню велосипед, и это точно.

– Не стану спорить с очевидным фактом.

– Куда ты едешь?

– Следуй за мной, если хочешь узнать.

Загорелся зеленый, и я рванула с места, не оглядываясь. Был обед, и я как раз направлялась в забегаловку на Истон-авеню. У меня было замечательное настроение, которое к тому же дополнялось хорошей погодой. Теплые солнечные деньки в Уотербери никогда не заставят тебя возненавидеть солнце и зной. Даже если температура повысится, прохладный ветер уравновесит погодные условия.

– Ты что, будешь обедать здесь? – подчеркивая последнее слово, скривился Билл, подъехав к дешевой закусочной, у которой я «парковала» велосипед.

Сам он не спешил покидать роскошный автомобиль, в недоумении глядя на меня и ожидая ответа. На что он надеялся? Будто я могла сказать: да нет же, все это просто шутка! Черт возьми, и этот сноб начинал мне нравиться? Его брезгливость вызвала раздражение.

– Не все мы тут из богатых семей, Билли.

– Я вовсе не то имел в виду. Подожди. Да постой же, – он, наконец, вышел из авто и сделал пару шагов в мою сторону, затем неуверенно покосился на ярко-желтую вывеску у меня над головой, будто оттуда свисала анаконда до самой земли. – Вон там, чуть дальше и напротив, есть хороший ресторанчик… Мы с ребятами часто туда заходим.

– Значит, нам с тобой не по пути, – стараясь не выказывать обиды, резюмировала я и не стала больше тратить время на очередное разочарование.

Усевшись за маленький столик у панорамного окна, я заказала, как обычно. Здесь ко мне уже привыкли, а потому принесли все быстро. Я не знаю, почему мне так нравилось в этой забегаловке. Она располагалась далеко от дома, далеко от обоих мест работы, но я все равно упорно приезжала именно сюда.

Дешевая еда, средняя по вкусу, грязноватые полы и окна, узкие сидения, обтянутые бордовым микровельветом не первой свежести, неудобные монолитные столики, будто припаянные к полу, старый приемник, потрескивая, играет Tame Impala – «Elephant» или что-то в этом роде. Именно в таком месте Тарантино снял бы длинный экзистенциальный диалог двух бандитов перед ограблением, и был бы, как всегда, гениален. Может, поэтому меня и тянуло сюда.

Едва мне принесли заказ, звякнули колокольчики над входной дверью, а вошедший в нерешительности замер на пороге. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто там. Спустя несколько мгновений Билл с осторожностью опустился напротив меня, затравленно оглядываясь. Ему было крайне некомфортно, и все же он пошел за мной. Но, увы, я не могла оценить этот подвиг, мне было так противно видеть его, что недовольство перерастало в смех.

– Ну и зачем? – вяло поинтересовалась я.

– Ты часто здесь… бываешь?

– Почти каждый день.

– И как тут кормят?

– Ну-у… тараканы в супе довольно свежие, – серьезно ответила я и посмотрела ему в глаза, отправляя ложку бульона в рот.

Хартингтон слегка побледнел и попытался улыбнуться, растянув свои пухлые губы. Я засмеялась, подавилась супом и тут же зашлась кашлем, отчего лицо мое покраснело, глаза заслезились, а из носа потек бульон. Волосы липли к мокрому от пота и слез лицу. Я схватилась за салфетки.

– Ты как? – Билл обеспокоенно привстал.

– У-у-у, – отдышалась я, прочистив, наконец, горло. – Больше никогда не буду шутить. С тобой.

– Так что тогда случилось? Я имею в виду, когда ты привезла нам пиццу.

– А что случилось?

– Тебе стало плохо, ты… была не в себе. Потом облила меня водой и ушла. Я просто… хотел помочь.

– А. Не бери в голову. Либо – привыкай, – я проглотила хлеб и добавила, – к странностям. Если хочешь дальше со мной общаться, конечно.

– Мы могли бы пойти в тот ресторан. Я хотел угостить тебя.

– Я не собираюсь питаться за чужой счет. Если ты голоден, можешь пойти туда и пообедать с друзьями. Я тебя не держу.

– Но почему именно здесь?

– Мне тут нравится. Самобытно. И вообще, дай поесть.

– Извини.

Взгляд Билла, направленный мне за спину, внезапно стал испуганным, как у загнанной волками косули. Подал голос потревоженный колокольчик на входе, послышались задорные мужские голоса, смех, и Билл выпрямил спину, забыв обо мне. Судя по звуку, посетители двигались в нашу сторону, потому я не стала оборачиваться, а продолжила есть.

– Эй, желтый, какого черта ты здесь делаешь? Мы тут мимо ехали пообедать, я смотрю, а твоя тачка здесь красуется. Ну мы и остановились, чтобы тебя найти. С каких это пор ты жрешь отбросы, а?

Трое молодых мужчин засмеялись, приблизившись к нашему столику. Они вели себя развязно, словно выпускники высшей школы, говорили громко и обращались исключительно к Биллу, словно меня вообще не существовало в их измерении. Хартингтон пытался отшучиваться, но в ответ получал еще больше подначек.

Я не вслушивалась в их диалог и не поворачивала головы, чтобы разглядеть прибывших. Мне претило смотреть на кого-то снизу вверх, кто бы там ни был. Боковым зрением я видела три пары ног в темных джинсах, ремни и легкие куртки-ветровки. Аппетит пропал окончательно. Отложив ложку, я уныло косилась в окно и ждала, когда уже дружки Билла уговорят его уехать с ними и оставят меня в покое.

– Гектор! – захохотал кто-то из них. – Ты что, отравиться хочешь? А чемпионат кто за тебя выиграет?

– Кто угодно, но точно не ты, можешь не беспокоиться, – весело отозвался грубоватый мужской голос, которого я не слышала прежде, но сразу сообразила, кому он принадлежит.

В груди у меня похолодело, и та самая саднящая боль вновь дала о себе знать. Не дыша, я медленно обернулась и увидела, что у кассы расплачивается восемьдесят пятый, не обращая внимания на колкости товарищей. Звук ненадолго пропал для меня, а в конечностях снова разлилась газировка, покалывая кожу изнутри.