Читать книгу «Машина эмоций» онлайн полностью📖 — Марвина Минского — MyBook.
image

Глава 1. Влюбленность

1.1. Увлечение

 
Мои глаза в тебя не влюблены, –
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно[2].
 
Шекспир

Многие люди считают абсурдом думать о человеке как о машине, поэтому мы часто слышим подобные высказывания:

Читатель: Конечно, от машин есть польза. Мы можем заставить их складывать бесконечные столбцы цифр или собирать другие машины на заводах. Но ничто механическое никогда не сумеет испытывать такие искренние чувства, как любовь.

В наши дни никто не удивляется, что машины действуют логически, ведь логика основана на простых и ясных правилах – из тех, что легко использовать компьютерам. Но Любовь, по самой своей натуре, как скажут некоторые, нельзя объяснить с помощью механики, и мы никогда не сможем создать машины, обладающие такими человеческими свойствами, как чувства, эмоции и сознание.

Что такое Любовь и как она работает? Хотим ли мы узнать о ней больше, или она из тех вещей, что мы на самом деле не хотим понимать? Давайте посмотрим, как наш друг Чарльз пытается описать свое недавнее увлечение:

Я только что влюбился в изумительную девушку. Ни о чем другом не могу думать. Моя милая безгранично идеальна – красота ее неописуема, характер безупречен, а ум невероятен. Нет ничего, что я бы ради нее не сделал.

На поверхности такие утверждения кажутся вполне позитивными, они состоят из прилагательных в превосходной степени. Но обратите внимание на одну странную особенность: сколько в этом отрывке частиц «не» и приставок «без». Очевидно, что на самом деле это отрицательные утверждения, которые описывают говорящего их человека.

Изумительную. Неописуема.

(Не могу понять, что именно привлекает меня в ней.)

Ни о чем другом не могу думать.

(Мой мозг практически перестал работать.)

Безгранично идеальна. Невероятен.

(Ни один разумный человек в подобное не поверит.)

Характер безупречен.

(Я утратил способность к критическому мышлению.)

Нет ничего, что я бы ради нее не сделал.

(Я забросил большинство своих обычных дел.)

Наш друг все эти утверждения воспринимает как положительные. Это чувство приносит ему счастье и стимулирует к деятельности, к тому же избавляет от уныния и одиночества. Но что, если большинство из этих приятных эффектов – следствие того, что подавляет мысли о том, что на самом деле говорит ему любимая:

О, Чарльз, женщине нужны определенные вещи. Ей нужно, чтобы ее любили, хотели, ценили, баловали, осыпали лестью, холили и лелеяли. Ей нужны сочувствие, нежность, преданность, понимание, влюбленность, лесть и поклонение – я ведь не слишком многого прошу, правда, Чарльз?[3]

Таким образом любовь может заставить нас не обращать внимания на большинство дефектов и недостатков и относиться к изъянам как к достоинствам, пусть даже, как сказал Шекспир, мы все же можем отчасти их осознавать:

 
Когда клянешься мне, что вся ты сплошь
Служить достойна правды образцом,
Я верю, хоть и вижу, как ты лжешь[4].
 

Мы одинаково умело обманываем себя – не только в личной жизни, но и когда имеем дело с абстрактными идеями. Здесь мы тоже часто закрываем глаза, когда речь заходит о противоречиях между нашими убеждениями. Посмотрите, что пишет Ричард Фейнман:

Это было самое начало, и идея казалась мне такой очевидной, что я влюбился в нее без памяти. И, как и с влюбленностью в женщину, это возможно только тогда, когда не слишком много о ней знаешь и поэтому не видишь ее недостатков. Недостатки проявляются позже, но к этому времени любовь уже достаточно сильна, чтобы удержать тебя рядом. Так я и придерживался этой теории, несмотря на все сложности, благодаря юношескому энтузиазму (Нобелевская лекция, 1966).

Что же на самом деле любит тот, кто влюблен? По идее, это должен быть объект его привязанности, но, если получаемое им удовольствие – это в основном результат подавления различных вопросов и сомнений, получается, что человек влюблен в саму Любовь.

Читатель: Вы пока рассуждали только о том, что мы называем увлечением: похотью и бурной страстью. Это выносит за скобки то, что большинство из нас понимают под словом «любовь»: нежность, доверие и товарищество.

И в самом деле, угасая, эта кратковременная увлеченность иногда сменяется более прочными отношениями, в которых мы делим свои интересы с человеком, к которому привязались:

Любовь, сущ. – это расположение или чувство по отношению к человеку, которое (происходя из признания привлекательных качеств, из природных инстинктов или из сочувствия) выражает себя в озабоченности его благополучием, а также обычно в удовольствии, испытываемом в его или ее присутствии и желании добиться его или ее одобрения; теплое расположение, привязанность (Оксфордский словарь английского языка).

Однако даже эта расширенная концепция Любви все-таки слишком узка, потому что Любовь – это что-то вроде слова-чемодана, в который вложены и другие виды привязанностей, такие как:

Любовь родителя к ребенку.

Любовь ребенка к родителям и друзьям.

Узы, которые связывают людей, дружащих всю жизнь.

Связи между людьми в группе или по отношению к их лидеру.

Также мы применяем слово «любовь» к нашим отношениям с вещами, чувствами, идеями и убеждениями – и не только к внезапным и кратковременным, но и к тем, которые с годами только усиливаются.

Приверженность новообращенного к доктрине или Священному писанию.

Верность патриота стране или нации.

Страсть ученого к поиску истины.

Стремление математика к нахождению доказательств.

Почему мы укладываем такие разные понятия в эти общие слова-чемоданы? Как будет рассказано в разделе 1.3, каждый из наших обычных «эмоциональных» терминов описывает целый набор различных процессов. Таким образом, мы используем слово «гнев» для обозначения самых разных ментальных состояний, причем некоторые из них меняют наше восприятие действительности, так что невинные жесты начинают восприниматься как угрозы – и повышают нашу склонность к нападению. Страх также влияет на наши реакции, но заставляет отступать от опасности (как и от некоторых слишком сильных удовольствий).

Возвращаясь к значениям слова «любовь», одно свойство кажется общим для всех этих состояний – в них мы начинаем думать по-другому:

Когда кто-то, кого вы знаете, влюбляется, возникает ощущение, как будто перед вами почти что другой человек – он думает иначе, у него появляются иные цели и приоритеты. Как будто где-то щелкнули выключателем и запустили новую программу.

В этой книге в основном излагаются идеи о том, что именно должно происходить внутри нашего мозга, чтобы вызывать такие серьезные изменения в мышлении.

1.2. Море психических загадок

Время от времени мы задумываемся над тем, как работает наше мышление:

Почему я трачу столько времени впустую?

Чем именно меня притягивают другие люди?

Почему меня посещают такие странные фантазии?

Почему мне так нелегко дается математика?

Почему я боюсь высоты и больших скоплений народа?

Почему я испытываю такую зависимость от физических упражнений?

Но ничего из этого мы понять не сумеем, не получив сначала адекватные ответы на следующие вопросы:

Что представляют собой эмоции и мысли?

Как в нашем мозгу появляются новые идеи?

На чем основываются убеждения?

Чему нас учит личный опыт?

Как мы мыслим и делаем выводы?

Короче говоря, нам всем нужно лучше представлять себе механизмы мышления. Но когда бы мы ни начинали об этом думать, мы сталкиваемся с новыми загадками:

Какова природа сознания?

Что такое чувства и как они работают?

Каков механизм воображения?

Как тело соотносится с сознанием?

Как формируются ценности, цели и идеалы?

Каждый человек знает, как ощущается Гнев, – так же как он знает ощущения Удовольствия, Сожаления, Радости и Горя, – и при этом мы почти ничего не знаем о том, как на самом деле работают эти процессы. Александр Поуп в своем «Опыте о человеке» задается вопросом: можем ли мы в принципе понять подобные вещи?

 
Тот, кто исчислил для кометы путь,
способен ли в свой разум заглянуть?
Исчисливший небесные огни
исчислит ли свои земные дни?[5]
 

Как мы умудрились выяснить так много об атомах, океанах, планетах и звездах – и так мало о механизмах сознания? Ньютон в свое время открыл три простых закона, объясняющих движение любых объектов; Максвелл обнаружил еще четыре закона для всех электромагнитных явлений, а Эйнштейн привел все эти и другие законы к еще более коротким формулам. Все это произошло благодаря решению задачи, которую поставили перед собой эти физики: найти простые объяснения вещам, которые на первый взгляд кажутся очень сложными.

Так почему же научные исследования сознания не совершили такого же прогресса за те же три века? Подозреваю, в основном это произошло потому, что большинство психологов пытались подражать физикам и тоже искать простые решения вопросов, касающихся психических процессов. Однако эта стратегия так и не помогла им сформулировать компактный набор законов, которые хоть сколько-нибудь детально объясняли бы человеческое мышление. Так что эта книга ставит перед собой противоположную задачу: найти более сложные способы обрисовать психические процессы, которые на первый взгляд кажутся простыми!

Этот подход может показаться абсурдным ученому, которого научили верить утверждениям вроде «Никогда не стоит рассматривать гипотезу, в которой имеется больше предположений, чем необходимо». Но еще хуже поступать противоположным образом – как в случае, когда мы используем «психологические слова», которые по большей части скрывают то, что пытаются описать. Например, в следующем предложении каждое словосочетание маскирует сложность его содержания:

Вы смотрите на предмет и видите, что это.

Слово «смотрите» сразу исключает вопросы о системах, которые выбирают, как именно вы двигаете глазными яблоками. Слово «предмет» отвлекает ваше внимание от вопроса о том, как ваши органы зрения вычленяют из окружающей среды различные пятна, цвета и формы, после чего относят их к разным «предметам». И сходным образом слова «видите, что это» удерживают вас от вопросов о том, как это распознавание связано с другими вещами, которые вы видели в прошлом.

То же самое касается большей части распространенных слов, которые мы используем при попытке описать происходящие в сознании процессы – как, например, когда говорим: «Думаю, что понимаю, о чем ты говоришь». Возможно, самый вопиющий пример – это использование слов вроде «ты» и «я», потому что мы все выросли на следующей сказке:

Нас всех постоянно контролируют могучие существа, скрытые внутри нашего разума, которые чувствуют, думают и принимают важные решения за нас. Мы зовем их «самости» и «личности» и верим, что они всегда неизменны, как бы ни менялись наши жизни.

Эта концепция «самости» очень полезна в повседневных социальных ситуациях. Но она мешает нашим попыткам размышлять о собственном сознании и о том, как оно функционирует, ведь когда мы спрашиваем, что делают «самости», то все время получаем один и тот же ответ:

Твоя «самость» видит мир, используя твои органы чувств. Затем она сохраняет то, чему научилась, в твоей памяти. Она генерирует все твои желания и цели – а затем решает все твои проблемы, используя твой «интеллект».

«Самость» контролирует сознание человека


Что влечет нас к этой странной идее – что мы не принимаем решения сами, а делегируем их какой-то другой сущности? Вот несколько возможных причин, по которым сознанию может показаться привлекательным подобный вымысел:

Детский психолог: В детстве вас учили различать разных «личностей» в вашем окружении. Позже вы пришли к выводу, что вы тоже одна из таких «личностей», – но, возможно, решили, что эта «личность» живет внутри вас.

Психотерапевт: Легенда о «самости» помогает воспринимать жизнь как приятный опыт, скрывая, насколько нас контролируют всевозможные бессознательные, противоречащие друг другу цели.

Практичный человек: Этот образ усиливает нашу работоспособность, в то время как более близкие к истине концепции могли бы замедлить нашу функциональность. Слишком много времени уходило бы у разума, постоянно находящегося в работе, на беспрерывное осознание всего и вся.

И все же, притом что концепция «личности» имеет свои практические преимущества, она не помогает нам понять себя, потому что не предусматривает более мелких деталей, которыми мы могли бы воспользоваться, строя теории о том, что мы из себя представляем. Представление о себе как о чем-то едином и неделимом не дает вам никаких подсказок для решения следующих вопросов:

Чем определяются темы, над которыми я размышляю?

Как я выбираю каждое следующее действие?

Как мне решить эту сложную задачу?

Вместо этого концепция «самости» предлагает только такие бесполезные ответы, как:

Мое «Я» решает, над чем размышлять.

Мое «Я» решает, каким будет следующее действие.

Мне нужно попробовать заставить «себя» приняться за работу.